Эсхатология

Вздрогнув, я накинулся на него, вмиг разорвав грудную клетку. А в коридоре уже слышался многоногий топот, спешащей к месту происшествия стражи. Я отшвырнул тело к чану с солью. Оглядевшись, я разбежался, подпрыгнул и вцепился в балку потолочного перекрытия, обхватил ее ногами и повис там, покачиваясь вниз головой.

В помещение ворвалось четверо стражников, и замерли, держа на изготовку мечи и недоуменно крутя головами.

— Что за…! — выдавил коренастый пожилой рубака в меховой шапке и куртке с нашитыми поверх бляхами, судя по всему, старшой. — Брен, а ну-ка посмотри, что там с пьянчугой!

Молоденький стражник опасливо приблизился к лежавшему телу, путаясь в слишком длинном плаще, со своего места я видел, как дрожит древко копья в его руках.

— Эй! Эй, Варт, приятель, ты слышишь? — позвал он. — Тебе плохо? Ой, послушайте десятник, да здесь по всюду кровь!

Капля крови с моих пальцев капнула на капюшон стражника, вторая угодила прямо на нос. Брен вздрогнул и медленно поднял голову.

— Боги! — только успел вымолвить он.

— Клянусь Эталоном, здесь дело не чисто, сюда проник враг, нужно обо всем доложить… — начал десятник.

Я прыгнул.

Времени на кровавое пиршество не оставалось, я спешил, куда вел меня тонкий аромат страха и желаний. Тяжело дыша, я несся по коридорам, заставляя случайную прислугу в ужасе отшатываться. Если мертвые хотели превратить эту ночь в ночь оборотня, то они ох как ошиблись! Вот и покои, перед которыми сгрудилась озабоченно переговаривающаяся охрана. Я не хотел убивать, раз решив положить конец пагубной страсти, препятствовать противоестественной жажде по мере сил.

Нарочито медленно я пошел на солдат, распахнув смертельные объятия.

Предоставив малодушным ретироваться, я без труда расправился с остальными, по возможности калеча, но, не убивая, страшной мести заслуживал лишь один, ему, подлому вору и насильнику, суждено было испить горький сосуд страданий.

Я взялся за кольца и потянул в сторону, и под звон разлетевшегося на куски засова, высокие стрельчатые двери в вертеп изменника отворились.

Да, наконец, после долгих мытарств, я был внутри, я не спеша, упивался сладкой патокой мести, смакуя ее неземной вкус.

— Да! Да! Да! — в исступлении орал хор голосов.

— Заткнитесь все! — рявкнул я и замер.

На широкой кровати под откинутым желтым балдахином сидел Эммануил, гнойный отпрыск князя Кнегтского, незаконный правитель Теркна, похититель, растлитель, злодей и …. На смерть перепуганный не лишенный привлекательности темноволосый молодой человек стройного телосложения в одной кружевной ночной рубахе до пят. Рядом обхватив колени, застыла в позе покорности своей судьбе полуобнаженная женщина.

Она.

Княжна.

Возлюбленная дама сердца, нежно ранящая стрела в груди моей, шелковые путы на дланях, пьяный дурман в голове.

Кларисс!

Сердце мое пропустила удар. Второй.

Ударило, посылая волну сладкой дрожи по всему телу. Я шумно выдохнул.

И тут раздался выстрел. Я схватился за шею, и, обратив свой взор к Эммануилу, зарычал, алча его погибели. А он, убедившись, что оружие не принесло ему пользы, отбросил короткую двуствольную коробочку и выдернул из-под подушки две хилые палочки скрепленные крестообразно, и загородился ими.

Я ожидал чего угодно только не подобного нелепого поведения зажмурившегося ничтожества, вдохновенно бормочущего какие-то заклятия над жалким амулетом, видимо, бедный князек тронулся умом, узрев свой рок. Торжествующе захохотав, я шагнул, намереваясь, раз и уже навсегда покончить со всем этим.

И вдруг рев жути, потустороннего ужаса потряс меня изнутри. Мое сознание готово было разорваться на части, ноги не слушались, когда мертвые, заметавшись в истерическом припадке, потащили меня назад, прочь из комнаты. Бежать, спасаться, укрыться в лесу, зарываясь в спасительную землю! Еще никогда с той роковой ночи сделки я не ощущал такого животного нечеловеческого ужаса. Да и способно человеческое существо испытывать такой всепоглощающий ужас, в котором ощущалось предчувствие окончательного уничтожения? Пустяковые прутики причиняли физическое страдание, жгли внутренности. Но почему? Стоп! Это не мой страх. Сгиньте, я довершу задуманное! Невозможно! Спасаться!

— Ну, уж нет, твари! — меня выволокло в коридор, но я, борясь с ними, вцепился в косяк. Меня мотало почище, чем от налетевшего шквала, но я ухитрился выдрать из стены светильник прямо вместе со штырем и запустил во врага. — Получай!

Не долетев, светильник упал и перевернулся, масло разлилось по постели и занялось огнем. Не выпуская амулета, Эммануил попытался неуклюже сбить пламя, которое уже по балдахину грозилось перекинуться на портьеры и дальше. Воспользовавшись моментом я подскочил и подхватив вздумавшую почему-то сопротивляться Кларисс вынес в коридор, захлопнул дверь и привалился спиной, не обращая внимания на толчки и горестные призывы изнутри, где остался правитель.

— Сгори предатель! — крикнул я ему.

— Нет! Пусти, чудовище! — Кларисс рыдала и рвалась обратно.

Чудовище? Здесь нет никого кроме нас, не бойся милая, я не дам в обиду тебя никому, защищу от всех козней мира! Должно быть это просто шок.

Я взял ее за плечи, чтобы успокоить, но она продолжала вырываться и кричать. Я не замечал ничего. Первое прикосновение, какая награда за долгое расставание, я касаюсь Ее, как мог простой парень из селения мечтать о таком — держать в объятьях саму княжну, прекрасный бутон Теркна!

— Пусти меня, зверь! Чудище! Эммануил! На помощь! Да отзовитесь же кто-нибудь! Любимый! Бог мой!

Любимый? Очнувшись от грез, я увидел заплаканное лицо Кларисс, моей милой Кларисс, которая настороженно и чуть удивленно глядела на меня. Я восхитился — не робкого десятка она больше не сопротивлялась, стояла спокойно. Я поспешно отдернул руки.

— Что, что он сделал с тобой, госпожа? Он похитил тебя, обесчестил, обижал, так было? Прости, что так долго не приходил, я жаждал всей душой, поверь! Ты узнаешь меня? Я видел тебя на турнире, и потом сразу после Дней Сияния, когда мне показалось…

— Душой? А какой душе говоришь, вылезшая из ямы тварь? — с жаром перебила Кларисс, отстраняясь.

В ее горящем взоре я читал отвращение, которое постепенно сменялось узнаванием.

— Погоди, так это ты, тот нелепый отрок, хотя и милый в своей наивной простоте, — она потянулась, словно хотела коснуться щеки, но отдернула руку. — Но где же тот свет, что шел из твоих глаз? Я вижу лишь омут, где черным-черно, что случилось с тобой, как превратился ты из благородного юноши, презревшего коллективное безумие в убийцу и живоглота?

Я не понимал, был сбит с толку, долго накопленные признания и дифирамбы восхищения рвались наружу, но застревали в онемевших устах.

— Так знай, да, Эммануил выкрал меня, получив официальный отказ, так что с того, по прошествии всего этого времени я привыкла к нему, нашла массу положительных качеств, и ни сколько не обижаюсь за тот темпераментный порыв. Да, я страдала поначалу и ждала, но не нашлось никого, кто бы протянул руку помощи, боязливые сановники давно мечтавшие выдать меня замуж, чтобы обрести полноправного правителя, поспешили явиться с малодушными изъявлениями покорности. А Эммануил всегда был рядом, такой услужливый, такой обходительный, несмотря на разницу в возрасте. Я… мы … в общем, теперь неважно, теперь Теркн — вассал великого Кнегта, и вместе с двумя дюжинами других Родовых Мест образует могущественный стремительно растущий союз, вдохновителем которого является мой свекор, отец Эммануила… Он сплачивает разобщенные народы, приглашает лучших, конец распрям и беззаконию, это достойная цель. Он несет новую религию, пусть не до конца понятную мне, но такую чарующую. Ты же… ты мог быть преданным другом, но отдал себя злу. Прочь же!

— Но… — ошеломленно пролепетал я. Обвиняющие слова прожигали тягучую злокачественную ряску из мертвых наслоений, которые и душами нельзя было назвать, и ранили мою.