Змееныш

а совсем другая цель.

…Люгер открыл глаза, но не увидел ничего, кроме темноты. Воздух был спертым, и остро пахло лошадьми. Слот плавно покачивался в каком-то закрытом экипаже; он слышал стук копыт и дикие вопли кучера.

Он попробовал пошевелиться и понял, что у него связаны руки, а на голову надет мешок. По крайней мере руки и ноги не были отморожены. Где-то напротив рта в мешке была проделана небольшая дыра – кто-то проявил трогательную заботу о том, чтобы пленник не задохнулся.

Постепенно он припоминал все, что происходило с ним вплоть до того момента, когда он набрел на неизвестную деревню. Он вспомнил даже кое-какие отрывочные видения, угнетавшие своей жуткой недосказанностью. Например, существо с обнаженным телом Сегейлы и огромной головой черного лебедя. Голова тянулась к нему, словно для поцелуя, и в желтых лебединых глазах Люгер вдруг увидел собственное отражение – у него отсутствовала правая кисть и левая стопа. Из раскрытого клюва птицы веяло могильным холодом, а вокруг был заснеженный лес, в глубине которого кричал ребенок.

Бесконечно повторявшийся тоскливый крик вначале казался нечленораздельным, но потом Люгер понял, что какая-то маленькая девочка зовет своего отца. Почему-то этот зов вселил в него парализующий ужас…

Он видел и свою гадательную колоду, лежавшую под запыленным пустым зеркалом, – колоду, принявшую в себя уже слишком многое из его судьбы, чтобы лгать. В этой части его видения были очень яркими, и может быть, кое-что происходило в действительности.

Он вызвал образ своего родового дома и увидел его почти таким, каким тот был на самом деле, если не считать некоторых магических оттенков вроде кровавых или черных пятен на тех местах, где кто-либо когда-либо умирал за несколько истекших столетий, а также голубого свечения у входов в жилища духов и безусловно враждебного мертвого зверинца, сплошь состоявшего из одних только чучел…

Связь с колодой была слабой, но непрерывной. Он отыскал ее в одной из своих комнат – при этом дом медленно вращался в темноте под ним, а дух Стервятника находился одновременно снаружи и внутри.

Колода лежала под большим зеркалом, и чьи-то чужие руки стали раскладывать на нем карты. Впрочем, эти руки были знакомы Люгеру, но он не мог вспомнить, кому они принадлежали, что причиняло ему мучительное неудобство.

Он сразу видел выпадавшие карты, отражавшиеся в зеркале, поэтому никакого гадания не состоялось. Элемент случайности был исключен, осталась одна только предопределенность. – Не спасало даже то, что фигура Строгого Оракула не была соблюдена, и карты оказались выброшенными в гораздо более сложной последовательности. Кроме того, Люгер видел вообще незнакомые ему изображения, возникавшие под влиянием мокши. Именно они были самыми жуткими. Запечатленные в них образы оставались неуловимыми, как предчувствие, и неотступными, как повторяющийся кошмар.

…А потом Оракул начал действовать.

В новом, мрачном орнаменте блуждающий взгляд Люгера наткнулся на карту, которая когда-то обозначала