Ожидание

— А ты, на всякую похвальбу про себя думай, "кукиш тебе в глаз, кукиш". Ишь, пе-речницы старые, все глаза обмозолили, как будто сами пузастыми не ходили, да с мужи-ками своими не ругались. Будет дочка и на твоей улице праздник. Я сколько лет аку-шеркой проработала, всего насмотрелась, и любовь и разводы, и опять любовь. Если бы не пенсия, так бы и работала…

Она ещё что-то рассказывала Нике, но та почти не слушала её. Ника думала о том, как быстро прошли несколько месяцев работы, и как жалко ей уходить из этого коллектива.

Оказывается, она даже полюбила своё суматошное ЛОР-отделение. Но сегодня послед-ний день её работы, а с завтрашнего дня она уходит в декрет.

Завтра будет первое марта! Первый день весны, и день рождения мамы! Ника уже ото-слала поздравительную телеграмму, в которой кроме поздравления она сообщила Марии, что скоро приедет погостить к ней. Всего на недельку, не больше! Ведь с ребенком она навряд ли уже куда выберется. И если мама будет оставлять её у себя, она всё равно вернётся сюда. Она будет ждать Его! Володю!

Он приедет! Он скоро должен её найти. Она знает и чувствует это. Скоро, совсем скоро он придет в эту маленькую комнатку и заберёт её отсюда. Это обязательно будет. Ведь он дол-жен знать, должен чувствовать, как она любит его, как ждёт. И не только она, а даже тот малыш, что растёт под её сердцем, и чьи маленькие ножки острыми пяточками выпирают так часто в её животе. Ребёнок опять стукнул в бок пяткой, и Ника, положив ладонь на бугорок, улыбнулась:

— Ишь, как хулиганит! Слышишь любимый, малыш тоже думает о тебе!

— Ника, ты как девочку назовёшь? — эти слова ворвались в её сознание так неожиданно быстро, что Ника вздрогнула и чуть не выронила из рук шприц с новокаином, которым разводила пенициллин.

— Да что с тобой творится всё последнее время? — прикрикнула шутливо Наталья Кирил-ловна. — Боишься уже что-то спрашивать. Уж не влюбилась ли в кого из больных?

— Ну что вы говорите! Кому я сейчас нужна, такая! — в тон ей отозвалась Ника, но тут- же обратившись к пожилой женщине вновь, с любопытством спросила:

— А почему вы говорите о девочке? Может это будет мальчик!

— Я точно знаю, у тебя будет девочка! — Наталья Кирилловна словно приподняла над маленькими бледно — голубыми глазами черные, густо накрашенные усьмой брови, и хитро посмотрела на Нику. — Поверь старой опытной акушерке! Я же двадцать лет в роддо-ме проработала, всего насмотрелась. И как скажу, так оно и будет! Так как ты девочку назовёшь?

— Герой!

— Что? Герой?

Глянув на круглые удивленные глаза напарницы над сползшими на нос очками, на её черные густые брови, которые кажется, отдельно висели теперь на самой белой шапоч-ке, на удивленно полуоткрытый, ярко накрашенный рот пожилой женщины, Ника не выдержала, и рассмеялась громко, весело.

— Это что же за имя такое, диковинное? — наконец пришла в себя Наталья Кирилловна, опять принимаясь за флаконы с пенициллином.

— Геролина! Или Гера! Ещё в древней Греции богиня такая была! — терпеливо объяс-няла Ника, смущенно улыбаясь. — Помните, мифы про золотое руно…

— Ну, ты даёшь дорогая…Ну, а вдруг родится парень?

— Мальчика назову Володей!

— В чью честь?

— Моего деда звали Володей, и… мужа! — тихо закончила Ника и опустила голову.

ГЛАВА 11.

— Тётя Фаня, принимай гостей! — закричала Ленуся в приоткрытые двери дома.

Пока она ставила сумки, её дети — восьмилетняя Настенька и шестилетний Димка, ски-нув сапожки, промчались через коридор в комнату и уже с визгом обнимали бабушку Фа-ню. А вскоре, на пороге появилась и она сама. Тётя прижимала к себе детей, и хитро поблескивая глазами, чуть покачивая головой, приговаривала охая:

— Ну-у, гостей у меня сегодня полный дом! Наконец дождалась….

— Поздравляем с праздником! С международным женским днём…

Лена поцеловала тётю, и пока та принимала поздравления от Ники, сестра, ловким дви-жением фокусника, выудила из необъятных размеров сумки большой цветастый платок, и накинула его на плечи тёти Фани. Пожилая женщина зарделась, смущаясь, словно де-вушка:

— Ну, зачем же! Поди, дорогой…

— Носи, и радуйся, нашему с Никой подарку! — строгим голосом ответила Лена и тё-

тушка, прослезившись, вновь расцеловала племянниц.

— Вероника, ты в декрете?

— Да! Уже больше недели.

Ника раздевалась в прихожей, вешая плащ на вешалку, которую помнила ещё с детст-ва, и которая навевала всегда приятные воспоминания о былом, когда жива была ещё бабушка Мотя, которую любили все дети за её словоохотливость и добрый нрав. Сколько вечеров Ника провела в этом доме девочкой, прибегая, в гости с ночевкой. Она до сих пор помнит мягкую перину на широкой бабушкиной койке, и даже приятное тепло мягкого роскошного тела дородной украинкой женщины, её бабушки. Кровать, все так-же стоит на своём месте, с той же самой периной. У стены стоит диван, с которого Ника не раз падала по ночам. В углу, на своем почетном месте обосновался такой же долго-житель, посудный шкаф, из которого Ника в детстве таскала конфеты. Да, многое в этом старинном уютном доме до сих пор напоминает о детстве, как и эта занавеска, за кото-рой всё также висит старый бабушкин макинтош.

— Надеюсь, теперь ты у меня поживешь с недельку-две. И тебе разнообразие, и мне не скучно! — тётя Фаня с удовольствием отмечала, как похорошела Ника, и как не вяжется к её умиротворенному облику образ отвергнутой жены, или будущей матери-одиночки.

— Ну что, составишь мне компанию?

— Нет, тётя! Сначала я поеду в гости к маме, а потом уже к вам.

— А я думала наоборот, поедешь рожать домой, туда, к Марии поближе…

Наверное, что-то в интонации пожилой женщины было необычное, но Ника сделала вид, что не замечает той тайной радости, что так явно ощущается в словах и во всём об-лике этой милой и такой одинокой сейчас женщины.

— Я хотела бы родить своего ребенка здесь. Там, где родилась я, и где прошло моё детство! — грустно закончила Ника и отвернулась.

На глаза, сразу набежали слёзы, но Ника упрямо тряхнула головой, и черные блестя-щие волосы, уже отросшие, всколыхнулись темной волной и опять упали ей на плечи.

Что-то сентиментальная она стала в последнее время, а чем ближе к родам, тем всё бес-покойнее у неё на душе.

— Ну и правильно делаешь! — довольная тётя подошла к Нике и погладила её по пле-чу. — Тут и надо рожать. На этой земле появилась ты, пусть и твоё дитё здесь тоже народит-ся. И даст Бог, всё уладится в твоей жизни! Дай — то Бог!

Ника подозрительно глянула на тётю Фаню, но та уже отвернувшись, разговаривала с Леной. Настенька с Димкой помчались во двор смотреть коз, но вскоре они ворвались в дом с криками:

— Ура! Тётя Люся приехала с Олежкой и дядей Геной.

— Ну вот! И ещё гости прибыли! — смеясь, говорила тётя Фаня, подставляя для по-целуя морщинистое, но всё ещё красивое лицо. — Теперь можно и праздник справлять.

Праздничный стол, накрытый в большой светлой столовой, получился на славу. По настоящему весенним и красивым. Тетя Фаня не пожалела свой дорогой хрусталь, и те-перь великолепные, ажурные фужеры и рюмки переливались разноцветными огоньками посреди стола, рядом с изящным графином, в котором ярким алым цветом сияло прошло-годнее виноградное вино. Строго и чинно выглядели вазы с традиционным винегретом, со-леными крохотными огурчиками, и вальяжно развалившимися поверху них, алыми ма-ринованными помидорами. А рядом, с элегантными заграничными вазами, которые тетя доставала всегда "по случаю", примостились пучки свежесорваного зеленого лука, на перышках которого крупными бриллиантами переливались капли колодезной воды.

Тётя Фаня сажала лук " под зиму", как говорила она, шутя, высаживая в начале фев-раля маленькие головки репчатого лука в длинный узкий ящик, на окно. Первый уро-жай снимался всегда на весенние праздники и дружно съедался под всеобщее подхвали-вание. Тётя, с румяными щеками толи от вина, толи от похвал, с превеликим удовольст-вием начинала делиться своими агрономическими секретами и познаниями.