На осколках цивилизации (СИ)

— Значит, тебе доставляет удовольствие видеть, как этот город рушится? — Джон задумался, покачал головой и хмыкнул. Всё у того были какие-то странности и крайности.

— Не совсем. Не из-за тебя же одного мне только ненавидеть его? Там было много и приятных моментов. Да и вообще: глупо это, привязываться к городам. Будто воспоминания — такое уж и важное!

— А что важное? — вдруг прервал его Креймер, нахмурившись. Константин усмехнулся.

— То, что ты взял из них, какие выводы сделал и что ощутил. А ностальгия — явно привилегия только слишком слабых людей! Лично я взял то, что нужно, и доволен. И больше не вспоминаю об этом городе… — произнёс и сам задумался, глубоко так… А разве не называлось ностальгией то, что делал он вчера или все эти три года? Не себя ли он сейчас так жёстко критиковал? Он выдохнул и опустил голову; благо, что в темноте не было видно всех его эмоций. Но ведь Креймеру порой и не нужно было видеть это, верно? Константин глянул: тот пристально смотрел на него, хотя его глаз почти не было видно.

— Ладно, допустим и так… Я слабый человек, — Джон видел его неуверенную, но хитрую улыбку. «Подлец!..» — неосознанно возникло в его голове яркой вспышкой. Ну, если Чес слабый, тогда он что, получается, сильный? Константин видел эту странную аллегорию, странную антитезу и метафору, что скрывались в тех решениях и словах; ведь по делу всё было наоборот, наоборот так, как это вообще могло быть. Но Константин не был бы собой, если бы вовремя не замял этот разговор…

— Я только теперь понял всю опасность нашего решения ехать на грузовике — в любую секунду в нас может попасть снарядом, и взлетим мы тогда как пташки, — Джон напряжённо вслушивался во внешние звуки, силясь услышать сквозь гулкий мотор другой шум, на самом деле куда более громкий, но поначалу — обманчиво тихий. Конечно, ставшая постоянной паранойя не отпускала, потому и казалось, что огромные корабли уже подлетали к ним — этот противный свист всегда звенел в ушах, но Константин честно старался отбросить это глупое чувство от себя. Чес пожал плечами и повернулся к нему.

— У нас выбора не было с начала этой катавасии, а сейчас и подавно. Пешком по-любому было бы не вариант, так что… нужно быть просто на чеку и надеяться на то, что нас пронесёт…

— Надеяться? — с усмешкой спросил Джон и едва сдержал смех. — Тебе самому не смешно от этих слов? Какие надежды, ты что! Глупо верить в хорошее после всего того, что с нами было.

— Ты просто отчаялся до самого конца. Я же не хочу; я хочу верить, Джон, и всегда верю в хорошее. И в тебя, — и Джон посмотрел на него и, ощутив непомерную горечь, покачал головой.

— Зачем в меня, дурак? Это более чем глупое занятие, — Чес улыбался. Константин искренне не понимал.

— Потому что всегда верил. И это не только оттого, что так было всегда — теперь я точно убедился в этом. Ты просто боишься разочаровать, потому и отнекиваешься.

— Хватит нести чушь!.. — устало, тихо, жутко неуверенно бросил Джон, решив хотя бы так закрыть тему. Креймер вновь всё понял без слов и, отвернувшись, замолчал; и Джона вновь раздражила та понятливость, тот всюду проникающий взгляд — даже сквозь толщи его дерьма в душе Чес смог углядеть лёгкое желание. Его вновь раздражало это и вместе с тем заставляло испытывать нечто приятное. Будто гордость. На деле он был благодарен Чесу за то, что тот был таким, однако не хотел признавать даже у себя в голове, и в этом-то и был его огромный минус; впрочем, даже это Константин знал, но ведь знать — полбеды.

Опять разговор зашёл в самый что ни на есть глухой тупик; лишь грузовик всё продолжал неспешно ехать по ухабистой дороге, спотыкаясь через каждые пять метров на каком-нибудь бугре. Поездка была не из лучшей; даже Джону стало плохо из-за постоянной качки, что уж говорить по Креймера, сейчас бледного, как полотно, что даже его было видно сквозь сумрак. Константин подумал, что те парни решили всерьёз от них избавиться, и если не напрямую, то вот так, по такому хитрому способу. В их памяти никогда в жизни не бывало такой ужасной дороги и таких отвратных водителей, даже когда они гоняли по лесу или по просёлочной дороге в Богом забытой деревеньке.

Чесу не потребовалось много времени, чтобы понять ещё очень давно: их хотят сжить с этого света. И если раньше хоть была какая-то гарантия того, что они попадут либо в Небеса, либо в шипящий котелок с демонами, то теперь, когда высшая сила отсутствовала уже очень давно и не вмешивалась (хотя это правильное решение), становилось непонятно, что их ожидает после смерти — может, как раз то забвение? Но этого никто не хотел. И умирать теперь никто не собирался; даже Джон. Вот поэтому, многозначно переглянувшись с напарником, последний проверил пистолет, зарядил его оставшимися патронами, которые небрежно валялись по карманам и часть их давно растерялась, и хмыкнул. Времени на достать-застрелить у них и правда может не быть — кто они против этих закалённых амбалов? Но, тем не менее, раз умирать никто не собирался, значит, всё возможно; Константин вновь припрятал пистолет. Креймер пристально следил за ним.

— Нам нужен план… — на выдохе сказал он. — На все случаи…

Джон с подозрением слышал его уверенные слова, но в противовес этому видел его бледное, почти как полотно, лицо, и вновь слишком не подходящий ему вопрос запершил у него в горле.

— С тобой всё в порядке? Выглядишь не очень…

— Укачивает от такой отвратительной езды… ничего страшного, — Чес развернулся к нему полностью и выдавил слабую улыбку. — Не просить же их ехать медленнее или аккуратнее?

— Если это нужно… — начал было Джон, не совсем понимая, что говорит, и понимая, что несёт чушь; как в тот момент он не был похож на себя! Креймер лишь усмехнулся.

— Нет-нет, не нужно лишних забот! Спасибо конечно, но, боюсь, у нас с тобой нет сейчас такого права — что-либо указывать им, — Чес отвернул лицо; Джон мог не переставая доказывать, что тот жутко смутился. Да и ему самому стало как-то не очень хорошо от своих собственных слов… будто он предавал себя и свой давно и искусно строящийся образ. И сейчас самое время что? Правильно, как всегда профессионально замять разговор!

— Сядь поближе к выходу — там хоть воздуха побольше. А над тем, что нам делать в критических ситуациях, я подумаю… подумаю, не переживай.

— Боюсь, нас обманут, а мы не успеем и пальцем пошевелить… — с трудом проговорил он, перебираясь в начало грузовика, к хлопающим дверцам. Константин с каким-то слишком пристальным вниманием выслушал его и сильно задумался; но хоть какие-нибудь очертания плана ему на ум не приходили — всё какие-то обрывки других, совсем сейчас ненужных мыслей… Так и прошли их последующие двадцать минут езды.

Ничего лучше, чем всегда быть на стрёме и держать пушку под рукой, на ум в итоге не пришло. Джон вновь чувствовал себя отвратительно: разболелось всё, тело затекло вновь, плечо запульсировало, и начало подташнивать; короче, расклеился он так, будто бы и был не мужиком. Константин понял, что просто давненько его в жизни так не встряхивало — и правда, три года супружеского житья-бытья превратили его в тряпку; то ли дело было в прошлом — тогда он за день, наверное, мог запросто спасти весь мир и ещё съездить по своим делам да убить парочку демонов. А теперь что: от одного ранения, почти бессонной ночи и трясучей езды он уже стушевался так, будто был готов помирать! Джону даже противно стало от самого себя в тот момент; если не соберётся, то навряд ли сможет спасти себя, что уж говорить про кого-то другого, сидящего здесь неподалёку.

Раз триста (без шуток, он сосчитал, но сбился на сто пятидесятом) Джон проверил пистолет, нервно перещёлкивая с предохранителя и обратно, каждый раз проверял пули, вытаскивая их оттуда, пересчитывал и вновь запихивал обратно; даже одну умудрился потерять, когда грузовик резко подскочил на бугре и все они рассыпались в разные стороны. В темноте искать было сложно, но Константин был готов даже на эту рутинную работу, лишь бы не сидеть и думать… думать о чём-то уже на сто раз передуманном и пережёванном, но таком соблазнительном; правда, потом уже становилось тошно от этих мыслей — известно, что повторение вызывает отвращение…