Зверь Лютый. Книга 19. Расстрижонка (СИ)

-- А ты чего?

-- А чего я? - Ты ж сам велел: Устав церковный - честь, знать и блюсть. Во избежание и для процветания. Отвечаю тому подсылу тихо: "Я вчера твоему хозяину добрые слова говорила. Он мне худыми ответствовал. Хочет доброе слово иной раз послушати - за худое пусть заплатит. По Уставу Ярославову - шесть гривен. Три - мне, три - митрополиту. Но можно - все мне. Чтоб хозяину твоему позора не было".

***

Дословно формула "Устава" выглядит так:

"Аще кто зоветь чюжюю жону блядью: великых бояр - за сором ее 5 гривень золота, а митрополиту 5 гривень, а князь казнит; а будеть менших бояр - за сором ее 3 гривны золота, а митрополиту 3 гривны золота; а будеть городскых людий - за сором ее 3 гривны серебра, а митрополиту Ъ гривны серебра; а сельскых людий - за сором ее гривна серебра, а митрополиту гривна серебра".

Всё законно: Цыба - вольная женщина, живёт в городе. А что митрополита из раздачи серебра выкинули - так досудебные соглашения сторон местными законами не запрещены.

***

-- И что ж - вот все так серебра и притащили?

-- Не, не все. Один замуж звал, другой завалить хотел. Этого Лазарь чуть не убил - углядел как тот меня... Ещё одного Резан на кулаках со двора вынес. А двое - слуг вовсе не прислали.

-- А кто прислал - ты с ними как?

-- Помнишь, у меня панева такая красная была? Хороша была да сносилася. Я её на полосочки порезала да и продала. По десяти гривен за ленточку. Совет покупальщикам давала: который повяжет купец такую ленточку на нос лодейки своей - на Стрелке того и трясти не будут.

Русская классика, 19 век. Щедрин, Гоголь описывают манеру российского чиновничества в моменты вскипания общенациональной борьбы со взяточничеством, передавать функцию приёма подношений на нижние уровни бюрократической иерархии. Когда писарю следовало давать не "красненькую" (ассигнацию в 5 рублей), а "беленькую" (25 рублей). Зато столоначальник - ни-ни! Не берёт. Абсолютно неподкупен, не предвзят и незапятнан.

Изощрённость русской взятко-брательно-дательной мысли и в среднем средневековье позволила туземцам воспринять эту технологическую идею без подробных объяснений и разжевываний. Одним лёгким женским намёком и подмигом.

-- Зачем?

-- Так... мы тут, было время, вовсе без денег сидели. А в дому-то... того нет, сего нет. Думала Лазарю помочь. Ему в церковь идти - кафтана приличного не сыскать. По ночам плакала. Да уж... А - не вышло: он же скотницу у себя держит, серебра тайком не досыпать. А начни объяснять... он и убить может - честь его, вроде, замарала. Ну... посулы да подношения взяла.

Цыба вдруг перевернулась, навалилась и, яростно вкручиваясь в меня грудями, страстно зашептала в лицо:

-- Ванечка! Миленький! Возьми денежку! Возьми себе, не побрезгуй, пожалуйста! Отдай серебро моё Лазарю. Ведь пропадёт же парнишечка! Ведь и вотчину свою тверскую заложил! Ведь с шести пар сапог ни одних гожих нет к Боголюбскому идти!

Забавно. Бывало, что при столь явно выражаемом женщиной экстазе, в мозгу инстинктивно возникал вопрос:

-- И сколько же за это придётся ей отдать?

Могу представить ситуацию с движением финансов в обратную сторону:

-- И сколько же за это можно получить? Если уж она так разогрелась?

Но вот такой вариант уговаривания:

-- Возьми меня, чтобы тайно взять у меня, чтобы, как своё, отдать моему...

Как, всё-таки, богата, разнообразна и изощрённа сексуальная жизнь на "Святой Руси"! Сколь примитивно, упрощённо мы оцениваем технологические изыски наших предков в этом поле! Надо учиться, Ваня.

И мы продолжили. Третью серию.

...

В душнике ещё темным-темно, а под дверью уже Салман скребётся:

-- Сахиби, Лазарь пришёл. Говорит: к князю собираться пора.

Куда она вчера мои порты закинула?

"Две любви: к труду и к бабам в нем живут неразделимо,

А граница между ними - порт, порт".

Очень точно Антонов сказал. Приставать к женщинам, будучи в штанах - разновидность мазохизма. Но куда же она эту "границу" вчера зашпындорила?

А, нашёл. Натянул, вышел в прихожую.

Это помещение, перед входом в господскую спальню, в княжеских и боярских теремах часто "гридницей" зовут: здесь на полу спит стража господская. Когда сенные девки-служанки по зову госпожи туда-сюда бегают - воды, там, принести, или наоборот, то молодые парни-гридни пробегающих девок по ножкам поглаживают. Девки повизгивают, но не сильно - господа от шума злиться начинают.

Сухан с Салманом - не отроки безусые, да и Лазарь на юную служанку не тянет. Он и сам по себе - чуть не повизгивает. Без поглаживания. От волнения. Всё пытается в опочивальню через приоткрытую дверь заглянуть. Через порог шагнуть - не рискует, из-за косяка дверного тянется.

-- Интересуешься? На.

Дверь перед ним распахнул, смотрю, как он алеет и маковеет. В смысле: как "мак аленький" - становится.

-- Нравится? И мне - тоже.

Лампадка едва теплиться, в опочивальне темновато. Но видна постель, в ней - обнажённая молодая женщина, чуть простынкой прикрыта. Раскрылась, девочка. Со мной под одним одеялом спать - жарко. Мне это многие говаривали.

-- Нагляделся? На сокровище? А ты её чуть не погубил. Глупостью своей. К ней всякое... приставало, а ты защитить не сумел. Тебе честь дороже. "Не дело боярину во всякие бабские дрязги да сплетни да страхи...". Дур-рак. Словами высокими - свою гордыню питаешь, а жизни смысл - упускаешь. Ладно, пойдём - от неё подарок тебе искать. Резана, Николая, бересты - сюда...

Слазили в подклет, выкопали горшки, вывернули их на рядно. Кучка такая. Пуда на полтора.

Мужи мои несколько охуе... Как же это без мата сказать? - Удивились?

Николай, непроснувшийся ещё, рядом на землю сел, за голову схватился, качается туда-сюда. Не то - зубы болят, не то - еврей перед Стеной Плача молится.

-- Ванька! Змей лысый! Научи! Ведь помру ж с тоски, с зависти! Ведь всю жизнь - денежку искал да считал! А ты, паскуда плешивая, куда ни придёшь - тебе само в руки валится! Ведь сотнями же гривен падает! Ведь ни за что! Ведь ни из чего! Серебро - кучами...

-- Проснись, Николашка. Слова глупые - придержи. А насчёт "из ничего"... Это тебе - "ничего". А мне - "мои люди". И разум, и душа, и сердце мои - в них. То - жизнь моя. И боль, и радость. Я в людях - серебра не ищу. Оно само приходит. "Сила вещей" такая. Только это - не мне, это вон ему подарок.

Пересказываю Цыбину хитрость. Лазарь снова - пятнами. По лицу, по шее, Дальше не видать, но, похоже - аж до пяток в леопарда играет. Аллергия у парня какая-то?

-- Как...?! Как она посмела?!!

-- "Посмела" - что? Взуть дурней на ровном месте? А что, запрет был?

-- Она...! Она в моём дому живёт! Мне за неё ответ держать! Ты ж... ты ведь купцов этих хитромудрых - через Стрелку не пустишь? Они ж ко мне придут!

-- Как придут, так и уйдут. Лазарь, факеншит! Ну нельзя же быть всё время таким желторотым! Ума нет - читай закон! Прочитай "Русскую правду"! В конце-то концов! Хозяин не несёт ответственности по денежным делам слуг. По долгам рабов - есть варианты. По долгам членов семьи - однозначно. Но не слуг вольных! Она ленточку от панёвы своей продала - в чём тут злодейство?! На торгу два дурака: один - продаёт, другой - покупает. Девочка очень правильно всё сделала: ты про то не знал, никаких обязательств на тебе нет. А дурням - наука.

-- Они - не поверят! Они меня уважать перестанут! Они решат, что я знал! Что я их обманул!

-- Итить тебя и уелбантуривать! Тебе чьё уважение дорого?! Это ж барахло с отребьем! Они ж меня, мой закон обмануть собралися! И тварей этих - не придавить?! Побойся бога! Или ты забыл, как я за неисполнение моего слова наказываю?! Погоди, мил друг Лазарь, вот заявятся обманщики ко мне, с куском красной юбки на носу, вот уж я взыщу в удовольствие! Визг по обеим рекам стоять будет, аж до родников, до истоков!