Эсхатология

Вета знал об этом. Еще пока кипела лютая сеча в узких коридорах, крытых переходах, кельях да погребах обители, кому-то из по-своему искавших выхода архивариусов удалось раскопать хранившийся в одной из библиотек старинный документ, проливавший свет на исток постигшей беды.

Там в частности говорилось, что еще в незапамятные времена империи некий купец, ходивший с караванами по Великому Опиумному Пути, путешествуя по стране Хинд, со слов тамошних жителей записал историю о легендарных княжествах Джамбур, Тардеш и Харпур подвергшихся проклятью «буйства зелени» или по-другому — нашествию «всепожирающего лотоса», да и полностью сгинувших с лика земного. Там где шумели города с базарами и дворцами, где горделиво высились увитые раскрашенными скульптурами храмы и, потупившись, скромно склонялись рыбацкие поселки, где поступь бесчисленного победоносного войска сотрясала истоки мироздания и проповедовали смиренные отшельники, где крутые горы подпирали остроконечными пиками небо, где величественно перетекали реки и неприступно стояли непроходимые джунгли не осталось ничего. Вообще ничего — ни травинки, ни кустика, ни камушка. Спустя столетие, когда растения, пожрав сами себя, увяли, перед немногими дерзнувшими проникнуть в заповедный край смельчаками предстала пустыня, состоявшая целиком из отлогих холмов перегноя, над которыми поднимались, затеняя солнце горячие влажные испарения.

Уже не вспомнить, у кого зародилась граничащая с откровенным безумием по дерзости идея использовать заразу как последнее средство в борьбе с мятежниками. Когда страсти, вызванные известными опасениями схлынули, Сандр заметил, что обернись кампания подобной стороной и от княжества ничего не останется, и пришедшему восстановить попранные права и справедливость попросту нечего будет наследовать. На что Вета, переплетя пальцы и устремив взор своих алмазных бельм в потолок, просто заметил:

— Решать тебе. Я готов.

И Сандр, зная, что тому довелось пережить, прекрасно понимал, что мытарь без замедления принесет в жертву себя и не только, во имя жизненных идеалов, таковых как они ему виделись.

В душе его боролись различные эмоции, низко застроенный Древоград был не чета бездонной туше Мора, и он решился.

— Возможно, мороз просто убьет лотос в пути, — предположил он.

— Возможно, — все так же спокойно согласился собеседник.

Хотя руководители вторжения возлагали большие надежды на быструю капитуляцию устрашенного огнестрельным оружием противника, но готовы были и к подобным отчаянным мерам. В противном случае их все одно ожидала погибель.

Все прошедшие дни Сандр настойчиво пытался проникнуть в природу управления Зрачком Скопца. Вздохнув, он заставил себя оторваться от мрачных размышлений и сплюнул на головы работавших внизу.

— Я так же делаю все, что в моих силах, — нарушил он затянувшееся молчание, отворачиваясь от постылых картин. — Но мне едва-едва удалось приподнять завесу, окутывающую механизм артефакта. Куда уж там понять. В конце концов, я не книжник, не ученый там какой-нибудь, не эскулап, и меня постоянно отвлекают!

— Если бы я мог разделить с тобой бремя познания.

И хотя молвил он это с подлинной грустью, Сандр все же почувствовал себя неловко, ощущая укол шпилькой в свой адрес.

— Ты же знаешь, что мы никому не можем доверить сей бесценный дар богов. Тем более после того, как за него пришлось заплатить такую цену.

— Меня тошнит от этих видений! — пожаловался Сандр. — А эта боль, раскалывающая ломота в суставах и висках, она бесит, сводит меня с ума. И еще… странно, но я начал замечать, что все меньше способен желать женщин.

Они выступили рано утром, когда еще не забрезжил скорбный рассвет, под рев животных, щелканье бичей погонщиков и скрип телег да фургонов. Длинная вереница переселенцев понуро растянулась меж стонавших в полумраке, то колыхавшихся в неровном свете факелов громадин покидаемого Мора. Гулко оседавшие обвалы фасадов, казалось, отчаянно тянули слабеющие костяные пальцы, тщетно пытаясь удержать последних живых обитателей исполненных унынием и злобой руин.

Едва заслышав о предстоящем походе на край земли и страшась неведомого, некоторые поспешили сокрыться, переждать не вечную, как им представлялось, ползущую напасть среди развалин, затаиться, лелея надежду, что в скором времени все благополучно разрешиться само собой и можно будет вернуться на обжитые места. Таких было немного и если ловили, то публично жестоко наказывали. Одни изрыгали хулу затянутым небесам, потрясая скрюченными дланями, другие хранили мрачное молчание. Многие оплакивали брошенные дома.

Сандр восседая на высокой спине объезженной двухголовой лосихи, которую вел за изукрашенный повод дюжий слуга, напротив, находился в приподнятом расположении духа, и даже, что было уж вовсе удивительно, что-то мурлыкал себе под нос. По случаю, он был облачен в золоченый шлем с флажком, кольчужное ожерелье, надежно прикрывавшее шею и плечи, панцирный кафтан с нашитыми поверх крупными железными пластинами, а так же наручи и поножи. Само собой все вооружение, пожалованное Ветой, но которое Сандр и так считал своим по праву родовитости, было тщательно начищено и прекрасно подогнано по фигуре юного воителя. Сзади Ром заделавшийся оруженосцем важно нес саблю в ножнах и круглый деревянный щит с кованным навершием. Вскоре их догнал грозно ощетинившийся защитными шипами обитый железом походный фургон Веты, на козлах рядом с кучером восседал свирепого вида гвардеец с алебардой, еще двое стрельцов из людей несли дежурство, разместившись на крыше. Какое-то время они молча следовали бок о бок, пока Вета не выдержал и, высунувшись из окна, не заметил:

— Престранное дело друг мой, мне еще не доводилось лицезреть тебя в столь прекрасном настроении. Должно быть, предвкушаешь долгожданное возвращение домой?

Сандр поворотил к собеседнику просветленный лик и улыбнулся:

— Само собой разумеется я счастлив от бесплотных ожиданий, наконец, перейти к решительным деяниям, от терзающих дух изнываний к мужеству, и покинуть сие проклятое место, чтобы никогда впредь не возвращаться вновь. С каким ранее неведомым наслаждением я окунусь в атмосферу сумрачных поскрипывавших ночами палат, где прошло мое детство среди вечно гуляющих сквозняков и запаха прелости! Но открою тебе тайну: существует нечто большее. Сегодня ночью я видел ее во сне, такую обворожительную и влекущую в своей загадочности, вновь переживал ту первую встречу в дразнящем свете походного костра. И я уразумел, что не могу сердиться или, еще того пуще, ненавидеть мою сладкоголосую даму, избранницу, и знание это переполнило успокоением, радостью сердце, так что на ум мне пришел стих, и я повторял его строки снова и снова, чтобы не забыть, покуда не пробудился.

— Воистину грань между любовью и ненавистью так предательски тонка, что не составит шага! — хмуро заметил Вета. — Но ты же понимаешь, что, то, что задумала Некра серьезно и ужасающе, и когда план тот безумный свершится, покоя не будет не только в жизни, но и смерти.

— А, ничего! — беззаботно отмахнулся Сандр. — Что-нибудь все равно да придумаем.

Вета неодобрительно покачал головой. Но все же, не смотря на кажущуюся внешнюю юность, он был куда мудрее и опытнее княжича, ибо прожил не одну жизнь, а потому ему удалось подавить рвущуюся вспышку праведного гнева.

— Что же то был за стих? — вместо заслуженных упреков коротко поинтересовался он.

С упоением продекламировал Сандр. И добавил:

— Правда, здорово? Вот уж никогда не ожидал от себя таланта к стихосложению.