Эсхатология

Что касается Сандра, то он просто не знал чему вообще доверять; слишком мало повидал он подобных мест, точнее оно было всего лишь вторым, но слишком многое открылось ему за столь непродолжительное время, чтобы серьезно засомневаться в осмысленности, реальности мироздания.

Так, сворачивая и сверяясь с записями, они оказались в преддверье уходящей в холодную засасывающую пустоту камере, облицованной черным мрамором. Серг направился вперед, по дороге лучиной зажигая закрепленные в бронзовых держалках в виде звериных лап чаши с нефтью; постепенно победно вспыхивавшие факелы обрисовывали уходящие в даль ряды хрустальных саркофагов. Их были десятки, если не сотни.

Картина была призвана ослеплять пронзительным контрастом двух противоположностей, скорби и торжества, черного и белого, но время злорадно накинуло пыльную вуаль и на сами постаменты, и на помпезные барельефы постаментов, и на холодную белизну потолка, на котором бурыми пятнами крови невинных жертв расползались щупальца пятиконечных звезд. В потревоженном воздухе витали клочья паутины, Серг вернулся, отчаянно чихая, не дойдя до противоположного конца камеры.

— Первый ярус хранилища набальзамированных тел высочайших первосвященников Мертвого Бога, тщетно ожидающих воскрешения. Возможно, и сами древние и ужасные короли-вампиры Мора дремлют запечатанные где-то в глубинах некрополиса, мы не проверяли. Какой прок копаться среди тлена в поисках неприятностей? — пояснил Вета, принимая от Серга специально для него созданный облегченный двуствольный пистолет.

Он проделал всю необходимую трудоемкую операцию заряжания и прицелился в ближайший саркофаг. Увидев господина изготовившегося к стрельбе Серг почтительно, но настойчиво увлек Сандра в сторону. Взведенный хитроумный колесный замок принялся раскручиваться, сыпля искрами, оба широких дульный раструба пистолета внезапно изрыгнул пламя и дым, одновременно раздался грохот, эхом отразившийся от стен камеры, словно два раскаленных гвоздя вогнали в уши. От неожиданности Сандр вскрикнул. Вета открыто улыбался, впервые лицо его, как и положено ребенку, выражало озорство и простодушное довольство, утратив унылую маску настрадавшегося старца. Привычная ко всему птица сидела неподвижно. Однако впечатление все же получилось идеальное, Серг кинулся разгребать обломки. Пока Вета беззвучно шевелил губами, Сандр отчаянно зевал, пытаясь восстановить слух.

— Как ты сделал это? — наконец вымолвил он.

— Если я скажу тебе, что внутри данной штуковины заточен крошечный дух, высекающий кремнем искру, чтобы воспламенить порох каждый раз, когда я нажимаю на вот этот металлический крючок немилосердно колющий ему в зад, поверишь ли ты мне?

— После всего виденного мной я готов поверить во что угодно!

— Тем проще, — Вета не стал вдаваться в дальнейшие подробности. — Имея достаточно количества подобного оружия, мы, пожалуй, без особого труда пробудим даже Грезящего.

— Несомненно. Только зачем?

— Как зачем? Недалекий ты, разве не интересно посмотреть, что произойдет после? — он загадочно улыбнулся, так что непонятно было, шутит ли Вета или пережитые муки окончательно лишили его рассудка. — Теперь можешь приблизиться.

Сандр без особого интереса оглядел облаченную в расшитый золотом мундир великолепно сохранившуюся мумию. На одежде крепились блестящие побрякушки и кружки.

— Подними его, — распорядился Вета. — Ну же, смелее, это же просто выпотрошенная оболочка, возьми его на руки, он не укусит, — поторопил он нетерпеливо, пока Сандр недоуменно переминался.

Пожав плечами, Сандр попытался проделать советуемое, но не тут-то было! Мумия была тяжела до гнусности, неподъемна до безобразия. Закряхтев, он сделал еще одну попытку, попрочнее упершись в пол, вены на лбу вздулись. Труп начал понемногу поддаваться и вдруг пергаментная кожа лопнула под целым потоком драгоценных камней, хлынувших из нутра, искрящихся и переливающихся всеми цветами радуги.

— Смотри! Вот оно, пресловутое сокровище Мора, — Вета с отвращением сплюнул. — Я полагал обнаружить здесь знания, технологию и замороженную провизию, истинные сокровища, способные удовлетворить как физический, так и духовный голод. Но древние ценили лишь помпезную мертвечину и красочные побрякушки, годные лишь на платья размалеванных шлюх да бесхитростных крестьянок. Так будут они справедливо прокляты! Гляди же, смотри внимательно и ты, как рушится величайшая из легенд, возможно, что любовь — самообман, а устремление к счастью, миру, благополучию, равно как власти и богатству — всего лишь очередные красивые иллюзии, которые не стоят того, чтобы их прикасаться, дабы не порушить, не обратить в горький дым разочарования. А явь, вот она — доброе каленое железо в твоей длани да Грезящий, чья природа непознаваема. Я хочу, чтобы ты это помнил, когда в следующий раз увидишь кормилицу мою, Некру.

Они уже возвращались обратно, когда Серг вновь занявший место во главе процессии приглушенно вскрикнул. Круг света обрисовал обутые в кожаные сандалии ноги, а после — и все тело лежавшее неестественно выгнувшись дугой поперек туннеля. И еще они стали свидетелями поспешно удалявшегося шуршания.

— Осторожно, господин! — предостерегающе воскликнул Серг, но Вета уже нетерпеливо оттолкнув его, порывисто склонился над пострадавшим.

— Во имя богов, это же Брил, и он еще теплый!

Кажется, так звали одного из слуг Веты, тех неразлучных крысюков — уборщиков, вспомнил Сандр. Сгорая от любопытства, он заглянул через плечо Веты. И точно, то был тот самый нагловатый служка, приносивший ему еду и питье в покои, однако на этом раз он не был таким высокомерно невозмутимым как прежде, с удовлетворением подумал Сандр, едва сдерживая рвущийся в унисон собственным мыслям смешок. Теперь на него, если так можно выразиться, глядело абсолютно белое, прямо-таки обескровленное личико, покрытое крупными каплями застывающего пота, остро подчеркнутое синими кругами под закатившимися глазами. Сандр отметил тщедушное строение худого тельца, едва прикрытого серой туникой, и оттого еще более жалкого, и — вот оно! — расползавшийся на правой голени багровый укус. Четко выделялись четыре припухшие дырки, оставленные змеиными клыками.

— Должно быть, наступил на ползучую гадину или по неосторожности потревожил кладку. Но что за нелегкая понесла его сюда одного, без факела? Конечно, он знал примерное расположение ходов, так как не раз сопровождал меня и немного ориентировался в темноте, но все же это не объясняет необходимость и поспешность такого необдуманного шага, — недоумевал Вета. — По всей видимости, он искал нас, иначе, зачем ему вообще здесь находится? Глупый преданный Брил, какая коварная шутка насмешницы — судьбы! Бедный, бедный…

— Однако нам надо спешить, — подал голос Сандр, прерывая грозящие затянутся излияния. — Я не допускаю мысли о созревшем заговоре, коварном ударе в спину в виду отсутствия оружия, так же не знаком в достаточной мере с вашими внутренними делами, но что бы сие не значило, боюсь, он хотел донести нечто весьма важное, какую-ту нетерпящую отлагательств весть. Чувствую, там, наверху, происходит неладное.

— Да! — Вета распрямился. — Точно, не будем терять времени, вперед! Мы пошлем за телом Брила позже.

Они тронулись в путь, внимательно смотря под ноги, неизвестно где затаилась потревоженная слугой чешуйчатая смерть.

— Но не так быстро, мой милый мальчик, — раздался за их спинами знакомый голос, заставивший каждого похолодеть.

Троица застыла, никто не желал оборачиваться, чтобы стать свидетелем творившихся с трупом метаморфоз.

— Разве тебе не интересно будет узнать, что я, наконец, нашла Его!? Негодный, ты сбежал от меня извилистыми стезями нерожденных, недоступными мне. Что ж, весьма умно, ты всегда умел находить дороги. Но не выход! Ибо пока ты занимался ребячеством в стенах священного града, я копала из глубины. И теперь Он мой! Ты больше мне не сын, отвергший самое светлое, трепетное, что только существует на свете — материнскую заботу, я отворачиваюсь от тебя и лишаю наследия. Так будет у меня сын новый от мужа грядущего, пока не воскрешенного! Я подарю ему все, отчего ты когда-то спесиво отказался: любовь, ласку, опеку. Даже более того: не будет знать он нужды во власти, ибо в день совершеннолетия наследует нижнюю обитель в единоличное и безраздельное пользование. Да, впрочем, к чему ходить вокруг да около — ты его и сам видел однажды. О, я знаю, ты его хорошо помнишь, моего бесценного! Так будет ему подвластны земля и время, и распространится царствие во все концы, и будет Первым среди гигантов!