Пастырь и Змей 3 - Воин Змея (СИ)

Хала поселился на заднем дворе княжеского терема, там, где обычно размещалось ополчение на случай войны. Дубравка предложила построить навес для Дитя, но змей отказался, заявив, что ни холод, ни дожди ему нипочём. На этом же дворе и проходили теперь военные совещания: пролезть в двери терема Хала не мог.

Не мог пока Хала и покинуть мир людей. Индерия и тем более Ирий были закрыты для него - для той части его души, что осталась в его теле. Потому противостоять вражеским чародеям предстояло Драгославу, пока Змей поведет войска на битву. На битву, подготовке к которой Драгослав посвятил теперь все свое время.

30

Стоя на холме над Бугом, Драгослав провожал взглядом войска Рхашгарга, сотрясавшие землю мерными шагами кованых сапог. Псоглавцы не пели, даже не переговаривались - лишь в такт шагам позвякивали железные кольчуги. Над лесом зазубренных копий и воронённых скимитаров неспешно парил в восходящих потоках воздуха Хала, по-змеиному выгибая длинные, гибкие шеи. Занимался тусклый зимний рассвет - словно раскалённое железо на востоке небокрая. Сыпал мелкий, как просо, снег, тут же таявший на плащах, знаменах и гриве Кречета.

Спешившись, Драгослав плотнее запахнулся в плащ: холод не мог нанести ему вред, но то и дело задувавший ветер, норовивший бросить за шиворот пригоршню снежной крупы, затруднял сосредоточение.

Вынув из-за пазухи короткий обрядовый клинок, князь очертил по первому снегу заклинательный круг, привычно проговаривая обережные заклятия. Не то чтобы ученик самого Яргайра опасался злых духов - но предосторожность не помешает. К тому же, у обрядового круга было ещё одно важное свойство: очерчивая его, заклинатель словно уподоблялся богу, творящему мир. Круг отделял его от внешнего пространства, как отделяет мир людей круговое море; посох или клинок, который чародей вонзал в середине круга, становился подобием Мирового Древа. Так чародей становился почти всемогущим властителем на той земле, где проводился обряд - по крайней мере, пока он может контролировать струящиеся через него Силы.

Вонзив Иней в землю в середине круга - клинок из светло-синего стал белым, как снежная целина - Драгослав сел на пятки, положив руки на колени. Глубоко дыша, вслушиваясь в шорох снежной поземки, завывание ветра и рокот шагов, он начал входить в транс.

Теперь он парил над своим войском - высоко, выше даже, чем сам Хала. Рогатый Змей, способный видеть тонкий мир, заметил Драгослава, почтительно кивнув ему средней головой. Князь глядел вперёд - туда, где в нескольких верстах вставали из-за пелены снегопада стены Буривойска. Кажется, там ещё никто не ожидал врагов: морок Халы работал как следует.

Драгослав устремился дальше - сквозь туманы Индерии, отделявшие Тот свет от этого, к раскидистому Карколисту, вдоль ствола которого вилась Троянова тропа. Подняться в Вышний мир ему бы, конечно, не дали - но вот устроить неприятный сюрприз хорватским волхвам не помешал бы никто.

31

- Их сметут. От Погибели Аэн Граанны не укрыться ни за какими стенами.

Голос Нискини дрожал. Богухвалу хотелось списать это на молодость и неопытность младшего волхва, но даже ему сейчас стоило огромного труда держать себя в руках. Хотелось рвать, метать и кусать локти.

Древний Змей на свободе, темная рать выплеснулась из земли уличей - а он здесь, сидит в Стольском, и на поле боя ему не успеть. Святовитово войско, Ярослав, последний выживший из приближенных Буривоя... Воевода Келагаст со своими подольскими кметами...

Неприступная твердыня станет для них смертельной ловушкой. Склонившись над чародейским кубком, то и дело смахивая дрожащими пальцами спадавшие на лоб седые пряди, Богухвал глядел в чуть колышущуюся воду, как гибнет цвет хорватского войска.

Трехглавый Змей парил над городищем, словно стервятник, то бросаясь вниз, чтобы обрушить на защитников потоки ледяного воздуха, то снова набирая высоту. Со стрелковых башен и стен в него летели сотни белооперённых стрел, но они лишь щёлкали по толстой шкуре, не нанося Хале никакого вреда. Нескольким метким стрелкам удалось попасть в кожистые крылья или горящие ненавистью и голодом желтые глаза. Они впивались в кожу Змея, явно причиняя ему боль - но недостаточно сильную, чтобы вывести его из схватки. Стрелы из крыльев Змей стряхивал, по-кошачьи потираясь о них головой, стрелы из глаз - сбивал морганием могучих век.

Чародейскую защиту со стен Буривойска он сбил в первую очередь: спикировав на стены города, как на добычу, Хала разломал их, будто исполинский таран. Ведовские знаки, испещряв стены, вспыхнули десятками маленьких солнц. Хала выдохнул сразу три языка ледяного пламени, потекшего по стенам, словно смертоносная синяя река, заковывающая чародейским холодом все, чего касалась. Девяносто кметов сотника Неждана превратились в ледяные изваяния, глядящие в утреннее небо лицами, искаженными гримасами боли и отчаяния. Ползучий иней враз укрыл целую секцию стены от угловой башни до ворот; охранные резы снова вспыхнули напоследок - ещё сильнее, чем прежде - и погасли навсегда.

Хала облетел кругом весь Буривойск, смешав ряды защитников - они, позабыв про боевой порядок, рвались под защиту башен, создавая столпотворение, сталкивая друг друга с лестниц, снова и снова погибая от смертельного холода.

На людей, разбегавшихся разбегавшихся врассыпную, Хала обрушивал другое свое оружие - град размером с куриное яйцо, срывавшийся с инея, покрывавшего его крылья. Псоглавцы, развернув боевые порядки под стенами Буривойска, принялись обстреливать городище горшками с зажигательной смесью и ворохами горящей соломы, добавляя к ледяному аду огненный.

Хала не мог разбить валы, укрепленные Святовитовыми всадниками - был предел даже его могуществу. Но какой толк от укреплений, которые некому защищать?

Над черно-бурой массой псоглавцев взметнулись крючья и осадные лестницы, цепляющиеся за края стен. В городище ещё била тревога, ещё метались под убийственным градом последние люди, не успевшие укрыться в домах - а ревущее море озлобленных зверолюдов уже перехлестнуло через стены. Одержимые застарелой, тысячелетней ненавистью к людям, они остервенело крушили ледяные статуи, еще полчаса назад бывшие кметами воеводы Нискини, выли и скалили желтые зубы, подобно настоящим псам.

Некоторые стрелковые башни ещё возвышались над ревущим морем хаоса. В них нашли укрытие около половины воинов, находившихся на стенах - и сейчас они, зажатые между дыханием Халы и полчищами Рхашгарга, дорого продавали свои жизни, чтобы дать своим товарищам за второй линией укреплений приготовиться к встрече самого жестокого врага из всех, кого когда-либо видела земля белых хорватов. На узких лестницах, где легко мог сдерживать десяток, в псоглавцев вонзались рогатины и мечи, из бойниц летели стрелы и метательные копья. Зверолюды падали, захлебываясь проклятиями и кровавой пеной, но в спину их толкали новые и новые захватчики.

А в небесах кружил Хала, срывая с башен остроконечные крыши и выдыхая внутрь ледяное пламя, способное, казалось, заморозить само Солнце - и башни превращались в полые, забитые мертвецами обледенелые утесы,. Под его раздачу то и дело попадались и псоглавцы, но Погибель Аэн Граанны этого, кажется, не замечал.

В единственное уязвимое место стен Буривойска - ворота - вгрызся таран, подведённый Рхашгаргом. Скоро на улицах городища окажутся лучшие головорезы из тех, кто ещё остался среди вымирающего племени зверолюдов, и Ярославу придётся нелегко вдвойне...

Видеть разгром Буривойска было невыносимо, оторваться от чаши, лишив себя новых сведений - тоже. Пересиливая себя, волхв поднял голову.

- Чертите обережный круг, - сказал он ученикам. - Я иду к богам.

- Учитель? - благоговейно спросил его Нискиня. Юный волхв ещё отцовских телят пас, когда Богухвал вызвал грифона против заслучских ведьм, и слышал об этом только восторженные кривотолки, в которых верховный жрец представал чуть ли не ровней самому Велесу.