Ожидание

— Значит, ты тоже умер Володя? А когда, я и не знала! — хотелось сказать ей, но вдруг всё стало расплываться, стало исчезать, и мужской голос закричал откуда-то издалека:

— Ника, очнись! Ника! Страшная боль в животе заставила опять раскрыть глаза, и она увидела прямо над со- бой лицо Володи.

— Володя! Это ты! — чуть слышно прошептала женщина, но новая волна боли резанула её по животу, и дико закричав, она вцепилась в сидевшего перед ней мужчину.

— Скорую! Вызовите скорую! Её в роддом надо! Срочно… — слышала Ника чужие го-лоса, но они её мало интересовали.

Она смотрела на того, единственного мужчину, который нёс её сейчас на руках, бережно прижимая к себе. Волна боли прошла, и ей было хорошо! Спокойно и совсем не страшно! И только одно она бы спросила у него:

— Зачем и отчего, на его ресницах висят капли воды похожие на слёзы.

Ведь она знает, он не должен плакать. Он мужчина. Он всегда был и останется для неё настоящим мужчиной!

Она потеряла ребёнка, и, кажется, чуть не умерла сама. Никто ничего ей не говорил, но по некоторым красноречивым взглядам, обрывкам из разговоров, шушукающихся сосе-док по палате, она чувствовала это и понимала. Даже предупредительно- вежливое от-ношение к ней всего медицинского персонала, и "нежная" заботливость врачей, говори-ло о том, что вся эта забота так или иначе связана с Володей.

Однажды в палате появился важный милиционер и начал её выспрашивать о мужчине, напавшем на неё, и о каких — то с ним отношениях. Но Ника притворилась, что ей стало плохо, а ей и в самом деле стало плохо, потому — что она боялась вспоминать ту страшную ночь. Медсёстры сделали ей успокоительный укол, милиционер ушёл, и, слава Богу, по-том её больше никто не тревожил этими гадкими воспоминаниями.

А через пять дней Нику выписали. Она переодевалась в маленькой комнатке на пер-вом этаже. Подойдя к зеркалу причесаться и поправить одежду, она опешила, увидев своё отражение. Худая, с запавшими глазами, горевшими лихорадочным ярким огнем на блед-ном лице, она была незнакома сама себе. Она была другой, и кажется даже, что чёр-ные блестящие волосы, оттенявшие эту бледность, и такие же черные дугообразные бро-ви, придают её лицу что-то трогательно беззащитное, открытое, и вместе с тем по де-вичьи гордое и непримиримое.

— Красавица! Недаром мужик даже на беременную полез! — вдруг донёсся до Ники ти-хий шепот двух пожилых санитарок, стоящих в коридоре, и смотревших в раскрытую дверь комнаты.

Ника резко развернулась, и быстро пошла прочь.

— Женщина подождите! Ваши вещи! Заберите ваши вещи! — пронзительно закричала одна из них.

Ника взяла протянутую ей сумку, и, попрощавшись, пошла к выходу. Там, за стеклян-ной дверью стоял он, её Володя! Он стоял возле красивого белого автомобиля и напря-женно всматривался в стеклянную дверь. Он ждал её, Нику!

И она пошла навстречу ему, как будто жена шла к своему мужу, а он словно муж, встречал её у дверей роддома. И пусть не было в его руках огромного букета цветов, а у неё не было в руках маленького тугого свёртка. Пусть! Всё равно в их глазах светилось счастье, счастье, которое ни с чем не спутать в этой жизни, и ни с чем не сравнить!

Они ехали долго. Уже почти час. Молчали. О чём можно было говорить! Всё и так по-нятно, и, кажется всё давно уже сказано. Ника закрыла глаза, откинувшись на мягкое сиденье. Вдруг машина качнулась и остановилась. Ника открыла глаза и увидела в ма-леньком зеркале Володины глаза. Он смотрел на неё внимательно и серьёзно, и Ника, улыбнувшись, тихо произнесла:

— Всё в порядке! Всё хорошо!

Она не лгала. Ей, в самом деле, было хорошо. А как должен чувствовать себя человек, вернувшийся с того света? Именно так! Расслабившись, она наслаждалась тишиной и спо-койствием, ибо нет ничего в этом мире более дорогого, чем эти два состояния.

— Ведь именно тишина и спокойствие, в сочетании с красотой и создают гармонию на-шей жизни! — так думала эта женщина, полулежа на мягком сидении.

Наконец автомобиль сбавил ход и остановился. Володя вышел из машины, обошел кру-гом, и, открыв дверь, протянул Нике руку. Она молча подала свою, и он помог ей вы-браться наружу. Не отпуская её руки, он потянул Нику за собой, и она покорно пошла за ним, удивленно оглядываясь вокруг.

Они шли по мягкой зеленой траве, и Нике хотелось скинуть босоножки, и ощутить при-ятную свежесть трав. Но она понимала, что сейчас этого делать нельзя, и поэтому лишь молча шла за Володей, увлекаемая им всё дальше и дальше, вглубь большой поляны.

— Вот мы и пришли! — наконец произнёс Володя и отступил в сторону.

Ника увидела перед собой огромные заросли колючих кустов чертополоха. Розовые цве-ты, распустив свои колючки, казалось, с удивлением смотрели на этих двух странных лю-дей, появившихся так неожиданно в густых непроходимых зарослях.

— Ну, не боишься? — спросил мужчина, расстёгивая рубашку, и сбрасывая её тут-же на траву.

— Нет! — ответила женщина.

Руки её потянулись вверх, и тяжелый узел волос упал и рассыпался по её плечам рос-кошным черным покрывалом. Взявшись за руки, они шли по полю, не отворачивая ли-ца от колючих цветов, не вздрагивая от соприкосновения с зелеными колючими ветками, не останавливаясь даже тогда, когда жесткие круглые шарики, вцепившись в черные длинные волосы женщины, тянули их к себе, словно стараясь оставить себе на память эти тонкие черные нити. И когда, наконец, мужчина и женщина вышли из зарослей чертополоха, то мужчина сорвал нежно- розовый цветок, и, подавая его женщине, прого-ворил:

— Пусть моя любовь, словно этот цветок, будет вечным чертополохом!

Женщина грустно покачала головой, затем, склонившись к колючему цветку, вдохнула в себя тонкий аромат, и, улыбнувшись, тихо сказала:

— Пусть хранят нас от бед и печалей эти маленькие колючие цветы!

А потом они шли обратно к машине, молча ехали назад, и только лишь перед городом, остановившись на обочине, Володя повернулся к Нике и сказал:

— Как много мне тебе хочется рассказать! Начиная с той минуты, когда я понял, что потерял тебя…

— Разве это теперь так важно? — грустно глядя ему в глаза, спросила Ника. — Зачем тревожить старые раны. У меня дети, муж…

— Муж? Тогда почему, почему он оставил тебя одну в таком положении…

— Он уехал по делам!

— Ника, я не понимаю. Как можно, оставив беременную жену, уезжать неизвестно куда?

— Но ты же тоже оставил свою жену!

Володя глянул Нике в глаза, хотел что-то сказать, но затем, вытащил сигареты и закурил.

— Мы не виделись с тобой четыре года. Почти каждое лето, пусть на несколько дней, но я приезжал в Керкен…ради тебя и…дочери. Каждый вечер я приходил в Яр, и ждал… ждал! А потом, не выдержав, ехал сюда в город…

— Ты приезжал сюда? — изумленно спросила Ника.

— Да! Я знал, где ты работаешь, знал твои дни работы, дни отдыха. Я знал, где ты жи-вёшь, какой дорогой ходишь в детский садик. Я ходил за тобой как тень, и желание бро-ситься к тебе, обнять, зацеловать, боролось в душе моей с моим спокойным холодным ра-зумом. Я боялся навредить тебе, я боялся подойти к своей дочери и даже заговорить с ней, только ради того, что — бы не смутить твоё спокойствие!

Володя долго раскуривал новую сигарету, чиркая зажигалкой, которая почему-то не хо-тела зажигаться. Руки его мелко дрожали, но, наконец, сигарета зажглась, и Володя жад-но сделал затяжку.

— Ты поступал правильно! — ответила, наконец, Ника, глядя куда-то в сторону.

— Но неделю назад приехала Лена с детьми. До этого я ждал тебя, но потом понял, что ты опять не приедешь. Я решил не ехать сюда в город, хотя два часа быстрой езды это почти ничто…

Володя, быстро глянув на Нику, нервно смял окурок и выкинул его в окно.

— Я видел дочь, и даже разговаривал с ней.

— Ты говорил с Герой? — обеспокоено глянула Ника на Володю.

— Да! Это ведь и моя дочь, правда? И она уже достаточно взрослая… Но дело не в этом.