Стучит, гремит, откроется (СИ)

Виляс с Рысковцем мир заключил,

В кои-то веки с ним мирно зажил,

Людям всем говорил Бог мириться,

Слушать сердце, на любке жениться,

Поменьше гневиться, поменьше скупиться,

В вине не топиться, глядеть, чтоб не спиться,

В эти три дня святых!

Каждый хозяин норовит дать поющим угощение или мелкую бляшку, чтоб в вознаграждение получить от Господа какую-то приятную мелочь — сие всегда оправдывает себя. Неприятели, каковыми бы гордыми они ни были, заключают временный мир и пируют за одним столом. Не слышно ни ругательств, ни ссор — грех распри водить в такой праздник, можно неудачи накликать. Тишь да благодать, что и говорить!

Издревле толкуют, будто Виляс, обыкновенно невидимый дух, средь людей находящийся, одевает в эти дни отталкивающую личину — когда старца больного, когда калеки — и ходит по домам, просясь на ночлег. Не отказавшим, ежели поверью верить, Бог весь год благоволить будет. Только вот, ясное дело, вероятность посещения вас вороватым нищим много большая, чем Господом под личиной...

Меланья с Васелем чувствовали себя счастливыми до безумия. Их словно кто тянул друг к другу, не давая ни на колодежку разойтись. Создалось стойкое впечатление, что они всю жизнь друг друга знали, ибо каждый понимал другого даже не с полуслова — со взгляда, с малейшего движения бровей. Васель то и дело веселил невесту, рассказывая про не раз случавшиеся во время путешествий забавные случаи и тем самым заставляя Меланью смеяться до колик и хрипоты. Девушка в долгу не оставалась, на каждом шагу с иронией припоминая купцу верование в Стольниковы слова и весьма удачно прожитий без нее месяц. Васель при этом донельзя забавно обращал очи горе, складывал ладони перед грудью и шептал не то молитву, не то упреки.

— Что ты шепчешь? Не проклены, случаем?

— Благодарности, — смиренно отвечал Васель.

— Так я и поверила! — подразнивала Меланья. — Если и вправду благодарности, то не шептал бы.

Нежданно жених закричал во все горло:

— Благодарю тебя, Господи...

— Да что ты, перестань! — смеясь, одернула его девушка.

— ...За то, что ты так наградил меня!!!

Прыткая найманка молниеносно пронесла по селу весть об удачном сватанье к Вороховой дочке, и теперь каждый норовил поздравить молодых людей. Меланья в свою очередь зазывала на свадьбу, вследствие чего быстро потеряли счет гостям.

***

По Яструмах носился слух, дескать, тройка незнакомых парубков, каковые то в одном конце села, то в другом поодиночке появляются, просит танцевать с ними девушек, а потом исчезает внезапно, как не бывало. Ни у кого удивление сие не вызвало: то показывали себя бесы — Рысковцевы помощники по сбиванию людей на путь грешный, дабы потом души не к Вилясу в рукава отходили, а к брату его в подземелья холодные, на истязание и глумление.

Когда-никогда невидимая рука шапку над чьей-то головой приподнимет на локоть, иль за ворот свитки невесть кто снегом сыпнет. Человек крестится, защищая себя, и слышно тогда хохот уносящегося проказника-бесенка. Но в Мировещение священный крест не может далеко отогнать нечистую силу, она в эти дни сильней обычного. Оттого бесы не бегут без оглядки, а продолжают околачиваться поблизости с людьми, только приближаться страшась, покуда сила защиты не рассеется...

— Хорошо ли тебе, сердце? — спрашивал Меланью Васель.

— Как никогда!

— Чего хочется?

— Ничего, — выпалила девушка. — Все у меня есть.

— Хочешь, в салазках по всему селу тебя провезу? Да что там — в салазках, можешь хоть в сани запрячь!

Васелю охота была похорохориться, но кто сказал, что он не выполнил бы своего бахвальства?

— Не хочу.

Он подхватил тогда невесту на руки.

— Неужто ноги не устали?

— Не устали, но на руках тоже не плохо, — невозмутимо отвечала девушка.

— Ах ты, лукавая! — воскликнул купец и, приблизив свое лицо к невестиному, прошептал: — Бесов цвет достану, хочешь?

Васель говорил об алых цветах, что время от времени творили бесы. Роскошные лепестки стлались по снегу, приковывая взгляд, но цветок исчезал, как только кто-то пытался сорвать. Существовавшее поверье гласило: ежели изловчиться и таки заполучить бесов цвет до того как нечистая сила оставит тебя с носом, то в дальнейшем можно будет перехитрить самого Рысковца. Васель как раз приметил сверкающий между хатами цветок, и уж очень ему захотелось порадовать невесту столь необычным даром; проследив за жениховым взглядом, Меланья тоже увидела чудо, многажды воспетое и в сказках описанное.

— А сорвать-то сможешь? — протянула девушка вроде шутливо, но одновременно и с сомнением, и с надеждой, и с любопытством.

Та смесь чувств в ее голосе подстегнула Васеля, точно коня -хозяйская плеть. Ничего не ответивши, он опустил Меланью и медленно двинулся к пламенеющему цветку. Когда расстояние сократилось до десяти локтей, купец прыгнул и... ладони его зарылись в снег — бесов цвет исчез в последнее мгновение.

Раздосадованный Васель поднялся и виновато развел руками. Но Меланья совсем не выглядела расстроенной и шутить, вопреки ожиданиям, не стала. Улыбаясь, она подошла и стала помогать жениху отряхиваться.

— Прости, что не вышло... — несколько сконфуженно пробормотал Васель.

— Да ладно, — мурлыкнула девушка, приникая к нему, — сущая мелочь.

***

На хуторе Гелина заперлась в комнате, чтоб, не дай Боже, ее никто не увидел за ведьмовским делом, и, катая яблоко по серебряному блюду, наблюдала за парой. Во время смотрин в женщине пробудилась ревность, нежелание делить сыночка с кем бы то ни было, тем более с девкой, каковая ей не нравилась еще до знакомства. Гелина смотрела на сына и все больше убеждалась, что он быстро разочаруется в девке...

Васель ни разу не вспомнил о матери с тех пор как уехал, Гелина это чувствовала или, во всяком случае, ярко казалось ей, что чувствует. Первое Мировещение она встречала одна, и было ей до того тоскно, что места себе найти не могла в собственном доме; а сердце между тем весьма неприятно кололи иголочки материнской ревности... С каждой колодежкой неприязнь к Меланье росла — так снежный ком, скатываясь с горы, увеличивается в размере.

Гелина сразу бы отвернула сына от неугодной ей "селючки", избавила от страданий, ежели б то было возможно — но, увы, искренне любящего никакими чарами не спасти...

Могла б она, чего греха таить, свести сынову избранницу со свету, но не хотела идти на убийство, когда была возможность приучить девушку к своим правилам или выжить ее, рассорив молодую семью... За каждое убийство Рысковец отнимал несколько лет жизни, чем сильнее ведьма — тем дешевле плата. Гелина, к ее сожалению, значительными умениями похвастать не могла и не хотела уменьшать свою жизнь, а потому сведение со свету было крайней мерой.

***

До самого рассвета не рассеивалась веселая толпа. Не уходили даже те, кому днем грядущим нужно было работать, то бишь батраки и слуги, а прочие, сами себе хозяева, тем более, ибо могли позволить себе отоспаться.

Запылала, точно зарево, яркая зимняя заря. В который раз зазвонил колокол, и люди потянулись к церкви, послушать второе святочное чтение Вилясовой книги, помолиться пред большим образом. По пути народ снова дружно затянул "Божественный лик на иконе".

Набилось людей в небольшой зал, что огурцов в бочку; не все, ясное дело, поместились, и тем пришлось мерзнуть на улице. Впрочем, у многих от холода было припасено верное средство, разгоняющее кровь и еще более веселящее душу.

От мягкого рассветного света, струящегося сквозь небольшие замысловатые оконца, на душу снисходили покой и умиротворение. Большой образ прямо напротив окон сиял от косых лучей показавшегося над полем солнца. Виляс на иконе был изображен живописцем традиционно: добрейшего вида мужчиной в рассвете сил. Божий служитель Фетор читал себе пятую главу священной книги, и под его монотонный голос Меланья задремала, опершись о Васеля, склонив голову ему на плечо. Купец шевельнуться боялся, дабы до поры до времени не спугнуть ее сон.