Камин-аут (СИ)

Дрожащими руками принимая свою порцию коктейля, Фрэя смотрела в одну точку на поверхности стола. После четвертого бокала более-менее успокоившись, Моисей повел её в номер, на шестнадцатый этаж, где замахнулся на Фрэю. Он явно выпил лишнего, желая успокоить взвинченные нервы. Моисей долго вглядывался в неё.

– У вас всё хорошо? – спросила Фрэя.

Моисей опустил руку.

– Ну же!

– Если вы думаете, что я никогда не бил девушку, то вы ошибаетесь.

– А я по жизни заблуждаюсь. Мне свойственно глупить.

Взгляд Моисея сверлил в ней дыру, когда Фрэя отвернулась, чтобы поднять кофту с пола и перебросить на кровать.

Он словно зачитывал смертный приговор, перечисляя её самые тяжкие злодеяния. Моисей просунул два пальцы за пояс юбки, отогнул жесткую ткань, оттянул резинку, изучая будущую татуировку. Еще сильнее опустил юбку, выдохнул воздух и, взявшись за её плечи, развернул к себе лицом. Грубой формы плечи потонули в его ладонях, шероховатые пальцы с коротко подстриженными, почти до мяса, ногтями скользнули по её лопаткам, едва ли не вдавливаясь в кожу.

– Вырядились, наделали дырок в теле, гуляете по вечерним улицам в топике и коротенькой юбочке… Почему вы норовите сбежать от меня? Хоть раз я позволил себе переступить черту? Хоть раз ударил? Если я сказал что-то не так, простите меня. Но почему вы постоянно ускользаете у меня из рук, Фрэя?

Он дышал через нос, плотно сжав губы.

– Мне жаль, что ввела в заблуждение, я не сбегала, – густо багровея, пролепетала Фрэя. Губы расплывались в улыбку. Захотелось истерически расхохотаться – расхохотаться или расплакаться, разбирало странное безудержное возбуждение.

– С чего вы вдруг решили, что я буду вас бить? – Моисей теребил пальцем её предплечье, то ли поглаживал, то ли массировал. – Я даже не знаю, чем вы больны. Что причиняет вам такую боль? – смотря на надутое от распирающего её приступа гогота лицо, Моисей прищелкнул языком. – Можете не отвечать, но вы определенно не в себе. Вы спрашивали, откуда мне известно о ваших родителях… Мне кажется, это и так понятно. Вы живете не своей жизнью, окружающие давят на вас, а вы зарываетесь глубже в песок, позволяя им топтать себя ногами. По принципу «Fuck you», но вы отвергаете это в себе. Вы не должны игнорировать сигналы боли в глубине себя. Сигнал на то и дан, он несет для нас послание.

Фрэя опустила голову, волосы скрыли её радужный румянец.

– Моисей, не надо делать из меня депрессирующее эмо. Вы не знаете меня так хорошо, как я сама. Не стройте из себя заботливого дядю.

Да, думала девушка, второго, с кем бы она могла общаться так же, как с Икигомисске, не найдется для неё больше нигде, в этом смысле Моисей – уникум.

– Я не держу вас, гуляйте по Токио, сколько душе угодно, вы ведь приехали сюда именно за тем, чтобы увидеть город… Я даже согласен оплатить татуировку, я буду держать вас за руку, когда вы будете реветь от боли. Я всего лишь чуть с ума не сошел, когда увидел вас одну в провокационном виде. – Повторил отчетливее: – Одну в незнакомом городе, с кольцом в пупке, с голыми ногами… поздно вечером. Наша страна, разумеется, отличается от той, какой хотите видеть её вы.

Зачем он говорит так? Чтобы она чувствовала себя виноватой?

– Я не поняла, какое право вам дает командовать мною?

– Одевайтесь, – бегло скользнув взглядом по её телу, отвернулся и вышел, позвякивая связкой ключей. – И не забудьте надеть под майку лифчик, если не хотите, чтобы я сам его на вас надел! Что за привычка?.. Жду вас в ресторане на пятнадцатом. Сегодня на ужин холодный бульон с морской капустой и креветки в кляре с миндальными хлопьями. Будете есть с ложечки, чтобы не повредить губу. Скажите, Фрэя… я вас чем-то напугал?

– Когда вы молчали всю обратную дорогу и тогда в баре – это было са-амое страшное, – Фрэя выдавила устрашающую улыбку, очень надеясь, что Моисей улыбнется вслед за ней.

В гостиничном ресторане они выбрали столик недалеко от окна. Помещение ресторана огибало кухню, что находилась в центре, и все желающие могли наблюдать процесс приготовления блюд прямо со своих мест.

Столики отражалась в огромных окнах во всю стену. Ночь за окном распускалась миллионами неоновых цветов, рождая посреди Токио сказочный сад.

– Куда завтра? – её голос прозвучал сценично, а вопрос – как хорошо заученный монолог.

– Поедем туда, где устраивают демонстрации косплееры. Вы ведь хотите увидеть ту улицу?

– Очень!

– Можем сходить в суши-бар.

– Слушайте, отличная идея!

– В кино? – упавшим голосом предложил Икигомисске. – На Акихабару?

– Я за.

– Вы со всем соглашаетесь, Фрэя. Это ваш способ заключать перемирие?

– Я же не виновата в том, что ваш безупречный вкус полностью совпадает с моими пожеланиями, – Фрэя легонько пихнула японца.

– Конечно, я хотел, чтобы вы воспряли духом, наелись, отдохнули, во всяком случае, это лучше, чем торчать в номере и пребывать в апатии, пока я на работе. Но это не означает, что вы должны беспрекословно меня слушаться. Не хотите – мы никуда не пойдем и будем сидеть в гостинице.

– Да вы золото! Я из вас просто-напросто деньги выжимаю, – иронично вздохнула Фрэя, пытаясь определить своё состояние, когда холодный разваристый бульон попадал на верхнюю губу, – а вам хоть бы хны, еще и поучительные лекции читаете, как эффективнее нажраться.

Она искренне огорчалась, что Моисей тратит на неё свои деньги.

– Все расходы в Токио: проживание в гостинице, бензин, питание – всё это мне оплачивает фирма, – не согласился Икигомисске, подбирая палочками колечко сладкого зеленого перца и шляпку шампиньона.

– Но я чувствую себя неудобно, когда вы тратитесь на меня.

Моисей теперь с легкостью читал по губам, иногда девушка даже забывала, что у него проблемы со слухом. Она тщательно проговаривала за ним слова, пытаясь копировать произношение.

– Фрэя, не начинайте. Вам восемнадцать лет, в этом возрасте естественно брать у старших деньги и позволять оплачивать свои развлечения. Если хотите знать, мои родители до сих пор высылают мне деньги.

– Но квартиру-то им купили именно вы, – не унималась её совесть.

– Они присматривают за Химэко.

– И что? Они её близкие родственники, это их обязанность – заботиться о своих внуках. Мы проходили в конце триместра. В школьном учебнике так написано.

– О, какая замечательная у вас школа.

Моисей сходил ей за ежевичным йогуртом.

– Могу сводить вас в стриптиз-клуб? – присаживаясь за стол, спросил он будничным тоном. Не сводя с неё пытливых миндалевидных глаз, он словно оценивал степень её боевой готовности. Вернее, это ей показалось, что глаза Моисея пытают, сверля её долгим взглядом. – Поговорим откровенно?

Фрэя вмиг забыла думать о своей губе.

– Я думала, вы выше. Стриптиз, всякие там гейши, ублажатели мужской похоти с мочалками и прочими инструментами, дорогие рестораны с музыкальным сопровождением, молоденькие японки… Простите, с кем я общаюсь? – покачала она головой. Фрэе нравилось дразнить его.

– Эй-эй, не спешите клеймить! Подождите, что еще за молоденькие девочки?

– Поговорим откровенно? Вы хотите, чтобы я пошла с вами? Туда?

– Узнаете подробности моей личной жизни. Приобщитесь к столичной жизни, – раздельно проговорил Моисей.

Фрэя уставилась в тарелку с супом. Проколотая губа ныла, но голод победил.

– Расскажите про свой первый раз, – вновь подняла лицо.

Он быстро моргнул.

– Что?.. – черед Моисея открывать рот в изумлении.

– Любопытно знать. Раз мы общаемся на равных, почему я не могу задать личный вопрос? Или это было очень давно, – не удержалась и хохотнула. Вот сейчас он пошлет её куда подальше…

– Это как на допросе в суде, когда начинают задавать вопросы, которые вы не можете себе даже вообразить – вопросы с подвохом.

– Так вы собираетесь делиться или нет? – помешивая суп ложкой, Холовора подперла голову рукой, должно быть, её щеки полыхали как наливные яблоки. – Это было приятно? На что это похоже? – она сильно волновалась, и ложка то и дело звонко ударяла о дно тарелки. Поняв, что Фрэя больше не собирается есть этот суп, Моисей отобрал у неё ложку, и воцарилась тишина.