На осколках цивилизации (СИ)

Когда в очередной раз ящики с чем-то лёгким брякнули о землю рядом, Джон резко бросил работу и встал с места; Креймер, боковым зрением увидел он, проводил его удивлённым взглядом.

— Зачем выбрасываете ящики из грузовика? Не легче ли будет нам забраться туда и там продолжать работать? А то ведь потом придётся затаскивать их обратно…

— О, о нас не волнуетесь! — усмехаясь, говорил первый, как-то недобро переглядываясь с напарником. — Мы не настолько слабы.

— А я и не о вас волнуюсь. О нас. Больно странно это, вам не кажется? Будто поиспользовать нас хотите и пинком выбросить, как котят. Не получится провести, обмануть. Мы ещё и не такое видали. Так что-либо вы даёте зайти нам внутрь и отбрасываете свои гадкие планы, либо мы забираем уже всё открытое и уходим. И да, ваши пушки нам не страшны — и у нас есть кое-что получше, — Джон похлопал себя по пояснице, где находился пистолет; конечно, их положение было более чем провально: как он ни говорил, а почти большая часть его слов — глупое преувеличение, ведь пушка у них была куда хуже их, сил куда меньше, а дерзости зато — целый вагон, которую такие амбалы, как они, жутко не любили. Сказав это всё, Константин уже был готов обороняться, но мужики, как-то странно друг с другом переглянувшись, в итоге не сделали ничего такого, а который повыше из них добавил:

— Ну заходите. Только не разбрасывайте ничего, — Джон многозначительно глянул на Чеса — тот пожал плечами, но кивнул, хотя по его глазам понял, что так просто решиться дело сейчас не могло — не взяли здесь, так возьмут с процентами чуть позже. Но делать нечего; они встали и направились к грузовику; между тем их «собеседники» принялись затаскивать каждый ящик обратно, предварительно его осматривая и о чём-то тихо совещаясь.

Даже полностью увлечённый работой Константин замечал их гневные взгляды на себе, и, честно говоря, ему становилось не по себе и скорее не от того, что он боялся за себя, а оттого, что боялся за парня рядом: может, он сам-то и сможет выжить, убежать, подраться, придумать что-нибудь, но Чес, который едва на ногах держится от усталости и которому бы прожить свою последующую жизнь без тревог и тяжких злоключений?.. Он навряд ли сможет; поэтому Джон вёл себя крайне осторожно, так, как не повёл бы себя обычно.

Он уселся на сухой пол в грузовике, Чес устроился где-то рядом; работа продолжалась медленно, но активно; рука перестала ныть — тогда Джон понял, что труд действительно может помочь ему.

По истечении десяти минут работа была окончена, все двадцать с лишком ящиков были вскрыты; плечо, наперво вроде бы не болевшее, теперь тихо ныло, но, в общем, не доставало проблем. Константин выпрямился и окликнул мужиков, курящих рядом с грузовиком. Те зашли и стали проверять поочерёдно каждый ящик; Джон решил не выходить и Чесу приказал также остаться, положив руку ему на плечо и вновь усадив рядом со стеной. Когда проверка закончилась, хриплый прокуренный голос в полумраке ему сообщил:

— Что собираетесь брать? Какие ящики и сколько? — у него уже был готов ответ — пока открывал, приметил нужные.

— Я их отложил около стены. Мы возьмём содержимое трёх, — выражение лиц мужиков в тот момент было шедеврально и смешно: ну, кто будет так пафосно дуться из-за каких-то трёх ящиков, когда имеет двадцать? Джону стало и горько, и смешно; между тем мужики почти незаметно перебросились парами фраз, и голос почётче ответил им:

— Хорошо.

Константину не слишком понравилось это «Хорошо» — так просто и лаконично у них не решались проблемы, это можно сказать с уверенностью. Он был готов поспорить на что угодно, но знал, что за этим стоит какой-то подвох — эти парни договорились о чём-то, потому и спокойно соглашаются на всё, хоть скажи он, что хочет взять все ящики и грузовик. Он ощутимо сжал плечо Креймера, который сидел рядом с ним, и после увидел в сумраке, как тот понятливо кивнул — здесь и лишних слов не надо было, понимание между ними витало в воздухе и для них было явным. Константину тогда не было времени думать об этом, но потом, несколько позже, он вспоминал эти сцены и вспоминал не без улыбки — вот уж где точно и остро он осознал, что они как одно целое. И ведь только вчера он думал, как далёк от него Чес, а уже сегодня!.. И кто-то серьёзно может думать, что Джон и сам что-то понимает в этой ситуации? Это вызывало у него только лёгкую безумную усмешку; а вдумываться в первопричины — нет, не для него, увольте!

Мужики вышли из грузовика и направились на водительские места, перед этим бросив:

— Мы выезжаем сейчас. Поедите внутри. Створки слегка прикроем, чтобы товар не вылетел. — Пока они возились с дверцами, Джон обошёл Чеса и сел рядом с ним. Когда те закончили и отошли, Креймер скоро зашептал:

— Слышал? Проговорились: товар! Значит, где-то ещё сохранился прежний порядок и даже рынок есть. И даже не где-то, а в Ориндже. Может, есть смысл доехать туда?

— Нет. Думаю, во-первых, они не повезут нас далее Ред-Хилла, во-вторых, если мы решили направляться туда, значит, доедем и посмотрим. Я верю Анджеле.

— Она могла ошибиться… — в полумраке Джон видел слегка робкие, но серьёзные глаза: Чес уже не боялся спорить об этом, быть может, вчерашний разговор слегка расхрабрил его.

— Как и эти олигофрены. Кто знает, может, они приедут торговать, а там уже всё сравнялось с землёй? В таком случае, когда ошибаться могут все, я буду верить Анджеле. К тому же, когда она разговаривала со мной, то скрывала от своих напарников это. Значит, об этом месте знают единицы; там будет лучше, я уверен, чем в том же Ориндже или, не дай Бог, Лос-Анджелесе.

— Ладно, я согласен с тобой… — сдался как-то неожиданно быстро, будто вспомнил нечто, и теперь этот спор казался ему дурацкой мелочью, только мешающейся. Джон глянул на него: тот опустил голову и чему-то усмехался.

— Ну? Чего? — Константин не любил неизвестности, поэтому спросил резко, даже грубо. Где-то впереди захлопнулись двери, и пронзительно завёлся мотор; скоро поедут.

— Да так. знаешь, иногда я скучаю об этом городе. В нём весь я, всё моё прошлое, все мои самые яркие воспоминания. А теперь он почти скоро обратится в ничто. Если уже не обратился… — Чес вздохнул, покачал головой и как-то грустно улыбнулся. — Тебе не понять этой дребедени, верно?

— Как сказать… — Джон хмыкнул и задумался. — Я никогда об этом не думал. Но всё же этот город мне не чужой; хотя я его и не любил… как-то возненавидел потом, — вот здесь он понял, что сказал лишнее — ведь, по идее, было не так сложно отгадать причину его нелюбви к мегаполису. Однако на самом деле он не хотел признавать эту причину теперь даже у себя в голове — становилось стыдно… стыдно, непонятно отчего. Грузовик нехотя тронулся с места, перед этим глухо крякнув, и медленно поехал; створки задёргались в такт движению; дорога была плохая. Креймер пристально смотрел на него, и этот пронзительный взгляд был виден даже сквозь почти плотный сумрак. Джон знал, что он догадывается.

— Возненавидел… разве из-за?..

— Возможно. Но много о себе не думай, — Константин равнодушно откинулся на стену, запрокинув голову вверх. Да, политика несближения была нужной, серьёзной и такой правильной (почему?), но он, чёрт возьми, раз в жизни хотел довериться, сказать, наконец освободить своё переболевшее многими болезнями сердце на время; он знал, что поплатится, возможно, слишком дорого за это, но сейчас хотелось сказать правду; а ведь это и было правдой. И Джон болел этой правдой целых три с половиной года; так имеет ли он право наконец её высказать адресату?

Чес даже едва заметно отпрянул, слегка приоткрыл рот и замолчал; Константин усмехался.

— Что, удивительно видеть правду, а, Креймер?

— От тебя это всегда выглядит странно и… равносильно чему-то необычному, — Чес отвернулся и тоже опёрся о стену; теперь их качало в разные стороны, равномерно, спокойно, даже усыпляюще…

— Ну, так наслаждайся, — Константин краем глаза посмотрел на него и, встретившись с удивлённым, но явно оживившимся взглядом, подмигнул. Пару минут они помолчали; Чес прижал колени к себе и обхватил их руками. Потом не выдержал, таки спросил: