Ожидание

Ника уже не слушала, что говорит заведующая ЛОР-отделением, седая важная дама, восседающая во главе большого длинного стола, на котором аккуратными стопками рас-положились белые папки истории болезней. Она вдруг вслушалась в шепот рядом сидя-щей девушки, как ни странно чем-то похожей на неё. Наверное, своими черными глаза-ми, да таким же волосом, темной волной ниспадающих на белоснежный халат. Обраща-ясь к Нике, девушка вновь прошептала:

— Она русская, а он казах. Вот поэтому родители и подняли такой гвалт.

— Почему? Разве они не видят, что парень и девушка любят друг друга? — спросила Ника, поворачиваясь к соседке. Но та лишь усмехнулась, и пожала плечами. А через ми-нуту Ника услышала:

— Это любовь, похожая на болезнь! Она словно кровоточит… когда её разрывают.

Почему сердце Ники сжалось от слов, произнесенных шепотом незнакомой девушкой. Она отвернулась к окну, что бы скрыть своё замешательство, но тут вдруг все стали подниматься, задвигали стульями, и боль в сердце исчезла, словно её и не было вовсе. И Нике опять стало легко и просто.

С того дня прошло уже немало времени, а Ника всё ещё не могла привыкнуть к специ-фике своей работы. Да и можно ли ЛОР — больных сравнивать с хирургическими? Да и были ли это на самом деле больные? Навряд ли! Стреляющие боли в ушах проходили через пару часов после поступления больного в отделение, ангина сходила на нет через пару дней, а зубная боль хоть и не сразу, но тоже прекращалась, и пациент потенци-ально переходил в категорию почти здоровых людей, по уверениям самого больного.

Для таких псевдобольных, больничные правила становились надоедливой обязанностью, таких больных невозможно было уложить спать после десяти часов вечера, или отогнать от телевизора в холле, когда там шёл какой-нибудь футбольный матч. Нику поначалу раздражала эта взрослая недисциплинированность. Но постепенно она втянулась в ра-боту. Планерки, с вечной темой о воспитании больных и о перечислении их прегреше-ний, уже не казались ей смешным спектаклем. А по количеству больных поступив-ших и пролежавших в их отделении, ЛОР перегоняло всех. Так что отделению в соцсоревновании одно из первых мест было уже обеспечено, и зав. отделением довольно потирала руки.

Медсестры готовились к конкурсу серьезно и основательно. Разучивали песни собствен-ного сочинения, готовили костюмы к танцам, обсуждали фирменное блюдо, что будет представлено на суд жюри конкурса. А по пятницам чистили и драили палаты больных и коридор так, что после уборки казалось, в отделении стоит стерильная чистота.

Ника уже вошла в ритм работы отделения, привыкла к тому, что ЛОР — больные чем-то похожи все на маленьких детей, а также свыклась с мыслью, что скоро ей придется уйти в декрет. Впервые вслух о беременности ей сказали на комиссии, когда принимали на работу. Удивленно подняв на девушку свои томные глаза-бусины, врач гинеколог, моло-дая женщина лет тридцати, пожала плечами и сказала капризным голосом:

— Куда же смотрит главврач?

Ника почему-то покраснела. Путаясь в собственном белье, кое-как оделась. Гинеколог, глядя на Нику своими красивыми глазами, спросила:

— Где работает ваш муж?

Ника растерялась, и отчего — то быстро произнесла:

— Он у меня моряк!

Аккуратные ниточки бровей поползли вверх. Женщина смотрела на Нику взглядом, в котором чувствовалось изумление и презрение. Едва слышно хмыкнув, доктор склонилась над карточкой, но когда подавала её Нике, опять заговорила, поводя глазами и громко вздыхая:

— Надумаете сделать аборт, не тяните! Через неделю будет поздно! Заранее вас пре-дупреждаю. И передайте это вашему мужу, моряку…

Краска стыда опять бросилась в лицо Нике. Она выскочила в коридор, и ей показалось, сидящие за дверью посетители все знают, что она тут сейчас ляпнула.

Моряк! Ну и додумалась же сказать такое здесь, в глубине Азии, в городе, окруженном степями, горами и полупустынями. Её ответ видно посчитали признанием идиотки, или неумной потаскушки. Ругала сама себя Ника, возвращаясь на квартиру. Вспомнив врача, женщину-генеколога, с презрением смотревшую на неё, девушка прибавляла шаг, слов-но старалась убежать подальше от этих глупых слов, и от презрительно-томного взгляда, который она никак не могла забыть, и который ещё долго ей мерещился.

Ника отработала уже почти месяц, когда однажды после ночной смены к ней подошла старшая медсестра Анна Яковлевна, и, поглядывая жалостливо на её живот, произнесла:

— Вероника, ты, почему паспорт до сих пор в отдел кадров не принесла?

Ника судорожно сглотнула неизвестно откуда взявшуюся слюну, и, опустив покраснев-шее лицо, пробормотала:

— Я его…потеряла…оказывается…

— Давай быстрей восстанавливай, ведь тебе скоро рожать! — проговорила Анна Яковлев-на, и, похлопав девушку по плечу, ободряюще улыбнулась:- Ну-ну, не стоит так пережи-вать! Просто я тебя заранее предупреждаю, что он тебе обязательно понадобится.

Ника смотрела в спину удаляющейся от неё женщины, и мысли её никак не могли сос-редоточиться…Но в конце концов до неё дошёл весь смысл сказанного. Вздохнув, и тут же выдохнув, она прошептала, как — бы убеждая саму себя:

— Да-да, надо вернуть свою фамилию. Нужен срочно развод!

Отработав ночную смену, она ехала в Керкен утренним рейсом. Автобус мчался по до-роге быстро, и задремавшая Ника не заметила, как через несколько часов она была уже в Керкене. А через пять минут шофер, загорелый парнишка — казах весело кричал ей, пе-регнувшись в салон:

— Эй, девушка — красавица, приехали. Хватит спать!

А ещё через десять минут она стояла у дома тети Фани.

— А у меня Люся! — сообщила тетушка, хлопотавшая у плиты. — Побежала в магазин, мебель в новый дом присматривает. А ты что же, уже соскучилась за нами?

— Конечно, соскучилась! — засмеялась Ника. — А, в общем, у меня здесь дела. Я подаю на развод.

Пожилая женщина остановилась, пристально взглянула на сидевшую перед ней девушку.

— Ты это серьёзно, Вероника?

Ника слегка покачала головой, и тётя Фаня вздохнула:

— Что же, он даже не приезжал к тебе?

— Нет! — опять качнула головой Ника, и улыбнулась. — Но я бы и не вернулась, даже если бы он и приехал.

— Ты молода и глупа ещё, сходи к нему, поговори, может всё и образуется! — ворчливо говорила тётя Фаня, гремя тарелками.

— Нет, тётя, уже ничего не образуется! Ничего уже не вернёшь, всё в прошлом!

Тихо произнесла Ника и быстрым шагом вышла на крыльцо, что — бы не слышать больше никаких увещеваний. А к обеду, Ника вместе с Люсей отправилась к Игорю.

Встретила их Нинель Петровна. Поджав обиженно тонкие бесцветные губы, выслушав Нику о цели визита, она стала вдруг визгливо кричать о том, что они сами с удовольст-вием подали бы на развод.

— Так в чем же дело? — нервно теребя сумочку, спросила Люся.

— Всё упирается в деньги! — голосом полного елейного ехидства ответила стоящая перед ней женщина в маленьких круглых очках

— Не беспокойтесь, я оплачу все расходы! — отвечала Ника.

— Вы должны мне вернуть деньги за свадебное платье, туфли, мясо… — торопливо пе-речисляла Нинель Петровна, зло, сверкая стеклами очков. — Не говоря уже о моральных убытках.

— Сколько? — прищурившись, спросила Люся, и когда Ника услышала сумму, она удив-ленно глянула на сестру, а потом, рассмеявшись, спросила: — А мне, кто мне заплатит за мои моральные убытки?

— А ты молчи… — был неполный ответ, но в нём так ясно чувствовалось недосказан-ное слово, что Ника опять покраснела.

— Держите ваши деньги! — Люся рывком открыла сумочку и, вытащив пачку денег, бро-сила их на стол. — Теперь вы довольны?

Она смотрела с насмешкой на Нинель Петровну, но Ника даже подскочила от возму-щения. Ведь Люся приехала из Дивногорска сюда в Керкен за новой мебелью, а что же получается? Что она купит теперь? Зато сейчас сестра сидит спокойно, в отличие от Ни-нель Петровны, жадно пересчитывающей купюры трясущимися руками.