Зверь Лютый. Книга 19. Расстрижонка (СИ)

Но за столом - все мужчины княжеской семьи. Что уже само по себе... Но нет женщин и детей - не по-родственному. За столом епископ и важные воеводы. Но далеко не все. Окольников, к примеру - ни одного.

Всем известно уже и про вчерашний наш с Андреем визит к Манохе, и на пристань с невиданной лодочкой, и про мои разборки у Лазаря на дворе. Да за одно последнее - за убийство людей вольных! - любой должен уже в кандалах перед судом стоять! А я стою вольно и в трапезной.

За стол не зовут. Но и собак не спускают.

У меня такое чувство, что я здесь для Андрея так, повод для чего-то. Что он играет какую-то свою, ко мне мало относящуюся игру. Игры. Несколько сразу. И понять это я смогу, если смогу, только частично и сильно потом.

Ну и фиг с ним. Наше дело - откатать обязаловку, и хай воно горит.

-- Благодарствую, Андрей Юрьевич, дошли - добре. Дозволь подарить тебе наши подарки скромные.

Прокол! Блин! Ответ на вопрос о дороге должен содержать отсылку к божественному. Типа: с божьей помощь, вашими молитвами, Царицы Небесной попущением... Проспал.

А вот имя-отчество без титула... тут "проверка на прогиб". Он-то ко мне - чисто официально, без имени, "товарищ лейтенант".

Вообще, вот прямо сейчас идёт позиционирование статусов. Официальных. Человеческие между мной и Андреем - уже есть и дальше ровняться будут отдельно. А вот показуха... Причём не только - между нами на людях, но и отношение его людей ко мне. И, соответственно, к моим людям.

"Жалует царь, да не жалует псарь" - русская народная мудрость.

Мне это "не жалует" обеспечено изначально. Просто фактом существования. Но важно, чтобы здешние "псари" своё "не жалует" выражали только шёпотом жене под одеялом.

В голове крутятся всякие... расчёты с предположениями, а язык лепит текст как задумано:

-- Как ты знаешь, сам видал, мы люди бедные, новосельные, прибыткам большим взяться неоткуда. Ты уж извини-прости нищету нашу. Подарков дорогих - не сыскать, не выкупить. Зато - от чистого сердца. От него, от самого - вот тебе три блюда больших золотых деревянных.

Поныл, поскулил, "сиротой казанской" прикинулся. И, естественно, последнее слово несколько проглотил. Пока из рук Лазаря вырывал стопку наших блюдов, завёрнутых в платки.

Его ж просто клинит в собрании! Может, ему спиртяшки перед высочайшим присутствием прописывать? Был у меня знакомый из комсомольских лидеров. Ему врач перед каждым выступлением по 30 граммов медицинского выдавал. Речь по теме: "любовь, комсомол и весна" - только под дозой.

Как же я ухитрился себе такого... "деревянного посла" подобрать? А что, у меня выбор был?! Боярин - одна штука. Из того и выбирал. Зато - честный. "Зато" - за что? - А за всё! Средневековое сословное общество.

Общество, не всё средневековое, а чисто застольное - лязгнуло челюстями. Возвращая выпавшее - в исходное. Слова: "три блюда больших золотых" - распахивает рты туземцам не хуже, чем динамитная шашка - дверцы простенького сейфа.

Вы что, думаете - я тут понты кидаю? - Отнюдь. В подарках князю не должно быть никаких традиционных товаров. И - ничего в товарных объёмах. В словах - никаких "блюдом кланяемся", "прими подношение". Чтобы ни у кого не возникло сомнений в том, что здесь - именно подарки, выражение личного уважения. Дарение. А не, не дай бог, дань. Или иная форма подчинённости Всеволжска Суздалю.

Это в 21 веке этикетки клепают: это - налог, это - благотворительность, это - кредит на развитие и реформирование, трансферт из федерального центра... В Средневековье просто: раз даёт - значит обязан. Гунны думали, что греки им дань платят, а греки рассуждали о доброте и благосклонности басилевса, выразившейся в помощи диким степнякам в трудном деле приобщения к высотам греко-римской возвышенной многовековой культуры.

Что такое "золотое блюдо" на "Святой Руси" - я уже рассказывал. Типа... порше в Мухозасиженске. На него можно только смотреть, плакать от увиденной красоты и предполагать, что где-то там, далеко по ту сторону телеэкрана, есть места, где живут люди, которые используют это... эту хрень. По её хреновому назначению.

Все молчат. Но по-разному. Андрей... - он и настоящие золотые блюда, явно, видал. А после ряда эпизодов общения со мной, после "Ласточки" вчера, он готов к тому, что... что у меня бывают небывальщины.

Народ у Андрея за столом - выученный. Рты открывают-закрывают, но ни слова. Будто караси на воздухе. Один Глеб, младшенький, не выдержал. Глаза в распашку, голос тоненький, аж дрожит:

-- Они чего... они вправду... из золота?!

-- Да ну что ты, княжич. Были бы из золота - мы б их не снесли, тяжело. Возьми рукой, полёгай. Они из дерева. Однако и на стене висят красиво, и рыбу не горячую на них положить можно. Только ложкой сильно сребсти не надо.

Народ выдохнул. И обиделся. На себя, что поверили. На меня, что поверили мне. Ну, на всякий чих не наздравствуешь, гоню дальше:

-- Зима была снежная, делать было нечего, вот умельцы мои и сварганили. Красоту такую. Ещё делаем миски, чашки, ложки. Все - вот такого образа. Думаем продавать по городам и весям Руси Святой. Для - людям радость да жизни украшение. Ежели надумаешь себе, в дом свой - скажи сколько чего. Тебе, светлый князь Андрей Юрьевич - завсегда в первую голову. И - недорого.

***

То, что я делаю... За такое бьют. А то - и убивают.

Я пришёл просить милости. Какой-то мутный туземный князёк, пусть и в важном месте, но нищий, может только умолять о благосклонном внимании государя к его нуждишкам мелким. Вместо того, чтобы, помня о своём месте, низко кланяться, просить соблаговолить принять подношения бедные, шкурки пушные, медок лесной... - прими, благодетель ты наш, не побрезгуй отец родной... а уж мы-то тебе!... мы ж за тебя!... мы ж всех-всех затебее!... я выложил на стол невидальщину. Которая их всех потрясла.

Всё, дяденьки, теперь нос передо мной задирать... можно. Только это уже смешно будет. Я вас умнее, искуснее. И вы моё превосходство - уже ощутили.

Важный оттенок: монополия. У меня, не - у вас. Этот товар - я буду делать и продавать. И не только вам. Вы не купить - не можете. Бедность, не по чести. У других - есть, а тебя в дому - дырка. И другим запретить купить не можете. Начинается гонка визуального выражения вятшизма и гоноризма. У кого какого размера, раскраски, рисунка, формы... Надо не просто иметь - надо иметь первым. Раньше всех других. Которые там где-то обретаются, за границей вашего "Садового кольца", людишки второго сорта.

Я эту стратегию форсированного потребления, обосновываемую не функциональностью, а сравнением социальных статусов, многократно проходил в своё время, те же ай-фоны, к примеру. Важно оказаться максимально близко к началу цепочки продаж. Откуда - "проистекать будет". Цена ставится не от себестоимости, не "по Марксу" - от "затрат общественного труда", а от емкости. Ёмкости карманов гоноровых.

Снова - не ново.

И дело не только в фокусах рыночных игр 21 века, в брендах, трендах и дизайнах. Дело в том, что именно так, на гоноре, строится почти вся средневековая торговля. Потому что, из-за убойных транспортных расходов, основной товар здесь - предметы роскоши. Почти весь средневековый товарооборот - способ почесать эго одного процента населения: аристократии, духовенства, высшего купечества. Обозначить их, внутри-одно-процентный, относительно друг друга, социальный статус. Помассировать их вятшизм, претенциозность, гордыню.

В 21 веке, даже и без средневековой проблемы транспортных расходов, это называется "концепции демонстративного потребления". Суть "Эффекта Веблена" в том, что чем выше стоимость товаров, тем больше уровень спроса на них. Богатеющих китайских потребителей характеризовали, как "абсолютно не сдержанных" в демонстрации атрибутов своего состояния. Здесь, в средневековье, такая "несдержанность" - постоянный элемент существования правящих социальных групп.