Десять затяжек (СИ)

Об этом сейчас почему-то задумался Чес, толкая тяжёлую и железную, безвкусно сделанную под старину дверь. Она никак не вязалась с полусовременным интерьером внутри; казалось, что бар обставляли вообще люди без элементарных знаний дизайна. Здесь ажурные подсвечники, там уж виднеется блестящий шар под потолком, столы и стулья — все сплошь из разных наборов, про посуду и скатерти говорить вообще нечего; а сама барная стойка была вообще будто бы выдолблена в Средневековье из камня и кое-как дожила до наших дней. Впрочем, само помещеньице было довольно приличных размеров для такого рода заведений; в распоряжении были даже два следующие этажа для… а в общем, понятно для чего. Бар назывался «Диана», а отчего так, а не по-другому, вообще неизвестно. Правда, постоянно не горели одна либо две буквы, поэтому и запоминался бар каждый раз по-разному: то Дина, то Дана, то Дна. Снаружи это было неприметное здание, но внутри… говорят, это было одно из рентабельных заведений в районе. Весь первый огромный этаж делился на разные зоны: танцпол, сам бар, столики, пару шестов для стриптиза. Здесь всегда было темно, казалось, окон нет, дым плавал вечным, не ослабевающим облаком под потолком, ибо курили здесь безбожно, лишь подсветка как-то разбавляла это царство тьмы и бесконечно льющегося спирта. Днём в баре было довольно спокойно, но по-прежнему многолюдно; можно было представить, какие вакханалии начинались ночью. К тому же, Креймер пришёл ровно в то время, когда основное веселье заканчивалось и усталые пьяные гости отправлялись по домам. В зале тихо звучала клубная музыка, уборщицы, лениво зевая, убирали горы мусора с пола и со столов, бармены сонно пересчитывали купюры и изредка протирали стойку в одном и том же месте, а подсветка в виде разрозненных синих кружков как-то печально остановилась на танцполе и некоторых столиках рядом. Кроме него, в зале было человек десять, но все выглядели напрочь уставшими и либо курили, либо тихонько тянули из стакана водку. Запах перегара был Чесу больше неприятнее, чем запах сигаретного дыма… хотя он, как вошёл, сразу поморщился, определив, что курили здесь весьма посредственный и дешёвый табак.

Креймер прошёл к бару; молодой, с грубыми чертами лица парень кинул на него удивлённый и презрительный взгляд, потирая какой-то бокал вот уже как минут пять. Чес присел около стойки и сказал:

— Джину, пожалуйста, — кажется, это «Пожалуйста» было слишком неуместным в таком случае; бармен кинул на него теперь уже насмешливый взгляд и достал ловко откуда-то маленькую бутылочку из тёмного зелёного стекла и рюмку. Креймер отсчитал нужное количество денег и положил их на стойку; если бы он пил джин каждый день, то через две недели такой роскоши стал бы совсем бедняком, ибо джин здесь славился отличным вкусом и хорошим качеством, а также заоблачной ценой. Чес схватил бутылку и рюмку и направился к ближайшему столику. Сев за него, он стал с интересом оглядывать присутствующих здесь. Слегка впереди него сидели два мужика, вдрободан напившиеся, но не хотевшие езжать домой; сейчас они что-то негромко обсуждали, заливая каждое предложение рюмочкой. Чуть поодаль и немного влево сидел тоже какой-то парень, слушавший музыку и спавший на своей руке; было странно, что его не выгнали, как и всех засыпающих в клубах. Это были все люди, что находились перед Чесом; посмотреть, кто позади, удалось не слишком хорошо, ибо было темно и неудобно. Да даже лица этих мужчин он не смог увидать из-за сумрака и смрада в помещении, но, кажется, за его спиной сидели в разных углах тоже какие-то в нетрезвом состоянии парни и даже пару женщин — ещё красивых, но уже переходящих в такую стадию, когда ночные тусовки и безмерное количество алкоголя начинают сказываться на их внешности. Но все они были на приличный порядок лет старше Креймера. А сам он точно и не знал, на что надеялся. Просто в душе было какое-то волнение и жуткое напряжение, перемешанное с недовольством, которое ему надоело глушить собственной мужественностью. Хотелось дать себе слабину хотя бы сегодня, когда было странное предчувствие, будто Джона у него забирает неведомая сила… Ах, мы и забыли про это сказать, но в последние два дня его не покидало чувство, что должен прийти скорый конец их затяжкам: то ли по его собственной вине, то ли по вине Константина, то ли в силу внешних обстоятельств…

Но это уже прошлое — после первой рюмочки славного джина в голове мгновенно прояснилось, мир стал казаться более светлым, а проблемы решились какими-то глупыми успокоительными словами. Настроение поменяло свой знак с минуса на плюс, и окружающее заиграло новыми красками; Чес ощутил себя так, как никогда за последний год не ощущал — было хорошо, тепло во всём теле, да и джин уже перестал с непривычки казаться противным и горьким, даже хотелось выпить его весь и за один заход. Некоторое время Креймера останавливали воспоминания прежних буйных лет, из-за которых он вляпался в сомнительные мероприятия, но вот уже была мягкосердечно разрешена ему вторая рюмка, а через минут двадцать — и третья… Чес, кинув блуждающий взгляд на ополовиненную бутылку, звонко икнул и повертел мутную рюмку в руках, чуть не разбив её, однако поймав коленями. В голове уже приятно шумело, тепло в теле превратилось в жгучий жар, будто бы в необъяснимую энергию, которую хотелось куда-то растратить, а на столе давно появились всё те же, неизменные пачка с сигаретами и зажигалка. Было острое желание закурить, но что-то его уже опьяневшую голову всё-таки останавливало… чувство долга? привязанность к привычному? что-то иное? Чесу было не до этого, однако факт оставался фактом: курить в одиночку он отказывался. Соображал он мало, по большей части неправильно и скомкано, всё в каком-то иллюзорном, перевёрнутом виде. Он был готов сейчас на самые отчаянные поступки, но только не на «закурить». Хотя это как посмотреть… если уж слишком сильно на него повлиять, то возможным становилось и это.

Креймер чувствовал какое-то неудовлетворение внутри себя; ему впервые в жизни захотелось поиметь какую-нибудь шлюшку с третьим размером груди и аппетитными бёдрами прямо здесь, на столе, при всех. Ну, или растратить свою пылающую энергию другим способом, однако никакого иного, кроме секса, в мире придумано не было. В особенности для пьяных, коим раздумывать трудно, а следовать примитивным желаниям — легко. Однако никого подходящего рядом не было, а умениями пик-апа Чес не обладал, поэтому и приходилось ему, стиснув зубы от злости, заливать в себя оставшийся джин. Его мысли были частью светлы, а мир представлялся сказкой, правда, с каплей горечи, но всё же сказкой; вскоре сказка наступила уже не в его мыслях, а в реальности — будто по какому-то мановению волшебной палочки в поле зрения вдоволь напившегося Креймера появилась сексапильная красотка. Рассмотреть её хорошенько не удалось, она лишь лёгкой рысцой пробежала через зал к другой двери служебного помещения; Чес сумел заметить лишь её гибкий стан, прекрасные формы и шикарные волосы, завязанные в конский хвост и несущиеся за ней шлейфом. Судя по всему, она — стриптизёрша; он определил это, ясное дело, не по названию двери, за которой она скрылась и куда имели доступ только рабочие клуба, а по её каким-то мелким, но слишком соблазнительным движениям — как она легко ставила ножку, как плавно наклонилась, забрав со стола что-то, как повела своей головкой в сторону что-то крикнувшего ей бармена… Как только она убежала, Креймер ясно понял для себя, что безумно хочет её, хотя и не видел её толком.

Джин сделал своё, это уж точно: всё было будто бы в каком тумане, подсветка начала кружиться, но не в реале, а в его голове. Было настолько хорошо, что от понимания этого становилось дурно. Чес чувствовал, что готов покорять горы, несмотря на свою малую выносливость, готов кататься на американских горках (которых он, к слову, боялся до жути и обходил за километр) и готов всё-таки соблазнить ту красотку, хотя в жизни отличался сильной робостью по отношению к девушкам. Он ощущал в себе до этого невиданные силы и считал, что, имея только их, сможет сделать абсолютно всё; а какие-то ошибки прошлых лет успешно забылись и остались занавешенными новыми чувствами и эмоциями. Креймер уже хотел было встать и идти начать делать хоть что-нибудь, как чудо резко произошло перед его глазами: та самая девушка выпорхнула из комнатки, причём не в переносном значении слова, а практически в буквальном — наряд на ней показался икающему и с глупым выражением сидящему Чесу похожим на бабочку. Но и это было не всё — сегодняшние чудеса продолжались. Он даже удовлетворённо подумал: «А после алкоголя живётся счастливее!», хотя думать тогда особо не мог, а уж вспоминать сделанные выводы во время такого состояния — и подавно. Девушка свернула к его столику и, повернув зачем-то голову в сторону барной стойки на пару секунд, смелее продолжила свой путь, хотя до этого робостью явно не отличалась. Она шла дерзко, покачивая бёдрами и пошло улыбаясь. С её приближением Чес мог разглядеть её лучше, но не разглядел из-за того, что глаза отказывались фокусироваться на чём-либо определённом, а будто хотели обхватить сразу всё и понемножку. Достижением Креймера было хотя бы то, что он перестал икать; а глупое выражение лица и безумно блуждающие глаза с вполне себе понятным желанием никто не отменял.