Стучит, гремит, откроется (СИ)

— Чтоб дружба меж вами была — тогда и вы довольны, и я...

Васель вправду мечтал о взаимопонимании между женой и матерью, понимая: не будет оного — и счастья не видать. Увы, то ему лишь снилось.

Вскоре чета отправилась на ярмарку в Бжосков, кой находился в четырех днях пути от столицы. Новый, незнакомый дотоле град и веселье ярмарки не могли не повлиять на Меланью благотворно. Невеликий Бжосков стоял на равнине, мог похвастаться обилием корчм, красивыми мощенными улицами и замком. В то время как мужья вели торги, замерзая у столов и тем больше сдирая с народа, их жены, перезнакомившись друг с дружкой, прогуливались вместе по рядам или, усевшись недалече на бараньих шкурах, травили у костра смешные байки. Некоторые особо домовитые да хозяйственные женщины ворчали на корчмарей, три шкуры спустить готовых, особливо в ярмарочный день, и сами готовили еду, ловко управляясь в непривычных условиях. За некоторых это делали слуги. Наша чета харчевалась в корчме.

После ярмарки не торопившиеся особо супруги посетили семью друга Васеля, потом заехали к Стольнику, и в итоге отсутствовали аккурат двенадцать дней. Свекровь за сие время передумала много чего и решила сделать шаг навстречу невестке, решивши, что коль не будет привечать Меланью, то сын вовсе отобьется от рук, а коль будет — выдастся замечательная оказия для незаметного на него влияния.

Пошли меж невесткой и свекровью затеваемые Гелиной беседы ни о чем, спугнули они грозную тишину. Потихоньку свекровь уговорила Меланью, чтоб дело разговором разбавлять, прясть да шить в одной комнате, а не расходиться, каково ранее бывало, по разным. Мнилось, наступило долгожданное понимание — друг дружке узоры для шитья показывали! Только взгляд у Гелины оставался таким же злым и недобрым — потому невестка не спешила раскрывать душу, ничего о себе не рассказывала, больше внимала, поддакивала да кивала.

Доброе расположение духа возвращалось к Меланье во время побывок у отца или прогулок наедине с Васелем. Зачастую же лицо девушки оставалось спокойным, чуточку удивленным и непроницаемым. Так как Гелина скрывала чувства за низменной доброжелательностью, можно сказать, что у одного только Васеля на лице отражалось истинное содержание мыслей.

***

Время не стояло на месте. Мороз сменился оттепелью, снег — мокрою травой. Реки привычно вышли из берегов, подтапливая округу. Лед сходил, вода шумела и бурлила. Деревенские ребятишки бегали прыгать по льдинам, за что изрядно получали от родителей. Солнце пригревало, растапливая кое-где остающиеся еще снега.

Только отогрелась немного земля, Меланья своими руками посадила у крыльца вишенку. Ежели деревце принималось, то и посадивший его, по обычаю, приживался на новом месте.

Вишня не то что не принялась — прямо-таки засохла и почернела. Кто знает, отчего — то ли Гелина отравила, то ли мороз ночью ударил, то ли Виляс знак подал.

— Не расстраивайся! Может, мы на новое дворище переберемся, — подбадривал муж. Меланья молча созерцала зачахшее деревце, терзаясь внезапно накатившим страхом. Насилу Васель отворотил жену от печального зрелища и, сделавши это, крепко обнял.

***

Как-то поздним вечером отошедшей от полученного потрясения Меланье вздумалось поглядеть на звезды. Ей не спалось, а хутор, напротив, давно погрузился в сон. В темных сенях шуршали и попискивали мыши. Лениво лаяла собака на цепи, петух невесть с чего раскукарекался в курятнике. Приотворив дверь, Меланья через образовавшуюся щель проскользнула на крыльцо и замерла в остолбенении.

Звезды сияли особенно ярко, убывающая луна зависла на середине неба, и все подворье заливал мягкий серебристый свет, отражаясь в лужах талой воды, скованной хрупким ледком. Любую мелочь можно было различить, как днем. Но не до того было Меланье.

В небе, чуть выше крыши, верхом на метле летела Гелина. Волосы свекровины, завсегда спрятанные под намитку, сейчас трепетали на ветру.

Зрелище было столь удивительно, что Меланья хотела протереть глаза, но не успела. Кто-то дернул ее за рукав, увлекая в сени. Не такой уж трусихой была молодая женщина, однако после увиденного волосы дыбом стали, а крик страх задушил.

— Нельзя смотреть, иначе пани Гелина заметить может — тогда беды не миновать, — прошептала немолодая кухарка, ночевавшая в кухне на печи. Знакомое бледное лицо виднелось в полутьме, рассеиваемой лучом лунного света — его, будто щупальце, запустило в сени ночное светило.

— Неужто она — ведьма? — тихо-тихо, едва слышно выдохнула Меланья.

— Как пить дать, не раз замечала за нею... Простите, пани, что этак бесцеремонно я вас дернула, право-слово, того обстоятельства требовали. Панна Гелина одного батрака даже со свету сжила, за наблюдением его уличивши. Он мне рассказать успел и умер наутро в страшных мучениях... Молитесь, пани Меланья, о том, чтобы она вас не заметила, иначе не миновать беды.

Не сговариваясь, обе перекрестились.

— Помилуй да защити, Господи, — сказала Меланья. — Вот так поглядела на звезды!.. Почему на нее надзирателю не нажалуются?

— Никто больше не знает. Я боюсь: либо откупиться панна, и меня батрачья участь постигнет, либо проклянет пред казнью. Неясно, что хуже.

— Воистину... Добрая ты женщина, спасибо, что уберегла меня.

— Дело не шибкое, благодарности не заслуживает. Пойдемте спать. И... будьте впредь осторожнее, пани.

Долго и усердно молилась Меланья, поклоны отбивая. Тем не менее, молитва не могла унять сильного биения сердца, не могла защитить от шорохов, теперь выдававшихся особо зловещими. Свет прогнал бы таящиеся в темноте страхи, но Меланья боялась зажечь лампадку пред образом, чтоб свекровь не завидела. От стен веяло могильным холодом, девушке чудились протягиваемые к ней мертвецкие руки. Крупная дрожь гуляла по телу ее, зуб на зуб не попадал. Внезапное открытие отчасти объясняло злобу свекрови и вместе с тем вызывало сильное желание бежать, не глядя даже — куда, лишь бы скорее и подальше.

Так вскоре страшно стало, что Меланья забыла слова знаной с измальства молитвы. Поскорей перебравшись с пола на кровать, она прижалась спиной к спине безмятежно спящего Васеля и натянула одеяло на голову. Тепло мужниного тела немного успокоило, и молодица, согревшись, вскоре забылась тяжким сном.

Поутру во вчерашнее верилось с большим трудом — воспоминание не сохранило в достоверности того ужаса, каковой обуял ночью. Гелина вела себя обыкновенно, Меланье худо-бедно удавалось не подавать виду о знании ее тайны. Молодая женщина хорошо памятовала слова кухарки и, несмотря на желание поделиться с Васелем, молчала.

Как ушла Гелина на послеобеденный сон, Меланья отправилась в кухню, где за чаем и бубликами разговорилась с кухаркой. Женщина искренне сочувствовала молодой панне.

— Свекровь такую врагу не пожелаешь, — вполголоса говорила она, чтоб, не дай Боже, Гелина не услыхала ненароком. — Догадываюсь, сколь сложно пани Меланье в первое время приходилось.

Молодка грустно кивнула, грея руки о кружку с чаем.

— Оно ясно, не каждый может притерпеться ко взгляду ее лютому... — жалостливо продолжала кухарка.

— Вот-вот. Так ведь мало того, что люта, как волчица, еще и ведьма, — не выдержала Меланья. — Чай, не она ли покойного свекра в могилу свела?

— Поговаривают, будто так, а толком никто не ведает. Поругались они, а дня этак через два пана мертвого нашли. Да сохранит Виляс его душу, таким праведным и набожным был...

— Как это я столько прожила здесь?.. — Меланья зябко охватила плечи руками. — Эх, говорила мне вещунья...

— Предостерегала замуж за пана Васеля не выходить? — прозорливо угадала кухарка.

— Именно. Птица черная ей повиделась.

Женщина ахнула.

— Да что вы! Ведомо — зело плохой знак.

— То-то и оно.

Потянуло сквозняком, и Меланья оглянулась. В дверях стояла Гелина. Вошла-то она сейчас, а сколько могла под дверью подслушать — неведомо.

— О, а вы не спите? — пролепетала, запинаясь, молодица.

— Как видишь... Негоже, Меланья, беседы с челядью разводить, — слащаво пропела свекровь.— Чего расселась? — бросила вскочившей кухарке. — Работа стоит!