Змееныш

ивый, сильный, жизнерадостный и ласковый мальчик, не знавший скуки.

Глядя на него, Люгер порой находил смешной собственную подозрительность. Когда-то он пытался отыскать в облике Морта хотя бы слабый намек на давнее колдовство, но уже год, как оставил эти нелепые попытки.

Его сын не убил ни одну живую тварь, в нем не было злости и настороженности; Стервятнику еще предстояло ввести его в мир, где эти качества были необходимы, как воздух, и преподать ему первые уроки коварства. Он учил сына обращаться с миниатюрным оружием, но до сих пор эти занятия казались Морту всего лишь игрой, может быть, немного странной, потому что это была игра без цели…

Маленький Люгер, еще не изведавший таинства Превращений, имел фамильную гриву пепельных волос, обезображенную единственной черной прядью, что иногда, очень редко, могло вызвать жутковатое впечатление, будто темноволосый ребенок внезапно поседел. Серые глаза Морта смотрели на все окружающее с детской открытостью и были полны завороженности миром, к которому его отец уже давно не испытывал любви…

От Сегейлы сын унаследовал смуглую кожу, совершенные черты лица, мягкость в обращении и загадочную способность не раздражать Стервятника ни при каких обстоятельствах. Но с наступлением нового года даже он утратил эту способность.

Слот Люгер ждал своей последней зимы, как будто торговался с роком. Из года в год он откладывал поиски Люрта Гагиуса, а также своего отца; он отказался от тщеславных замыслов вернуть принцессе Тенес трон Морморы и почти забыл о существовании Серой Стаи и обманутого им министра Гедалла. За все более или менее серьезные дела Стервятник собирался взяться лишь в том случае, если удастся избежать предначертанного конца.

Близость смерти избавила его от лишней суетности и сделала незначительными многие вещи, представляющиеся важными людям, не ведающим своей судьбы. Возможно, кто-нибудь другой на его месте стал бы философом, убийцей, странствующим монахом или завсегдатаем публичных домов, но Слот слишком любил себя, комфорт, тело и душу Сегейлы и слишком ненавидел лживые речи попов – да и любые другие речи…

Он отдалился от немногих друзей в Элизенваре, бывшие любовницы позабыли о нем; шелест карт и стук катящихся костей не вызывали в нем трепета, а вино погружало его в глубочайшую меланхолию. Чем больше он пил, тем мрачнее становился. Приступы мизантропии были весьма продолжительными; расслабиться и забыть обо всем он не мог даже в объятиях Сегейлы.

Что это было – злое влияние? Почти удавшаяся попытка похитить чужую душу? Необъяснимая, тяжкая угнетенность… Стервятник стал бесчувственным, ослабшим от бессонных ночей, язвительным, опустошенным, безразличным ко всему, кроме приближающегося конца…

Бедная Сегейла!.. Что он знал о ее муках?! Она ни за что не оставила бы его, даже если бы он открыто издевался над нею. Она нашла бы в себе силы полюбить и его безумие. Он пренебрег ею, но она простила ему и это… Постепенно она осознала, что делит ложе с живым трупом. Сила, еще оставшаяся