Ренегат (СИ)

— Да это же самоубийство! — возмущается один из обладателей рюкзака.

— Я на такое не подписывался! — восклицает второй. Шум не утихает. Еще немного и, кажется, меня прогонят вон.

— С самого начала вы знали на что идете. — вступается за меня Люк. — Боитесь, да? То, что вы здесь делаете?

Жду, пока Люк затихнет, пристыдив яростных противников моего наспех слепленного плана.

— Это единственное место, где мы можем спрятаться, если возьмут наш след. — убеждаю я. — К развалинам пойдем через поле, где нас скроет высокая трава.

Сколько помню на некоторых участках Департамента-9 стояли настоящие непролазные дебри из сухой травы.

— Но между полем и центральной частью Котла стоят жилищные дома. — додаю я. — Мы должны пройти бесшумно и остаться неувиденными.

Еще несколько слов бросает Люк, а затем все двигаются к выходу. Мне по-прежнему терзает плохое предчувствие, и я в самый последний момент я останавливаю Люка и прошу его задержаться. Мы отходим в сторону, чтобы нас никто не услышал. Несколько секунд мы стоим молча, глядя друг на друга. Наконец-то я решаюсь сказать то, о чем не хочу даже думать.

— Я волнуюсь… из-за датчиков в руке. Они будут знать каждый наш шаг.

— Не будут. Наш появление будет неожиданностью.

Люк, взяв мою правую руку, закатывает рукав. На том самом месте, где был вживлен датчик отслеживания, — повязка. И как я не догадалась сразу, что снотворное дал мне Люк не просто так?

— Но, я ничего не чувствую.

— Обезболивающее. — улыбается он. — Чай был немного горьким, да?

— Нет. — Я пожимаю плечами, ведь чай впрямь был на вкус самый обычный. Или я просто не заметила? — А ты? Тебе тоже датчик удалили?

Люк закатывает рукав своей куртки. На месте, где должен быть датчик, — татуировка, И как я раньше не замечала? У Люка через кожу никогда не просвещался свет от лампочки жучка. И дело не в татуировке. Шпионский прибор давно изъяли!

— Два года тому, когда ты ходил к изгоям? — догадываюсь я, промотав в памяти разговор с Каей.

Люк, подтверждая, кивает:

— Датчик я всегда носил с собой.

Вот почему он появился на территории вольноотпущенных, указав мне путь, и смог убежать из Департамента-2, не попавшись. Люк избавился от датчика и бесследно исчез. Наверно, заметив его внезапное исчезновение, многие удивились и бросились на его не увенчавшиеся успехом поиски.

Я оглядываюсь по сторонам. Убедившись, что на нас никто не смотрит, нежно целую Люка. Я выбрала самое неподходящее время и место, но что если другого шанса не будет? Никто не знает, что ждет нас впереди. Возможно, один из нас умрет еще до рассвета.

— Пошли. — улыбается Люк, забирая руку от моего лица.

Надевая перчатки, топаю вслед за Люком к выходу. В коридоре скопилось немного людей и нас задерживает Хемстворд и, обнимая сына, что-то шепчет ему на ухо. Затем идет ко мне.

— Прости, Харпер. Мы так редко виделись в последнее время и снова вынуждены прощаться. — молвит Хемстворд.

— Мы разлучаемся не навсегда, — возражаю я, — всего лишь на час.

— Мне жаль, что мы так мало были вместе, как семья. — продолжает Хемстворд. — Уверен, что у нас будет много радостных моментов.

— Надеюсь. — Мельком смотрю на Люка. Наверно только он, кроме Хемстворда и застольных заговорщиков, знает, что происходит.

Хемстворд обнимает меня и, будто по секрету, говорит на ухо:

— Береги Люка, он тебя любит.

— Хорошо. — обещаю я ему.

Хемстворд, отходя, не сводит с меня потускневших глаз. Только бы он не увидел, как мне страшно. Внутри разгорается чувство, будто я собираюсь на войну, а не к поезду.

— Все. — торопит Хемстворд. — Вам нужно идти.

Люк пропускает меня вперед, ведь я должна вести группу. Он будет идти позади всех, прикрывая тыл каждого снаряженного.

Выхожу на улицу, и раскаленный воздух обвивает лицо. Кажется, огонь повсюду, и испускаемые им густые тучи дыма затянули небо. Заметив меня, несколько человек цепенеют, как мраморные статуи. Мне становится не по себе, ведь никто никогда не обращал на меня особого внимания, поэтому такие взгляды для меня крайне странные. А в последние два года меня и вовсе не замечали, делали вид, будто меня не существует. Умерла бы от голода — и никто бы не искал. Но сейчас понимаю, что я интересую многих людей, но вряд ли я что-то для них действительно значу.

Мне уступают дорогу и продолжают смотреть в спину. В надзорах повернувшихся, замечаю не только закравшееся отчаянье, но и разгоревшиеся искры потухшей надежды. Нежели они и вправду на меня полагаются? И это пугает больше чем то, что мы направляемся в самое опасно место в Котле — к поездам наполненным вооруженными солдатами, жаждущими убивать.

Пристойно отдалившись, оглядываюсь, чтобы оценить обстановку, похоже, начинается вражеское наступление: многочисленные колоны новоприбывших солдат приближаются к охваченной полымем площади. Времени на то, чтобы добыть оружие, у нас куда меньше.

Надеваю шлем — и мир меняется. Окружение становится бело-зеленым.

Чтобы выйти к жилищным домам, мы проходим целый квартал однотипных мрачных застроек похожих на здание администрации. Потом идем по улице, в одной перекосившейся хижине которой не горит свет. Наверно, все до смерти напуганы происходящим, и забились в страхе по углам. Вряд ли под гром взрывов и выстрелов благоуханно уснешь. Минув жилищные дома, мы выходим на поле, непролазные сорняки которого действительно выше моей головы, к тому же сухие и колючие. Минут десять неспешного бега — и мы останавливаемся в десяти метрах от пугающих развалин, которые длинным шлейфом преграждают путь к искомым колеям. Здесь я была всего раз, но точно знаю, что недостроенные здания неимоверно опасные.

Снимаю шлем, и иду не спеша — каждое воспроизведенное движение на вес жизни. Ступая на первые камни, слышу зловещее дребезжание стены справа. Кажется, каждая из них норовит рухнуть и погрести нас заживо. Прохожу между двух корпусов. Подняв голову и задержав дыхание, изучаю возвышающуюся надо мной обветшалую, застывшую под опасным углом перегородку и краешком ока замечаю сияющие звезды на небе.

Прислушиваюсь к случайно уловленному шороху. Может быть, это всего лишь крупные грызуны? Но откуда им здесь взяться, их же давно выловили. Ребята, навострив уши, остановились. Люк бросает на меня тревожный взгляд. Мы не можем одновременно думать об одном и том же, но, полагаю, он тоже подозревает, что нас поджидают. Люк, надев шлем, приготавливает винтовку. Главное — уйти как можно дальше от руин и никого не потерять. Я поднимаю руку, мол, идем поживее, и двигаюсь с места.

Дважды сворачиваю и через минуты три притормаживаю, чтобы вслушаться. Снова доносится невнятный шум и скрежетание. И вдруг кромешную тишь нарушает неожиданный выстрел — на голову сыпется штукатурка, после чего волной прокачивается зловещий грохот и градом сыпятся мелкие камешки. Снова совершается выстрел в незаконченную постройку слева. Осыпающиеся стены вот-вот обрушаться, и накроют всех нас. Слышу учащенное поверхностное дыхание стоящих рядом точно одеревеневших союзников. Нельзя, чтобы они погибли: им поручили важное задание, и они должны его выполнить. Не принесут они лекарств или оружия — и ослабленные бунтари скоропостижно погибнут.

Бросаюсь в бег зигзагами, искусно маневрируя между полуразвалившимися сооружениями, падающими бетонными брылами и купами каменных насыпов.

Никогда в жизни не бегала под лавинами смертоносных камнепадов. В какой-то момент мне кажется, что мы не выберемся. Ноги болят и быстро утомляются от частых спусков и подъемов, проходится высоко прыгать в окна и падать на устеленную голышами, гальками и выброшенными булыжниками землю. Едва выбегаем за руины, они с оглушительным грохотом и, создавая туман из пыли, рушатся, как карточные домики. Наблюдая, как они валятся, стряхиваю грязь с волос и одежды.

— И что это было? — возмущается Рон, одни из носильщиков рюкзака.

— Нас кто-то заложил! — негодует второй. — Никто не знал, что мы идем сюда, а ведь это была засада. Нас ждали!