Камин-аут (СИ)

Укладывая её вещи в багажник и сажая девушку в машину, взятую на прокат, Саёри избегал на неё смотреть, будто она одна была виновата. Пускай думает, что хочет. Должно быть, он впервые почувствовал угрозу, которую сулит связь с их фамилией.

– Помните обо мне в следующий раз. Легкого пути, – Моисей склонил голову. Молодые люди поклонились в ответ.

У ворот дома сновали люди в белых халатах поверх курток и полисмены в форме. Послышался лязг носилок по дну фургона скорой помощи. Хмурые сосредоточенные лица – от напряженной работы эти люди состарились раньше положенного срока.

Обратно в Нагасаки, где предстоит делить жилплощадь с теткой и её ухажером.

*I see the wet planks ahead of me

Part of them already snapped away

In the surges of river are the graves of the dead

Among them would my place be?

I close my eyes, I dare not look

When I can’t see the another shore

Nor feel the land under my feet

I walk lonely steps

And now between the dark sky and the stream

I’m asking you to help

refrain

And when the bridge swings in the wind

I was already ready to give up

I felt how your fingers grabbed

At my powerless arm

And when the ropes under my bridge collapse

Even then you didn’t let go

Refrain

(Отрывок из песни Hold my hand (с) Indica)

========== Глава III. Тихе на стороне правых? ==========

Накануне отъезда на Хоккайдо Тахоми вела себя странно, забывая элементарные вещи, она мерила шагами пол, после вспоминала, тут же неслась куда-то, рассеянно улыбалась Янке, задавала неуместные вопросы, даже зазывала его поехать вместе с ними, и когда она наконец закрыла за собой дверь, а гул колесиков тележки прокатился по всему коридору, парень вздохнул с облегчением.

В воскресенье у него по расписанию должно было состояться репетиционное занятие с одноклассницей Фрэи. Лицо сестренки мелькало в сознании, когда парень сбрасывал свои каблуки в прихожей, когда мерил комнату шагами, толкуя о различиях между английским английским и английским американским, даже когда раздвигал ноги своей ученице.

Она лежала на кровати и смеялась над ним, она была возбуждена, когда он касался её, когда погружал пальцы в тепло женского тела.

Девушка, не чета Минако, оказалась крайне способной. Янке любил японок, их гладкое тело, любая растительность на котором смотрится чрезвычайно сексуально, любил их крошечные ступни, особенно ему нравилось облизывать их пальчики с накрашенными ногтями и кольцами.

После сдачи экзаменов он купил Фрэе серьги с желтыми топазами, которые великолепно гармонировали с цветом глаз и по легенде должны были побороть вожделение к Моисею.

Пока главным желанием было то, чтобы Икигомисске не появлялся на предстоящем торжестве по случаю тридцатилетия Тахоми. И хотя последнее, что женщина успела сказать Янке на этот счет, пребывая в своем зомбированном состоянии, – её пожелание, чтобы «праздник прошел в тесном кругу близких друзей», – парень все равно рассчитывал увидеть там Моисея, как неустанного стража Фрэи. Если Янке напьется, будет крайне сложно контролировать кулаки, но совесть заставит думать о Фрэе и не позволит причинить вред Моисею. Бессилие сводило с ума.

Думая об этом, Янке трахал ученицу, не в состоянии в полной мере сосредоточиться на своих ощущениях. Почему бы ему не похитить её и не сбежать на край света? Но разве силой можно сделать человека счастливым?

Девушка билась спиной о матрас и стонала, трогала его, влажные губы приоткрывались, обнажая стиснутые блестящие зубы, она закатывала глаза и запрокидывала голову. Янке откинул с липкого лба волосы.

Худыми руками Янке водил по изгибам тела японки.

– Что?.. Почему ты остановился?.. – тяжело дышала японка. По лбу катился пот, в глазах блестели слезы.

Янке только сейчас обратил внимание, что её стройное тело покрыто красными пятнами, похожими на кровоподтеки. Голова закружилась. Он согнулся на кровати, кончая себе в ладонь. Девушка возмущалась, а ему было плевать. Тонкие розоватые отпечатки пальцев ожерельем прокатились по хрупкой шейке. Он начинал терять контроль над собой. Наоставлял ей кучу отметин, укусов, синяков.

От дома ученицы он направился в центр мгновенного загара, где собирался загорать до черноты. Посмотрев на себя в зеркало, парень обратил внимание на сильный контраст ослепительно-белоснежных белков и темной кожи цвета земли.

Повязав перед зеркалом вьющиеся волосы неприметной черной лентой, подхватил сумку и, покачивая бедрами, направился на выход из солярия. Купил банку джин-тоника.

После секса он не стал принимать душ, ему нравился свой запах, ему всегда нравился запах разгоряченного тела, терпкий аромат возбуждения.

Именно так пахли братья. Эваллё собирался куда-то уезжать. В тот момент, когда парень просил Янке приглядеть за Маю в его отсутствие, от него пахло точно так же. Этот полностью животный натуральный запах, который будоражил мысли. Именно тогда закрались подозрения. Раздражал его вездесущий внимательный взгляд, отслеживающий каждый шаг, но «старший брат» не знал, что за ним тоже ведется наблюдение. Однако Эваллё уезжал, и проверить теорию пока не выпало возможности, а Янке желал, чтобы сами братья подкинули ему доказательства своей аморальной связи. Эваллё, подозреваемый в неестественном влечении к младшему брату – похоже, в руках оказался ключ к страшной тайне. Выпал шанс немного почувствовать себя распорядителем чужих судеб.

Идея похитить Фрэю в этом хаосе казалась еще более заманчивой. Увезти так далеко, чтобы её никто не нашел. Он закурил на ходу, с черными ногтями и титановыми украшениями он казался жителем далеких южных морей.

Повернув за большое каменное здание музея, парень привалился к стене, заведя руку за спину. Зажав бычок сигареты и банку между пальцами, попытался сосчитать, сколько таких банок он сегодня уже успел опрокинуть… Разве Фрэя захочет иметь дела с пьяницей? Как Эваллё может вожделеть родного брата? Такого быть просто не может! Это полный абсурд! Похоже, выпивка хорошенько промыла мозги, и он начал путать реальность и измышления.

Темно. Просунув руку себя за пояс. Он слишком пьян, чтобы стоять прямо, колени подгибались, корпус клонился в сторону, в маленьких трусах собиралось жалящее давящее тепло. Приятно-гладкая стена холодила сквозь тонкую длинную рубашку, да на улице и не жарко.

Тахоми не вела себя странно, и Эваллё не провонял сексом, на самом деле, Янке давно перестал понимать что-либо, его память – глубокий колодец: море черного, белого и серого… иногда желтого.

Янке вздрогнул и очнулся от грез. В руках – горячее тепло, распирающее бедра и низ живота, стягивающее… Он позволил себе застонать и стукнуться затылком о камень.

Убрав руку, ею же вытер испарину, и попытался прикурить, но зажигалка никак не хотела работать, Янке отшвырнул её подальше. Трусы стесняли, его до сих пор распирало лютое желание, от которого путались мысли и дрожали руки.

– Мил человек… помогите, – послышался чей-то надломленный голос напополам с кашлем. Не понимая, откуда доносится сипение, Янке вертел головой, пытаясь разглядеть кого-то среди деревьев и баков с мусором. Опустив глаза к земле, увидел грязного человека в рванине и дырявых чешках.

Ладони стали холодными, влажными и липкими, как чешуя дохлой рыбы, жар распространялся глубже, Янке боролся со жгучей охотой запустить руку под джинсы.

– Мил человек… помираю, помогите…

– У вас что-то болит?.. – заторможено откликнулся Янке, пытаясь сконцентрироваться на лице бомжа. – Хотите, я вам денег дам? Или воды куплю?

Узкие джинсы выпирали на причинном месте.