Эсхатология

Теперь, воскрешая в памяти те события, король, улыбаясь уголками тонких губ, вспоминал, как устав от гама и криков, приобретя головную боль и стойкое отвращение к копанию в теологических бреднях, хотел одним махом утопить в каналах и тех и других. Столь велико было искушение, но столь и неразумно.

Монарху подобает использовать, разделять и властвовать.

Так что он ограничился малым, так сказать полумерами, приказав бить палками и прогнать проповедников непопулярного толкования веры прочь из терема в ночь и снег под аплодисменты ликующих оппонентов.

— Мои летучие отряды устраивают засеки на пути продвижения нечестивцев, тревожат днем и ночью, вступают в стычки с фуражирами и разведчиками. Более того, я разработал план, согласно коему надлежит без жалости сжигать все, что в будущем могли бы использовать грабители, — меж тем продолжал бубнить рассказчик. — Селяне со всем скарбом и живностью сгоняются под защиту стен Древограда, хаты их надлежит предать огню. Непокорных и смутьянов не раздумывая забивать на мясо и под охраной без промедления отправлять в острог. Я верю, очень скоро вся покусившаяся на наши земли масса сброда окажется пойманной в голодный мешок, откуда не будет выхода, кроме как под нож мясника или пики дружинников.

— Однако, сдается мне, сие отнюдь не убережет доблестных витязей князя вновь обратиться в поспешное бегство от каких-то там несусветных громов и молний, — хихикнул кто-то из толпы прихлебателей, намеренно громко, чтобы смутить Рея.

Но тот и бровью не повел. Он стоял, закончив речи, ожидая ответа с прямой спиной и гордо расправленными плечами, готовый как всегда на поле брани грудью сшибиться с врагом.

Король Андроникс сделал чуть заметный жест кистью в сторону высокого чернобрового юноши, чью рельефную мускулатуру украшала такая же внушительная золотая цепь с медальоном, а узкие бедра покрывала расшитая бисером белоснежная повязка. Без слов поняв желание владыки, тот кивнул и приложил губы к бронзовому отверстию вделанной в каменную кладку переговорной трубы.

— Светлейший выслушал равного правителя Древограда и дает высочайшее дозволение тому удалиться в свой удел с миром и пожеланием скорейшей победы, — наполнили приемную палату чистые мелодичные звуки речи, излившиеся из инструктированных самоцветами и костью круглых выходных отверстий, искусно расположенных под потолком так, что от возникшего тока закачались светильники и помещавшиеся в нишах хоры кастратов охватил божественный экстаз, а писцы разом обмакнули зачищенные перья в чернильницы.

— Но… — пролепетал ошеломленно Рей. — Но, — чуть не вскричал он уже в отчаянье, — богохульники наносят урон не только моим угодьям, не одни мы от них терпим лихо, с этим ваша, великий князь держава уж могла бы смириться, они плюют в улыбающийся лик Грезящего отрыгнутой верой!

В задрапированном алькове глашатай-юноша преданно склонился к обожаемому господину, который быстро и зашептал тому на ухо, а после хихикнул. Любимчик ответил на это озорным блеском глаз и деликатно прыснул в кулак. А когда он отвернулся, дабы донести послание короля до глупой деревенщины, Андроникс не мог устоять искушению, слегка хлопнуть его по подтянутым ягодицам.

— Светлейший выслушал своего верного вассала и издает указ: дабы рассеять закравшиеся в успехе правого дела сомнения и поддержать страдающий от недостатка духа древоградский люд, отрядить туда группу ученых монахов, которых возглавит недавно избранный на место к несчастью покинувшего нас Дмитра новый настоятель северных епархий. Само собой так же из числа просветленных, особа к нам приближенная и весьма возлюбленная. В дополнении посольству будет придана одна молитвенная машина. Светлейший искренне надеется, что в ней, равно как в укреплении пошатнувшейся веры прихожане далекого, но от этого не менее любого сердцу, Древограда обретут надежную опору, для отпора нападкам чужеземцев, а так же источник любви, смирения и блаженства.

Лицо храброго князя побагровело, затем начало бледнеть, пока не приобрело и вовсе землистый оттенок; уронив вдруг ставшую такой тяжелой седую голову, что прежде не привыкла склоняться ни перед другом, ни перед супостатом, он опустился на одно колено, уже как простой проситель.

— Мой король, — молвил он осипшим голосом, — отчего позволяешь грабить и разорять вотчины подвластных тебе? Разве этим не наноситься прямая обида и урон твоему достоинству? Я прошу… — как ни старался старый вояка, но непривычное слово колом застревало в пересохшем отнюдь не от жажды горле. — Да, я прошу, взываю о помощи, только на тебя и твою дружину уповаем, иначе неминуемая смерть и разорение всей нашей многострадальной земли слаженной и хорошо вооруженной армией захватчиков.

Слишком подавленный, горемычный князь не обратил внимания на невольную оговорку, когда он назвал вещи своими именами, да и кого интересовало это в сей час, когда весь двор шумно смаковал унижение провинциального выскочки, гордеца и хама.

Восседая за занавесью, король беззвучно смеялся, испытывая удовольствие от великолепно обставленной партии, обернувшейся постановкой на место не в меру зарвавшегося солдафона, и, в конечном счете, долгожданным торжеством и присоединением едва не уплывшего из рук Древограда. Конечно, он мог просто-напросто схватить послов и бросить в колодец, колесовать, да мало ли каких милых развлечений для своего короля придумали бы палачи, но тогда бы неизбежно в Древограде пришлось подавлять народную смуту, среди не так давно усмиренных князьков пошли бы пересуды и кривотолки, а то того и гляди, вспыхнул открытый бунт. Нет, терпение, собственных сил еще недостаточно, чтобы побороть вековую раздробленность, извести на корню спесивые родовые гнезда, назначить собственных ставленников, обязанных своим возвышением лишь ему одному, а посему всецело зависящих и покорных, замирить привыкших глядеть друг на друга волком соседей. Пока недостаточно, чтобы возродить древнюю империю, ибо планы Андроникса по дерзости могли соперничать лишь с фантазиями его названного племянничка схороненного на чужбине незнамо где.

Едва его двоюродный братец, с которым они давно питали взаимную неприязнь, переходившую нередко в открытые оскорбления, наконец, изволил издохнуть, освободив этот мир от своего гнилостного дыхания, Андроникс не спускавший жадного ока с вожделенного удела тут же начал действовать. Подтолкнуть преемника на Древоградский стол взбалмошного желторотого ублюдка в нужном направлении и вовсе оказалось делом еще более легким, чем того предполагал хитроумный владетель Урга. Все случилось как нельзя лучше, стоило обескровленному войску возвратиться, растеряв не только превеликое множество опытных бойцов, но еще и самого наследника в придачу, король без промедления выступил к границам, стремясь прибрать к рукам освободившийся престол по праву кровного родства.

И вот тут все пошло кувырком: ушлые древоградцы тоже зря времени не теряли, а, презрев освященные предками кропотливые основательные церемонии траура, впопыхах устроили поминальные игрища и посадили на стол нового князя.

Обманутый король в бессильной злобе кусал язык, пока всячески старавшиеся угодить высокому гостю бояре притворно сокрушались, что де не успели приготовить достойный прием, так как высланных вперед гонцов видимо постигла какая-то напасть. А видел бы великий князь, какие замечательные поминальные игрища ему пришлось упустить! Головокружительные гонки стремительных колесниц вокруг воздвигнутого кургана, состязания в беге, борьбе, стрельбе из лука и метании копья, костюмированные представления, изнасилование девственниц, и под конец ритуальное приношение в жертву пленных ровно в полночь на вершине кургана.

Говорят сами духи, вышедши из могил, танцевали в ту ночь среди веселящейся толпы, а вынутый из раствора покойник с благосклонной улыбкой взирал на славные игрища устроенные в его честь и не чинил препятствия ритуально приложиться к извлеченному из его грудной клетки сердцу венчаемому на княжество достойному мужу.