На осколках цивилизации (СИ)

Джон хотел сказать что-то ещё, но решил замолчать; хватит, а то выглядело как благодарность. А теперь эти сцены благодарности ему были ненужны и вообще встали где-то посреди горла, теперь казались жутко банальными и точно тем, что он никогда не совершит; и это несмотря на то, что сейчас как раз таки и была эта самая сцена… Мало сказать, что повелитель тьмы запутался в себе, утонул в океане своих мыслей, впрочем, даже не зная глубину этого океана, что делало всё ещё хуже; как-то так, в общих чертах, всё у него и происходило. А вы говорите — понять мысли другого человека!.. тут бы вообще научиться понимать, что внутри тебя самого…

Чес говорил ещё что-то, пытаясь отказаться, но вскоре тепло пальто и упрямство Джона, похожее на его собственное, успокоили его и заставили поутихнуть. Повелитель тьмы ощутил, что чего-то не хватает, и пошарил в близком к нему кармане — сигареты и зажигалка. Сливавшихся со стенами вокруг облаков пришлось ждать недолго; лишь слегка завистливый взгляд Креймера сопровождал эту немую сцену.

Неожиданно за окном, напротив которого они сидели, ярко сверкнула какая-то вспышка; Джон почти что механически потянул за рукав парня и едва не сорвался с места, но тот остановил его. По улыбке Чеса мужчина понял, что что-то здесь не так.

— Это молния. Обычная молния, Джон, — сдерживая смех, проговорил парень. — Всё в порядке. Это совсем не то, о чём ты думал…

— Точно? — Константин обернулся на окно и пытался пристально высмотреть ещё одну; тут раздался гром, и всё стало ясно.

— Да точно! — смеясь, говорил Чес. — Ещё днём надвигались грозовые тучи да всё никак не могли долететь. Слышишь? Дождь!

Действительно, по козырьку над крыльцом забренчали капли; после нескольких недель затворничества, скрывания под землёй Джон совсем позабыл, как выглядит дождь; воспоминания прошлых дней выглядели лишь как одна тёмно-серая масса и пыль. А тут — дождь. Сразу потянуло свежестью из выбитого окна. Через пару минут разразился настоящий ливень; где-то в правом конце их комнатушки стало капать сверху.

Джон сидел не по обстоятельствам завороженный, вслушиваясь и ещё отдалённо принимая тот факт, что это был просто дождь. Его расстроенный и повернутый на обстрелах разум не мог так запросто принять эту наивную информацию; что удивительно, Чес, переживший с ним то же самое, сумел устоять. Ну вот, опять он о плохом, то есть о себе. Мужчина выдохнул, затянулся сильнее и опёрся головой о стену. Мигом стало как-то хорошо, и ни саднящее плечо, ни какая-то тяжесть в лёгких не могли испортить эту атмосферу. Креймер рядом прекратил дрожать и, кажется, медленно клевал носом; Константин искоса на него посматривал и пытался что-то уловить в этом профиле, в этом особенном очертании, в полукудрявом локоне, что всегда непослушно спадал ему на лоб; парень мирно дремал, изредка резко просыпаясь и открывая сонные глаза: осматривал слегка непонимающе помещение и вновь впадал в дремоту. Когда просыпался, Джон всегда отводил взгляд, чтобы не попасться; но, с другой стороны, попасться на чём? Он и сам точно не знал, что хотел найти на лице бывшего водителя.

А может, как раз то, деликатно скрываемое под словом бывшим? Может, повелитель тьмы неосознанно пытался понять нечто давно канувшее в небытие? Может, он пытался понять те три года, что были постоянным туго надутым вакуумом между ними? Или заглянуть чуть раньше? Найти себя самого, какой-то свой собственный образ? Или Чеса? Да-да, того наивного паренька, который теперь неточно совпадал с новым образом? Вероятно, его он хотел откопать в своей поистёршейся памяти? Или их… какие-то с натугом называемые отношения? Джон не понимал, но смотрел, пока мог, и мысли проносились бесконечным галопом по его голове взад и вперёд, взад и вперёд… Он находил какой-то воспалённый идеал прошлого и слишком увлекался им, а потом возвращался в это безвыходное настоящее и не мог найти себе места. Что-то слишком банальное, но вместе с тем и незримо сложное (или лёгкое?) происходило с ним.

Дождь между тем не менял своего ритма; сигареты улетали за ближайший камень, как яркие кометы — также светили горящим хвостиком и двигались по неправильной параболе; горечь во рту росла в геометрической прогрессии. Всё нынче было как-то завязано на математике; впрочем, это куда проще и логичнее, чем если бы это было на эмоциях. Так-то это не давало возможности превратного расшифровывания и сохраняло рассудок. Лучше так, чем-то, что имело место быть когда-то недавно…

Но всё-таки тот образ не отпускал. Порой мужчине казалось, что именно он сам создал его и возвёл до идеала, а это, как известно, опасно по многим причинам, но потом он отбрасывал этот бред, что и было огромным минусом в его положении. Да он и сам не был дураком, отлично понимал всё это, но не мог не разочаровываться, вспоминая былое. Это было похоже не самоуничтожение; впрочем, были ли серьёзными те различия между прошлым Чесом и настоящим? Джон не хотел думать — это как будто острым кончиком ножа начинало вскрывать что-то слишком страшное внутри него. А вновь быть в глупом состоянии шока от чего-то столь неожиданного — ну, согласитесь, бред, особенно в его теперешнем положении.

Константин понимал, что отчасти эти мысли — плод его воспалённого от небольшой температуры разума. Вновь гремел гром, правда, звуки казались какими-то слишком искусственными и нестрашными в сравнении, например, с тем же грохотом от крушения дома сегодня или от бомбёжки кораблей. Но Джон даже в этом искал какой-то подвох, будто стараясь сквозь раскаты услыхать приближающийся шум кораблей, на деле — приближающуюся паранойю. «О, определённо нужно заканчивать с этими мыслями!..» — думал повелитель тьмы, прикрывая глаза и уже докуривая пачку. В очередной раз пытаясь удержать кашель, Джон таки разбудил парнишку своим глухим клокотанием в груди. Тот очнулся, протёр глаза и вновь сонно уставился за окно, кажется, проверяя, идёт ли дождь или нет, будто в этом был какой-то сокровенный смысл. Константин усмехнулся его растрёпанному виду и не преминул спросить:

— Что ж ты мучаешь себя и вторую ночь подряд нормально не ложишься?

— Да вроде… и не хочется, — выдохнул, покачав головой, и зевнул.

— Слушай, давай ты пойдёшь спать, а я подежурю. На то, что эти твари не прилетят снова, гарантий нет никаких. — Джон обернулся в его сторону и пристально посмотрел: парень вдруг стал задумчивым, тоже глянул на него и тоже как-то не пусто, а довольно серьёзно…

— Знаешь, с самого начала я хотел тебе что-то сказать или спросить тебя о чём-то… но я сам точно не знаю, о чём. Глупо, что уж и говорить, — добавил, увидев злорадную усмешку на губах повелителя тьмы. — Но я и правда пытаюсь понять что… И почему-то был уверен, что это должно спроситься ночью, потому и не уходил, иногда даже не спал. И это знаешь почему? — в глазах появился хитрый блеск. — Потому что ночью ты становишься откровеннее.

— Ну, вот ещё! — фыркнул Джон. — Даже если и правда — почему раскрыл свою хитрость? Тогда ведь я могу принять это во внимание… Даже хитрить не умеешь!

— Может быть, — вполне спокойно пожал плечами парень. — Только вот я более чем уверен, что ты продолжишь быть таким.

— Отчего это такие выводы?

Чес лишь улыбнулся. Джон не стал спорить, а лишь, после нескольких минут молчания и отдалённого грохота на улице, негромко и даже устало проговорил:

— Ложись спать. — Чес как-то не стал отнекиваться и, пододвинув подушку, лёг на неё, перед тем поплотнее закутавшись в «одеяло». Джон понял, что нужно как можно скорее усыпить парня, а то иначе за такими разговорами он может выдать много чего… и в особенности того, о чём и сам не знал. И в особенности Креймеру; и в особенности сейчас…

Но бывший водитель заснул не сразу — ворочался долго, наконец обернулся к нему; мужчина видел в густом сумраке очертания его лица, тусклый блеск его глаз, уставившихся на него. И безошибочно мог понять, что Чес хотел что-то спросить у него… Но вместо трепетно ожидаемого (даже с каким-то страхом, что было уж вообще нетипично) прозвучал нечто довольно примитивное.