Пастырь и Змей 3 - Воин Змея (СИ)

Рубинчик Владислав Андреевич

Пастырь и Змей 3 - Воин Змея

1

Ведунья Златка, жрица Мокоши, была, пожалуй, лучшей повитухой, какую только можно найти в земле белых хорватов. Когда-то она принимала роды у княгини Светорады, жены Горана, столь безвременно почившей; нынче пришло время помогать родиться уже княжьему внуку.

Восьмой десяток жила Златка, больше полувека прошло с тех пор, как она впервые вошла к роженице, но таких тяжелых родов она не помнила уже давно.

Векослава кричала и билась в судорогах, схватки то нарастали, то ослабевали. Помощницы Златки, Ярина и Елень, уже с ног валились от усталости - княжна не могла родить уже больше суток, и все это время они провели в наглухо закрытой бане.

Когда Векослава забылась усталым сном, Златка, отворив окно, бессильно оперлась на подоконник.

- У меня такое чувство, будто дитя не хочет рождаться на свет. Или кто-то не хочет, чтобы оно родилось, - поделилась жрица с помощницами.

- Думаете, это из-за... - Елень осеклась, подняв на Златку обеспокоенные глаза.

- Из-за то, что в нем - Змеева душа, как говорил когда-то Богухвал? Все возможно.

Позади них Векослава вздрогнула, застонала сквозь тяжелый сон, положив руку на низ живота. В глазах Ярины и Елени мелькнула надежда, но Златка отрицательно покачала головой.

- Пусть её. Говорят, в земле ромеев есть мудрецы, способные раскрыть чрево женщины и достать оттуда ребенка, да так, что оба останутся живы. Хотела бы я, чтобы один из таких мудрецов был здесь.

Была глубокая ночь, но из бани было видно, что в гриднице горят огни. Ещё несколько часов назад оттуда доносились звуки буйной пьянки - дружинники праздновали рождение нового Бусова потомка. Златка тогда ещё цыкнула на них, мол, сглазите. Так и получилось.

Старая жрица знала, что там сейчас сидит Буривой, воин из земли ободричей, отец ребенка. Героя войны с хазарами и избранника Векославы в народе любили куда больше, че Ольгерда, но сейчас Златке не хотелось с ним встречаться. Он-то все околачивался возле бани, беспокойно заглядывая в окна, пока жрица его не прогнала. Наверное, и сейчас не спит, переживает, разрывается между желанием рвануть к Векославе и страхом, что присутствие мужчины повредит величайшему таинству - рождению новой души...

- Давайте помолимся, - в третий раз за сутки предложила Златка помощницам.

Жрицы взялись за руки, обращаясь к Мокоши, чтобы она помогла матери и ребенку, отвела лихо от Векославы. Усилием воли Златка прогнала мысль, что молиться - это все, что они могут. Нет уж, она будет бороться за Буривоева сына до конца.

Закончив молитву, Златка почувствовала, что что-то в её душе переменилось. Так бывало, когда богиня посещала её - сном ли, вещи ли видением, такое чувство, будто ты одновременно здесь и в Ирии. Жрица открыла глаза и чуть не вскрикнула от неожиданности.

Потому что в бане появился ещё один человек.

Старик, совершенно седой, но с несколькими прядками золотых волос, стоял на пороге бани, опираясь спиной на закрытую дверь. В свете масляных ламп тускло поблескивал бронзовый трезубец, венчавший его посох.

- Хо... Хозяин? - потрясенно прошептала Златка. Ярина и Елень бросились на колени, но старая жрица глядела на вошедшего с достоинством. Ей ли привыкать разговаривать с Силами?

- Иные зовут меня и так, - тихо ответил вошедший. - Да вы вставайте, девицы, я ж не Распятый, которому нравится на спины своих поклонников глядеть.

Помощницы Златки послушно поднялись, с трепетом и благоговением глядя на старика. А тот без лишних слов подошел к Векославе, ласково положил руку ей на лоб.

- Спи, спи, голубушка. Нелегкое это дело - такое дитя носить да рожать...

Златка открыла рот, но слова застряли в горле, когда старик, положив посох в сторону, опустился на колени между разведенных ног княжны. Левая рука его легла Векославе на низ живота, правая - на лоно, что-то ощупывая.

- Иди ко мне, дитя, Иди, не бойся.

Векослава снова застонала, но не проснулась. Старик что-то прошептал, дыхание княгини выровнялось. Несколько толчков - и в правой руке Хозяина оказалась крошечная детская головка. Ещё несколько толчков - и вот уже ребенок покинул родовые пути.

Вытащив из-за пазухи серебряный серп, он легко перерезал пуповину. Поднялся, прижимая ребенка к груди. Тот, бледный, почти синий, лежал на руках старика, словно труп.

- Мертв? - спросила Златка, предчувствуя ответ. Она не теряла детей уже очень давно.

Старик покачал головой.

- Для этого мира - да. Но он ещё вернется. Княжне скажете, чтоб утешилась: Род ей скоро другое дитя пошлет. А это принадлежит мне, как я когда-то и предупреждал Буривоя.

Златке показалось, что последние слова Хозяин произнес с горечью. Что бы они не значили - радости ему от этого было мало.

- Ну, с остальным вы и сами разберетесь, а с Буривоем я сам поговорю. Прощай, Златка.

Легко поклонившись, старик отворил двери, выйдя столь же неслышно, как и вошел. Он направился к гриднице, а повитухи бросились к Векославе - помочь избавиться от последа. От священного трепета у них колотились сердца и дрожали руки, но дело должно быть сделано до конца.

Сквозь волнение, которое ещё не улеглось, Златка услышала крик, доносившийся из гридницы - истошный, полный отчаяния, почти волчий. И у привычной ко многому жрицы мурашки побежали по коже едва ли не сильнее, чем когда перед ней предстал тот, кто унес с собой ребенка.

2

Всевед торопился. Душа младенца, хоть и человеческая, все же была связана со Змеем, и Хала, чувствуя её, звал к себе, прочь из хрупкого тельца. Жизнь утекала из сына Векославы, как вода, струящаяся сквозь пальцы.

Старик осенил младенца знаком Громовницы, погрозил, указывая посохом на запад:

- Будет тебе! Как вырастет дитя, так само свой путь выберет. А сейчас - не смей!

Казалось, его услышали: младенец дернулся в руках Всеведа, застонал - слабо, но слышно. Зов стал слабее: Хала боялся власти того, кто сейчас нес младенца на руках. Всевед шагнул за грань миров, перейдя в Индерию; сюда Хале доступа не было. Краем сознания Дед уловил беззвучный крик отчаяния, боли и бесконечного голода.

- Ишь ты, не нравится, - усмехнулся он.

Путь Странника лежал к самому сердцу Индерии - острову Буяну, где стоял белый камень Алатырь и рос могучий Карколист, пускавший корни во все три мира. Там, у корней Великого древа, бил источник жизни, вырытый Индрик-Зверем в незапамятные времена. Вилы, оберегавшие его, поприветствовали Всеведа почтительными поклонами.

Старик опустил ребенка в источник, шепча наговоры. Живая вода, омывая крошечное тело, казалось, отдавала свою жизнь мальчику. Его тело розовело на глазах, младенец открыл глаза и пронзительно закричал, ища мать бессмысленными глазенками.

- Вот так-то лучше, - ласково сказал дед. - Имя бы тебе дать, и какое имя будет сейчас лучше того, которое желали для тебя отец и мать? Нарекаю тебя Драгославом.

И новое заклятие сотворил Всевед, отсекая серебрянным серпом связи ребенка с миром людей, как недавно пересек его пуповину. Теперь Змей до времени не мог найти его: перед взором Халы постоянно представал бы лишь Источник Жизни, ненавистный Источник, который он так желал осушить, и старик с серпом, один из его извечных врагов.

У заклятия была и другая сторона: отсеклись связи между ребенком и его родителями, и Буривой с Векославой вдруг ощутили спокойствие и душевный мир. Боль от утраты первенца утихла в их душах, затаилась, словно побитый пес. И они улыбнулись друг другу, и решили жить дальше.