Ожидание

Подумав об этом, Ника улыбнулась, и тут-же услышала возмущенное:

— Ах, она ещё и смеётся надо мной. Нет, это дикий бред! Ты развелась, но зачем тебе этот ребёнок? Без него ты легко устроишь свою жизнь. Хоть завтра я познакомлю тебя с прекрасным парнем. Но сейчас! Извини меня, но ты сейчас никому не нужна!

— Я нужна своему ребёнку! — тихо промолвила Ника, но Лена, не обратив на эти слова никакого внимания, что-то решала, задумавшись.

— Хочешь, я завтра всё устрою, и тебе вызовут преждевременные роды. Только скажи, да!

— Нет! — вставая с дивана, проговорила Ника. — Я хочу этого ребенка, и он будет у меня!

— Тогда сойдись с мужем, и живи как все!

— Нет! — гневно сверкнули черные глаза девушки. — Теперь я буду сама решать свою судьбу! Для этого я уже достаточно взрослая!

Хлопнув дверью, Ника выскочила на лестницу, и стала быстро спускаться вниз. В подъезде пахло краской и новой доской. В недавно выстроенный дом жильцы въехали

лишь месяц назад. У Ленуси квартира на пятом этаже, и Ника ещё довольно лихо взби-рается по лестнице в квартиру сестры. Но скоро, довольно скоро она будет медленно запол-зать на этот этаж. Будет ползти как черепаха, отдуваясь и хватаясь за поясницу на каж-дом пролёте этажа.

Девушка рассмеялась. Но это ещё всё впереди! И не стоит заранее волноваться. Она мо-лодая, крепкая и у неё должно хватить сил на всё. На всё!

Жизнь Ники шла своим чередом, как и у всех женщин, которые ждут ребенка. Придя после работы в свою маленькую квартирку, она топила печь, с которой вскоре научилась легко справляться. Варила что-то несложное, чтобы покушать, и заваливалась спать, или читать. А иногда, она садилась на койку по-турецки, и вязала маленький, словно игру-шечный свитерок. Только недавно она научилась вязать, и у неё это неплохо получалось. Ленуся нашла выкройки в своих старых журналах, и теперь Ника полностью погрузилась в схему вязки свитера для малыша, ярко-голубого цвета, с весёлым солнышком на груди, белым облаком на голубом небе, и веселым зайцем на зеленой лужайке-резинке. Целыми вечерами Ника что-то высчитывала, складывала, делила, умножала, а затем вывязывала узор. Ленуся поглядывала с недоумением на младшую сестру и пожимала удивленно плечами.

— В жизни не подумала бы, что из этого сорванца-девчонки могла получиться нор-мальная женщина. — говорила она тёте Фани, приезжая изредка её проведать.

Тётя согласно кивала головой и вздыхала:

— Жаль, что у Ники с Игорем всё так получилось. И, кто из них прав, кто виноват, кто знает?

Ника несколько раз приезжала вместе с Ленусей, и эти разговоры были совершенно неуместны в её присутствии. Напившись душистого травяного чаю с вареньем, Ника помогала Ленусе убирать посуду со стола, а затем сестра садилась на старинный пуза-тый диван и они долго болтали с тётей о всяких пустяках, да о своих знакомых, кто же-нился, кто развелся, кто уехал из Керкена и куда, или наоборот, вернулся в село.

Ника не участвовала в этих разговорах. Она уехала отсюда, когда ей было всего десять лет, или одиннадцать. Поэтому она мало кого помнит, да и знать она хочет только об од-ном человеке. Но это запретная тема, и лучше не спрашивать ни о чем, чтобы не трево-жить свою душу, и не страдать напрасно. Поэтому и сейчас, взяв с тумбочки книгу, она направилась в зал, и уже входя, услышала, как тётя сказала:

— А ты слышала Ленусенька о Володе Зоринском?

Ника замерла, её обдало жаром, а сердце гулко забилось в груди, словно собираясь выс-кочить наружу. Девушка прижала к груди книгу, и, сдерживая дыхание, прислушалась.

— Нет! Ничего не слышала! А что такое с ним? — спросила Лена, гремя блюдцами, кото-рые ставила в шкаф.

— Да прекрати же ты греметь! — мысленно взмолилась Ника, и сестра словно послу-шавшись, захлопнула, наконец, дверцу шкафа и присела рядом с тётей на диван.

— Ты представляешь, мы все думали, что он женился, а оказывается, нет, всего лишь собирался. И вдруг летом исчез, как испарился…

— Ну и что тут удивительного? — раздался равнодушный голос Ленуси.

— А то, что Тося сейчас слезами обливается. Каждый день со страхом почту ждёт. Гово-рит, её Володька в Афганистане теперь воюет! А может, и не воюет! — в раздумье прогово-

рила тетя Фаня, и, махнув рукой, добавила:

— А! От этой Тоси сейчас толком ничего не добьешься. После смерти Степана совсем

сдала, одно с другим путает. Так и с сыном. То говорит, служит, а на деле оказывается, воюет. И об этом никто не знает. Это большой секрет! — понизив голос до шепота, произ-несла тётя Фаня. Но женский скепсис видимо всё равно взял верх, потому-что усмехнув-шись, тётя продолжила:

— А недавно говорила, что Володька у неё разведчик, а не лётчик. Ну, вот и пойми её! Ох, Тося, Тося! Не доведёт до добра её страсть к виноградному вину, ох не доведёт!

И тётя Фаня, вздохнув возмущенно, стала что-то доказывать Ленусе. А Ника, кое-как переступая ногами, дошла до софы, и, опустившись на неё, зарылась лицом в подушку и слёзы потоком хлынули из её глаз. Но это были слёзы счастья, так как душа девушки пела в унисон её сердцу:

— Он не женился, он мой! Он не женился, он мой!

Она так и уснула в зале, на софе, уткнувшись лицом в сырую от слёз подушку. Тётя Фаня, укрыв девушку тонким одеялом, погладила её по голове и прошептала:

— Бедная, несчастная наша девочка!

Но она глубоко ошибалась. В эту ночь, в эту тихую январскую ночь, не было более счаст-ливого человека, чем эта девушка, свернувшаяся калачиком на старой скрипучей софе. Если бы кто знал меру этого счастья, он бы поразился. Ибо оно было необъятно, и можно разве что сравнить его с самим небом или Вселенной! Но оно было ощутимо даже во сне, когда, казалось бы, всё спит, словно умирая во времени, а эта девушка улыбалась, и её улыбка была залогом этого счастья!

— Ника, ты словно цветок, с каждым днём расцветаешь и становишься всё краше и краше! — говорили пожилые медсёстры, с улыбкой поглядывая на девушку, которая вошла в гардеробную, и теперь переодевалась, снимая свое широкое платье, пошитое из нежной розовой тонкой шерсти.

Платье сшила Ленуся по выкройке из зарубежного журнала, затрепанного и прошедшего не одни руки. Платье получилось премиленькое, и даже самой Нике оно очень нрави-лось Но видимо, " не только платье красит человека". Ника знает воочию, что если душа поёт от счастья, если сердце млеет от восторга и умиления, от радости встречи каждого нового дня, то ты и будешь самой красивой, независимо ни от чего. О счастье, перепол-нявшем тебя, расскажут твои глаза, твоя улыбка, твоё тело, которое источает эти тончай-шие флюиды…

Скорее всего, " излучают счастье" все беременные женщины, вольно или невольно, и это так понятно, что можно бы не обращать внимания на восхищенные взгляды, и даже за-вистливые, со стороны женщин, и даже мужчин.

Нет, Ника ещё не привыкла к столь откровенному любованию её округлившейся фигу-рой, И ей хочется поскорее уйти из гардеробной, но сегодня пятница — санитарный день, спешить некуда, и ей ничего не остается, как застенчиво улыбнуться этим женщинам, прожившим уже добрую половину жизни, и сказать:

— Не знаю, вам виднее, какая я стала…

— Нам то виднее, что материнство тебе только на пользу пошло, только толку от того мало! Другому, это надо видеть! — горестно вздохнула одна из пожилых медсестёр, и от этого вздоха, сердце Ники почему- то тихо заныло в груди.

— Пошли детка, пора смену принимать! — её напарница, медсестра со второго поста, На-талья Кирилловна, без пяти минут пенсионерка, подхватила девушку под руку, и легонь-ко подтолкнула к двери, при этом, умудрившись прогнуться назад грузным телом, и су-рово глянув на праздно сидящих медсестёр, осуждающе произнести:

— Ох, бабоньки и языки у вас! А ещё медсёстры! Нашли время кому душу травить!

И обратившись к молоденькой девушке идущей впереди неё по коридору, добавила шут-ливо: