На осколках цивилизации (СИ)

Вечером того же дня, в который произошёл и разговор (время стало приобретать более реальные очертания, и это не могло не радовать), Джон после разговора с Самантой (впрочем, он сам не сказал ни слова) сидел на крыльце входа на склад и смотрел в темнеющее небо. Он совсем в эти дни забыл выходить, да и сейчас сидел здесь только по наущению Чеса. На улице было так же, как и обычно; и небо было тем же, и густо-серые облака, и скрывшееся солнце, и деревья — всё то же. Только вот теперь под деревцем в десяти метрах от него лежала его девочка, его милая девочка, под этим самым слегка покосившимся крестом.

Нет, Джон напрасно думал, что тиски покинули его — теперь они были с ним навсегда. Только вот иногда давали отдохнуть, разжимаясь; теперь же, как только он коснулся обжигающей мысли, темы, те вновь сжались, сжались крепко-крепко, даже накалились, и даже зубы пришлось сжать, чтобы не заскулить, как ободранному волку.

========== Глава 14. Возвращение к точке начала. ==========

Если в Вашей жизни пошел дождь, сосредоточьтесь на цветах, которые зацветут благодаря этому дождю.

Радханатх Свами ©.

Константин встал, подошёл к могиле и выравнял крест; кто-то положил красивые цветочки на землю, а венок из них же — на воображаемое надгробие. Мужчина надрывно усмехнулся и вскинул глаза кверху — что-то их стало жечь. Нет, для него было огромной ошибкой — действительно огромной, это без усмешек и преувеличений — заводить семью, любить кого-то, заботиться. Нет, уж лучше вот так: цинично, дерзко, никого не любя. Такие люди самые приспособленные выжить; он и сам таким был, да вот что-то сбилось в его системе…

Но теперь он зарёкся точно на всю оставшуюся жизнь — и больше исключений не будет ни для кого. И тут повелитель тьмы вспомнил об Анджеле: она ведь тоже, по-хорошему, потеряла близкого человека, хоть и не родную кровь, но всё-таки… И тем не менее на её лице ни следа от горя. Джон всегда уважал её за это. Но всё-таки смерть мужа не смерть дочери; это было решающим фактором.

Нервы в последнее время подводили — а успокоиться-то и нечем. Только Константин об этом подумал, как услыхал позади себя шаги и резко обернулся, думая прогнать дерзнувшего прийти сюда, но увидал в десяти шагах от себя Чеса — тот мигом остановился и вопросительно посмотрел на него. Джон вздохнул и отвернулся вновь.

— А, это ты…

— Я помешал.

— Нет. Отнюдь.

— Но ты недавно наорал на кого-то из воспитателей, решившего сходить к могилке Дженни. Я так понял, тебя беспокоить ненужно…

— А сам пришёл… — Мужчина едко усмехнулся; парень тем временем подошёл.

— Да. Я дерзнул, так сказать. Может быть, не убьёшь. — Он усмехнулся и встал рядом, очень близко, почти что касаясь своим плечом его.

— Господи, да ты правда думал, что это правило и на тебя распространяется? Приходи, когда вздумаешь! А лучше останься со мной. Подольше.

Чес, вероятно, хотел спросить что-то об исключении, но вовремя остановился; повелитель тьмы подумал, что правильно. Ибо, честно говоря, он и сам не знал ответа на этот вопрос… Они помолчали минут пять; Джон не знал, что говорить, но чувствовал своим плечом мелкую дрожь его тела и изредка поглядывал на него, на его опущенную голову и помрачневшие глаза, слышал его тяжкие вздохи. И сам не мог поверить тому, что творилось на его собственном сердце — чёрти что, буря, ураган, шквал! Голос парня прервал что-то нараставшее в его душе и предвещающее нечто плохое.

— Можно мне сознаться в кое-чём, Джон?

— Мне-то зачем? — ухмыляясь, спросил мужчина. — Я не святой отец. И ты не на исповеди.

— Я отыскал в магазине сигареты и не смог не закурить. — Константин почувствовал боковым зрением, как Чес резко вскинул голову и пристально на него посмотрел; он сам лишь равнодушно пожал плечами.

— Я не смог. Сорвался. Как-то так. Впрочем, мне уже всё равно — нет ни Бога, ни Рая, ни Ада, никого. А все мы умрём скоро. Так что…

— Завязывай. — Константин тяжело выдохнул и прикрыл глаза. — Лучше отдай мне, а себе поищи никотиновый пластырь. Мне надобнее твоя пачка будет.

Мужчина требовательно протянул руку, и Креймер не мог сопротивляться, потому и достал из внутреннего кармана пачку сигарет. Правда, перед тем как положить, помедлил, но всё-таки сделал это. Джон мельком пробежался по названию и усмехнулся — его любимые. Как будто Чес не себе покупал, а ему; мужчине и правда не хотелось курить, но в настоящем равнодушном ко всему состоянии он не смог этого не сделать.

— Ты-то отчего так переживаешь?

— Не знаю, Джон… — говорил шёпотом, опустив голову и осторожно качая ею, причём ответил так быстро, будто давно ожидал этого вопроса. — Я увидел её в первый раз, но… она ведь совсем не жила, — его шёпот стал сдавленным, будто это давалось с трудом, — Она была просто ребёнком; всего три года! Да я себя до трёх даже не помню, а тут… — Он помотал головой и резко взъерошил волосы. — Нет, я вообще не понимаю, каково может быть тебе.

Константин лишь выдохнул, но промолчал. Вновь поднялся ветер и зашуршал в листьях дерева над ними; цветы пригнули свои лепестки, а венок слегка закачался. Джону казалось это зрелище всё невыносимее и невыносимее, поэтому он неожиданно развернулся и пошёл прочь от могилки. Чес, судя по всему, проводил его вопросительным взглядом, немного подождал и пошёл за ним; между тем повелитель тьмы уселся на крыльцо, с которого пришёл сюда, и принялся доставать сигарету. Креймер молча протянул ему зажигалку; Константин подумал о том, как тот умудрялся всё понять с полуслова, потом с некоторой горечью вспомнил о былых временах и взял в руки красную дешёвую зажигалку. Помнится, у него самого в далёком прошлом была дорогая чёрная блестящая зажигалка Zippo, которой он любил щеголять; но теперь что — теперь оставалось только это.

Джон не особо помнил, с какой лёгкостью проделал эту процедуру, но всё шло почему-то как по маслу: и зажигалка ровно легла между пальцами, как будто была его составляющей, и огонёк зажёгся сразу, и сигарета затлела буквально за две секунды, и первый вдох едкого дыма оказался не таким уж непривычным — мужчина лишь пару раз с непривычки кашлянул, а дальше затягивался как давнишний курильщик. Всё в этом было знакомо, и нет, он вдохнул не просто сигаретный дым, а прошлое — оно оказалось таким же едким, горьким, но почему-то приятным. Всё было как прежде, Джон будто бы смог этим курением восстановить прошлую картину своего маленького мирка: Чес — рядом, а сам он — курит. Ну, не так ли, как в прошлом? Правда, три с половиной пропавших впустую года застряли в его мыслях бесконечным циклом; они были не только у него, но и в глазах Креймера — они столкнулись взглядами, и парень посмотрел понимающе, но вместе с тем в его взгляде было что-то такое, говорившее «Но нет, это не совсем так, как в прошлом; этим ты свои раны залечишь не полностью». И Джон, что уж говорить, знал это. Знал, что случайной затяжкой не исправишь положения, не возвратишься туда, в беззаботный, но такой далёкий мир, не изничтожишь на душе огромную опухоль боли и не заполнишь белёсым дымом место в сердце, раньше отводимое для Дженни. Ни черта этой сигаретой не сделаешь; но мнимая ностальгия давала мнимое успокоение. Пускай так.

Чес давно уже сидел рядом, а солнце совсем ушло, и стало гораздо темнее. Облака дыма красиво рассеивались в воздухе; в лёгких приятно жгла смола, а во рту было мерзко и горько. Джон не отводил взгляда с креста и отчего-то в тот момент подумал, что ничегошеньки не помнил о том, что делал в последние дни. Это было как-то странно, а между тем прошло девять дней. «Странно…». Константин заметил, что часто стал думать лишь какими-нибудь одиночными словами-наречиями, но не больше. Да и вообще он изменился.

— Будь завтра готов к вечеру, ладно? И приведи себя в порядок… — Мужчина отчего-то провёл по подбородку и ощутил жёсткую щетину. — Воды хватит… Выйдем в семь вечера. Еду и остальное я соберу завтра…

— Я сам соберу, забудь. — Джон выдохнул дым и кратко глянул на него. — Лучше отдыхай. Я ведь в долгу.