Эсхатология

— Как романтично, — лишь сухо заметил Вета и задернул штору, но Сандр был слишком погружен в собственные внутренние переживания, чтобы уловить иронию.

За полдень войско все еще было на марше. Может ему не доставало численности, зато с лихвой хватало сплоченности и выучки, многие просто горели желанием поквитаться с давнишними притеснителями и исконными ворогами, а присоединявшиеся по дороге лихие разъезды вассальных племен и воровских вертепов в законном расчете на поживу — грабить, насиловать и поджигать. Обожая и слепо повинуясь повелителю, который не удосужился сообщить об истинной подоплеке необходимости столь дальнего похода, ибо не посчитал нужным.

— Не понимаю, почему бытует мнение о вредоносном влиянии луны? — задумчиво теребя редкую бородку пробормотал Сандр, когда ранний месяц бледным мазком замаячил на небосводе, не смотря на то, что еще было довольно светло. — Что страшного в ее белизне, том круге где пятна сливаются в абрис как бы застывшего в пароксизме боли лика? Лично мне не ведом страх, и я люблю ночное светило.

— Любовь, — назидательно заметил Вета, поневоле услышав монолог, — чересчур часто неизлечимо ранит сердце, влечение — низшие органы, но и то и другое равно поражает разум. Куда как проще ненавидеть! Все твои несчастья из-за пресловутой любви, разве до сих пор ты этого не заметил?

— А старый брюзга пробудился, — насмешливо отозвался Сандр. — Хватит меня подначивать, те же самые слова равно как могут быть обращены и к тебе.

— Я знаю, — ни чуть не умоляя своего достоинства согласился Вета.

Меж тем караван продолжал обессилено тащиться, спотыкаясь и все больше растягиваясь, однако Вета в своем стремлении к задуманному не собирался останавливаться, он выглядел бодрым и подтянутым, не понимая, а может, пренебрегая потребности своих слуг. Но вот подозвав к себе гонца, он отдал приказ остановиться.

— Поворачиваем в сторону полей погребений, — сказал он. — Там и станем лагерем на ночлег на открытой местности.

Сандр поперхнулся, услышав эту весть, разом перестав восхищаться окружающими пейзажами.

— Но ведь мертвые стонут под землей от боли, когда неосторожный наступает на могилу, и могут люто отомстить, я тому свидетель!

— Коли так, — цинично возразил Вета, — мы бы давно сделались глухими, ибо сама земля изашлась бы нескончаемым криком.

А когда Сандр ошеломленно уставился на него, добавил:

— Уж не испугался ли ты, братьев наших старших?

Как бы то ни было, недовольства не последовало, да и не могло его напросто быть, нерожденные начисто лишенные людских предрассудков, ибо сами являлись детьми земли, проворно поворотили фургоны, выстроили кругом и пока отставшие подтягивались, лагерь наполнялся веселыми разговорами, запахами готовящейся еды и бряцаньем разгружаемого скарба.

Посередине бивака мастеровые, работая молотками, расторопно возводили виселицу под присмотром Серга.

— Это еще зачем? — невольно остановившись, полюбопытствовал Сандр.

Вместо ответа Серг протянул ему один из свитков, что держал подмышкой. Сандр презрительно поглядел на пергамент, затем принял мокрое полотенце, которое почтительно протянул ему Ром, и принялся, не торопясь с наслаждением стирать дорожную пыль с лица. Закончив, он отдал шлем и полотенце оруженосцу и, тряхнув волосами, вновь обратился к нетерпеливо ожидавшему с протянутой рукой Сергу:

— Отчего же ты хранишь молчание, адепт Науки?

Серг скорчил кислую мину и спрятал свиток.

— Указ сечь плетьми и клеймить каленым железом всякого, кто надумает потерять взводной ключ от колесного замка пищали, при отсутствии коего та превращается в бесполезную дубинку. Буде тот проступок повторен — нерадивого подлеца вздернуть. Да будет тебе известно, северный князь, что производство сие дорогое, нелегкое, а посему расточительность должна строго караться, — поучительно произнес он.

— Что не дает вам спуска Вета? — съехидничал Сандр. — Держит в железных рукавицах?

Его изрядно позабавило откровенное самолюбование и напыщенность книжника, гордыня, раздувшаяся непомерно за последнее время, с тех пор как тому удалось построить грохочущие пищали на колесах, бомбарды.

— Не тебе судить, о достойнейший, — дерзко возразил Серг.

И Сандр со всей ясностью ощутил, как вместе с приливом горячей крови к щекам портиться безвозвратно уходит весь утренний настрой, сменяясь обычной раздражительностью, покалыванием в левой стороне груди давшей о себе знать еще, когда Вета вопреки его желанию приказал свернуть с проторенной колеи, оставив обитаемые места. Ему с трудом удалось взять себя в руки. Жалкому выскочки, ни разу не бравшему меча в руки, не удастся вывести его из равновесия и, показав гнев, тем самым уронить свою честь.

— Между прочим, по юности, я помню, в богатом доме знатного отца моего тоже валялись плюющие огонь шутихи, каких в наши дни и не сыщешь, не чета твоим поделкам, червяк, — пренебрежительно бросил он, и, развернувшись, собрался уходить, но Серг удержал его за локоть.

Сандр резво обернулся, кулак его сжался на поясе, там, где полагалось быть оставленной среди вещей сабли.

Серг испуганно отскочил, враз растеряв всю важность и половину свитков.

— Подожди, подожди! — проворно затараторил он. — Ты ведь говоришь об артефактах древних, не так ли? Тех, что еще порой можно с превеликим трудом разыскать под хлябями болотными, на дне коварных пучин, в дарующих тяжелую смерть заповедных развалинах и могилах? Ведь так, я прав? Это то, что я думаю? О, не томи с ответом, мудрый князь, правда ли, что твой род, столь прославленный на поле брани, еще и хранит редчайшие богатства прошедших эпох?

Столь резкую перемену тона, равно как поведения, Сандр нашел весьма приятной и успокаивающей. Готовая вскипеть злость, шипя, осела в глубь, откуда и появилась. Сандр облизал пересохшие губы:

— Ну… — начал он, но его тут же самым бессовестным образом прервали.

Огромными прыжками, почти не разбирая дороги, едва сумев разминуться с заплечными дел мастерами уже тащившими отчаянно упиравшуюся и вопившую жертву, прямо на них выскочил взмокший запыхавшийся разведчик. Не высокого росточка, едва по плечо князю. Коричневую кожу едва прикрывала такая же темная редкая шерсть, а может густой волос, из одежды на нем была лишь набедренная повязка, не известно как державшаяся, да перекинутая сума. Впалая грудная клетка ходила ходуном, вывороченные вперед широкие ноздри раздувались, когда, нервно перебирая короткими худыми ручонками, он обратился писклявым голоском:

— Покровитель!

— Да, первый среди проворных?

Оглянувшись, Сандр с удивлением воззрился на Вету неслышно, как и когда подошедшего. Интересно был ли он свидетелем едва не вспыхнувшей ссоры и как бы он отнесся к потере одного из своих доверенных советников, подумал Сандр.

— Покровитель! — вновь пропищал лазутчик, сбиваясь и сопя. — Там человек!

— Ну и? — спокойно молвил Вета.

— Чудной. В яме. Что-то делает.

— Один?

— Одинешенек.

— Так прикажи своим парням привести его сюда для допроса, — отмахнулся Вета. — Да и дело с концом.

Глаза лазутчика забегали, вроде отдышавшись, он вновь натужно засопел.

— Мы боимся. Мы чуем. Другие — нет, а мы чуем. Он — чудной. Человек. И не человек. Больше. Или меньше.

— Не рожденный женщиной, что ли? — начиная терять терпение, повысил голос Вета.

Лазутчик пожал плечами и отрицательно замотал головой.

— Так, Серг, — зловеще процедил Вета, — а не найдется у нас подходящего места для еще одного эшафота?

— А то! Как не найти, найдем! — вмиг оживился тот. — И на него и на всю их косноязыкую шайку, — с ухмылкой закончил он.

— Нет! Нет! Смилуйтесь, вы должны сами взглянуть! — в панике едва не захлебываясь заверещал несчастный гонец.

— Ладно, остынь, пошутил я, — усмехнулся Вета. — Меня уже самого разбирает любопытство. Что за существо таинственное такое могло напугать моих отважных первооткрывателей?