Девяносто девять (СИ)

Аня жестом остановила ее быструю речь, и Алисия послушно замолчала. Она видела, как напряженно размышляет Аня, как оценивает услышанное и прикидывает, что можно на это ответить.

— Охотник, послушный своей женщине — плохой охотник, Хэнтэйви. В тебе живет Великий Дух, но, похоже, ты перестала слышать его голос. Открой ему свой разум, и он подскажет верное решение.

Она поднялась на ноги, и как была, обнаженная, раскинула руки в сторону. Алисия залюбовалась ее телом — сильным телом воина, изящным телом женщины.

— Истэка, — позвала Аня в темноту. — Идем. Пусть Хэнтэйви побудет наедине с Великим Духом.

Алисия осталась одна. И до самого рассвета она просидела рядом с горящим костром, вглядываясь в его пламя и вслушиваясь в голос разума.

***

Они стояли и смотрели друг на друга: она и он, она — вся подранная, хоть и умытая с утра, в оборванной одежде, с сердитым взглядом. Он — смуглый, красивый, нахмуренный.

— Ты понимаешь меня, или нет? Мне нужно увидеть друзей!

— Нет.

Это продолжалось битых полчаса: Рейвен нападала, индеец защищался, но ни шага не делал в сторону. А за его спиной находилась больница резервации, в которую Рейвен жизненно необходимо было попасть.

— Там мои друзья, ты, обезьяна! Там Мерфи, и Индра, и Вик, понимаешь? Они мои друзья!

— Нет.

Она уже практически решилась его ударить, когда неслышно подошедший охотник положил руку на ее плечо и отодвинул в сторону.

— Здравствуй, Узумэти, — он уважительно склонил голову, и индеец — о чудо! — склонил голову в ответ.

— Здравствуй, Лэпу.

Рейвен смотрела во все глаза. Оказалось, для того, чтобы ее пустили, надо было просто вежливо попросить.

— Разреши нам проведать раненых охотников, Узумэти.

И он шагнул в сторону, и пропустил их.

— Идиотизм, — ругалась Рейвен, входя внутрь выглядящей вполне современно больницы и спеша вперед по коридору. — Какие церемонии…

— Нужно уважать чужие традиции, Рейвен из Небесных людей. Иначе другие люди не станут уважать ваши.

Она открывала одну дверь за другой, и наконец нашла нужную. Там, в небольшой комнате, лежали двое — Вик и Мерфи, и если второй был без сознания, то первый улыбался, сверкая голубыми глазами.

— Вик! — Рейвен бросилась ему на шею, и он заорал: она задела больные ноги. — Господи, как я рада. В этом месте до черта мудрости и очень мало здорового цинизма.

— Тогда ты пришла по адресу, — он осторожно оттолкнул ее и кивнул на стоящий у койки стул. — Если, конечно, тебя устроит циничная мумия.

Она засмеялась и села, разглядывая его. Выглядел он по-прежнему не очень, но аппаратура, подключенная к его телу, внушала уважение и давала надежды на лучшее.

— Мне всю ночь ставили капельницы и кололи какие-то мерзкие уколы, — пожаловался Вик. — Но, если честно, после поездки на их адской машине это было даже не больно.

Рейвен вспомнила, как ехала на мотоцикле с одним из воинов Ани, а второй — Лэпу — вез на своей спине Индру. Вспомнила, как они догнали еще несколько мотоциклов, и как она кричала от радости, увидев таким же странным образом пристегнутого к чужой спине Вика. Вспомнила, как уже в темноте они въехали в резервацию, и раненых немедленно унесли, а ей самой дали напиться и отвели к роднику, а после — в шатер, где она свалилась без сил и немедленно заснула.

— Ты видела Розмари, Маркуса и остальных? — спросил Вик.

— Да. Маркус все еще спит, Нейт тоже, а Розмари я встретила, когда шла сюда — она куда-то спешила. Вик, неужели это финал? Неужели мы дошли?

Он усмехнулся.

— Смотря что считать финалом, Рейвс. Если чистую постель и шансы на жизнь — то, думаю, да, мы дошли.

Она взяла его за руку и погладила заживающие царапины.

— Это так странно: быть здесь и знать, что мы в безопасности, и никуда не спешить, верно?

— Да. Но что-то мне подсказывает, что слишком долго эта благодать не продлится.

***

Всю ночь Элайза так и не смогла сомкнуть глаз. Она лежала на жесткой кровати, глядя в потолок, и пыталась понять, что ей теперь делать.

Алисия не возвращалась: то ли не хотела теперь спать с ней в одном доме, то ли ушла к Ане обсуждать будущую войну. Опять — войну. Снова и снова, бесконечно, безжалостно.

Но если в прошлой жизни — Элайза теперь хорошо это знала — речь шла об уничтожении ее народа, то теперь Алисия собиралась уничтожить всех, кто остался на побережье.

«Да, но разве они — не мой народ тоже? — подумала она. — Разве не я говорила, что для меня больше нет и не будет чужих и своих, а будут лишь живые и мертвые?»

Она представила себе огненный вихрь, накрывающий Лос-Анджелес, Сан-Франциско, Санта-Барбару. Представила, как гибнут в этом огне люди — живые люди! А ведь среди них наверняка есть и старики, и женщины, и дети. И она действительно собирается сжечь их всех? Всех до единого?

«А если бы она сказала, что хочет уничтожить только Люмен? Что бы ты ответила тогда?»

Элайза не знала. Что-то в ней всеми силами противилось такому решению, говоря: «Мы не можем быть такими же, как они». А другая часть кричала: «Убить их всех. Всех до единого».

Джаху, и Коллинза-старшего, и всех, кого они привели с собой, всех, кто поливал смертельным огнем жителей Люмена, всех, кто бросал гранаты в беззащитных людей, всех, кто пришел не с мечом, но с автоматами.

«Кто я такая, чтобы решать? Как я могу решать, кому жить, а кому нет? Я не бог. Пусть он решает».

Утром к ней пришла Аня. Принесла одежду — очередные брюки и рубашку, и — что порадовало куда больше — белье и носки.

— Мы отправляемся в резервацию, Викэхэйда, — сказала она строго. — С вами останутся воины для охраны, они проводят вас, когда вы будете готовы.

— Что? — удивилась Элайза. — Готовы к чему? Почему мы не едем с вами?

— Так решила Хэнтэйви.

Даже не переспрашивая, было ясно, о ком речь. Значит, Алисия решила задержаться здесь? Зачем? Чтобы снова спорить, снова приводить друг другу аргументы и снова не найти общего решения?

— Она сильная женщина, Викэхэйда, — сказала Аня перед тем как уйти. — Но и ты сильная тоже. Когда сталкиваются два Великих Духа, это может привести либо к войне, либо к любви. Сделай верный выбор, и Духи всегда будут на твоей стороне.

Элайза снова осталась одна. Она посмотрела на стопку одежды, аккуратно сложенную на диване, и поморщилась: не хотелось надевать все это на грязное тело. Кажется, в комнате, где она пыталась заснуть, было полотенце — она проверила свою догадку и действительно нашла его — старенькое, вытертое, но, кажется, чистое. Повесила полотенце на шею, взяла одежду и вышла из дома.

На крыльце ее ждали: Йонас и двое лучников приветствовали ее легкими поклонами. Она ответила тем же и пошла к озеру, стараясь не смотреть на мотоциклы, один за другим отъезжающие от кэмпинга.

Хотела ли она уехать вместе с ними? Она не знала. Но выйдя на берег озера, порадовалась, что Алисии там не было.

— Отвернитесь, — попросила, укладывая одежду на землю и расстегивая пуговицы рубашки.

Йонас покачал головой.

— Командующая велела не спускать с тебя глаз, — объяснил он в ответ на удивленный взгляд Элайзы.

Ну и черт с ней. Хочет, чтобы на ее голое тело смотрели трое мужиков — пусть.

Она быстро сняла рубашку, стащила ботинки и брюки и с вызовом посмотрела на Йонаса. Тот старательно отводил глаза, скулы его порозовели, а губы сжались в узкую полоску.

Элайза усмехнулась и вошла в воду. Cолнце уже вовсю светило над головой, но вода еще не прогрелась и обжигала кожу тысячами иголок.

— Эй, Йонас, — крикнула она, погружаясь по плечи. — У тебя случайно нет мыла?

Ей нравилось его дразнить, но она не ожидала, что один из лучников немедленно отправится к домам и вскоре вернется с куском ароматного, пахнущего клубникой, самого настоящего мыла.

Счастью ее не было предела. Она вымыла волосы, старательно намыливая их, а после принялась водить бруском по телу, шалея от ощущения чистой кожи под пальцами.