Змееныш

Сегейла не вернулась с наступлением темноты, и это означало, что она приедет в лучшем случае утром.

Эльда робко вопрошала из-за двери, не спустится ли хозяин к ужину. Люгер послал ее к черту и углубился в трактат пятнадцатого века по арифмомантии. Он пытался отвлечься от навязчивых мыслей, но это ему не удавалось.

В это самое время Морт, полностью предоставленный самому себе, впервые попал в Зал Чучел и бродил среди запыленных мертвецов. Погруженное во мрак пространство зала пахло мрачными тайнами, но Морт не испытывал страха.

Темная сторона его души ликовала – наступил час пробуждения…

Полночь.

Остывающая спальня была погружена во тьму. Луна, маленькая, ослепительная и ледяная, висела слишком высоко в небе, чтобы осветить большую кровать, на которой спал Стервятник. Впрочем, его состояние нельзя было назвать сном. Он был погружен в забытье, вызванное нервным истощением. Тревога не допускала к нему настоящие сны; он довольствовался кошмарами и зыбкими сочетаниями теней, таившихся в углах спальни.

Все стихло в доме. Сбившись в кучу и согревая друг друга телами, чутко дремали сторожевые псы. Эльда и изрядно выпивший Густав отошли ко сну. Морт спал в комнате, соседствовавшей со спальней Люгера. Так захотела Сегейла, и с ее отъездом ничего не изменилось.

Люгер заходил к сыну незадолго до полуночи и видел, что тот находится во власти глубокого детского сна. На лице мальчика застыла безмятежная улыбка. Можно было подумать, что его сновидения приятны и легки, как летний ветер.

Люгер мог только позавидовать ему. Сам он будто плавал в багрово-черном тумане. Раздевшись, он лег, смежил отяжелевшие веки и ощутил, как горят воспаленные глаза. Затем начались привычные кошмары, в которых он повторял свой путь в подземельях Фруат-Гойма, но с гораздо меньшим успехом.

Он не слышал, как часы пробили полночь, зато почувствовал чье-то присутствие. С трудом открыл глаза и увидел картину, которая потом долго преследовала его. Воображение дорисовало то, чего нельзя было разглядеть в темноте.

Рот Люгера раскрылся в беззвучном крике.

У него была всего секунда, чтобы понять, как именно он умрет, но за эту секунду он проделал весь скорбный путь между жизнью и смертью.

Он увидел Морта, бесшумно подкравшегося к нему и уже занесшего руки для удара. В руках маленький убийца держал отцовский стилет, и он не ошибся в выборе: вонзить такое оружие в человеческое тело мог даже ребенок. Но в лице Морта не осталось ничего детского. Неживая бледность, холодная отстраненность, по-звериному пустые светящиеся глаза… И еще неописуемая улыбка…

Неотвратимость… Люгер услышал обрывок выдоха и свист, с которым стилет устремился вниз, к его бешено забившемуся сердцу. Этот сверкающий путь занял краткое мгновение, в течение которого Стервятник даже не успел пошевелить рукой. У него осталось время только на ощущения, сменявшие друг друга гораздо быстрее, чем мысли.

Момент перед тем, как стилет проколол кожу, был непереносимо жутким. Месть оборотней все же настигла