Ренегат (СИ)

— Я жалею о том, что бросила тебя. Правда. И ты не был мне безразличен, никогда. После всего, что случилось, ты был единственным, к кому бы я обратилась.

— Все хорошо, Харпер. — утверждает он, прикоснувшись шелковистыми губами к моей щеке. — Зато мы стали больше ценить друг друга.

— Ошибки разрознивают, но нас ничто не разделить, правда? — улыбаюсь я. Люк смеется, жадно прижимая меня к груди. Наверно, он слишком соскучился, ибо я тоже задушила бы его в объятиях. — Я знаю, что ты чувствовал, потому что я чувствовала тоже самое. И мне было паршиво… Но, знаешь, ничего удивительно, я всегда тебя разочаровываю — это то, что у меня получается лучше всего. Давай, продолжим. — предлагаю я.

Зачерпнув пальцем немного густого снадобья, легкими движениями наношу на рассеченную бровь. Кровотечение сразу же останавливается. Затем втираю его на побитые костяшки его пальцев.

В школе Люк часто дрался. Вступался за меня, когда мне в спину бросали едкие замечания или поливаю грязью отца. В одной из потасовок его избили и бросили за школой. Люк наивно усмехался, когда я, склонившись над ним, безутешно рыдала. Две недели он ходил с жуткими синяками, но ни разу не обмолвился, что ему больно.

Закрыв баночку, вытираю руки чистым полотенцем.

— Скоро будет проверка восприимчивости. — говорит Люк. — Ты должна подготовиться.

Я задерживаю дыхание. Думаю, он подразумевает надлежащую процедуру, после которой люди круто меняются, практически до неузнаваемости, превращаясь в жестоких, безразличных, бессердечных и покорных существ.

— Когда именно будет проверка?

— Через пару дней. — отвечает Люк. — И у тебя возникнут некоторые трудности.

— А проходить обязательно? — Люк положительно кивает. Я сжимаю полотенце еще сильнее. — И какие трудности у меня могут быть?

— Ты ведь никогда не верила в то, что нам все время говорили. Вряд ли поверишь теперь…

— Что в таком случае будет со мной? — интересуюсь я. Люк выдерживает многозначительное молчание. И я понимаю: завалю проверку — меня убьют. — Ты, конечно же, прошел…

Я всегда подозревала об этой процедуре, но у меня нет сил, расспрашивать, в чем ее суть и как она работает. Мне тяжело от одной мысли, что я вынуждена ее пройти.

— Тебе еще чем-то помочь?

— Нет. Останешься? — спокойно молвит Люк, обхватывая меня сильными руками. У него уставший вид, а на бархатной коже росятся маленькие капли пота. — Здесь полно места. Ну, как?

Когда-то, соскучившись по Люку, я сбегала с дому. Поздними вечерами, когда наступал комендантский час, и передвигаться по Департаменту-9 было строго запрещено, я мчалась через весь Котел, чтобы только его увидеть; незаметно обходила посты дежурных и уходила от Охранников. А прибежав к Люку, так же украдкой пробирались в его комнату, заскакивала под его теплое одеяло, и, лежа с ним лицом к лицу, разговаривая о пустяках. Он, вычитывая за своеволие, поглаживал меня по голове, а затем целовал, и я спокойно засыпала. Как же мне этого не хватало в последнее время.

— Не знаю. — Я колеблюсь: надо ли повторять то, что осталось в прошлом? К тому же мне немного страшно, ведь утекло довольно много времени с тех пор.

— У тебя нет выбора. — утверждает Люк, улыбаясь. — Код от замка знаю только я.

Оглянувшись на входную дверь, смеюсь. Сенсорные кнопки с цифрами горят ярко-синим.

— Ну, — тяну я, — раз у меня нет выбора… В таком случае… Пожалуй, я останусь.

Довольный Люк улыбается еще шире. Я помогаю ему снять футболку, белая ткань которой покрылась красными пятнами. Он уходит в ванную, а я, ища удобное место, где бы прилечь, устраиваюсь на, как я и предполагала, мягком диване. Как же я рада, что наконец-то Люк пригласил меня в гости. Это самый счастливый момент за последние два года, которые мы не виделись. К тому же он признался, что все еще грезит мной, как влюбленный мальчишка; я просто на седьмом небе о счастья.

Было бы не плохо оставаться в таких неразрывных отношениях всю жизнь. — мечтаю я, перекатившись на бок. Когда все закончится, мы непременно уберемся подальше отсюда, в «старый» мир, сколотим себе уютным домик, и, состарившись, умрем с разницей в пару минут (чтобы я успела выругать его за то, что он меня, старую развалюху, бросил). Было бы неплохо так закончить, особенно, помня, что Люк еще до отбытия из Котла строил подобные многообещающие планы. Вряд ли от них отрекся, как от обвинений, это не в его духе.

Услышав, одиночный щелчок замка, притворяюсь, что сплю. С моей стороны так поступать — несусветная глупость, ведь мне не тринадцать, когда я прикидывалась, что сплю, так же безмятежно, как сурок, а потом, резко вскочив, наваливалась на сонного Люка, надеясь его напугать. А хоть бы раз получилось! Зато было весело.

Расстелив постель, Люк, наклонившись, берет меня на руки. От него веет первозданной свежестью, как после летнего дождя, и чистым холодком, а кожа немного влажная после душа. Через пару секунд он опускает меня на удобную кровать и его руки ускользают из-под моего тела.

Люк, сняв мои ботинки и укрыв теплым одеялом, склоняется надо мной — его дыхание касается моего лица. Он неторопливо убирает пару выбившихся из колоска волосинок, и, невнятно бубня, как он скучал и не хочет меня отпускать, целует кончик моего носа. Мне щекотно. Еще немного и я расколюсь смешком.

— Я очень тебя люблю. — шепчет он. — И никто не сможет отобрать тебя у меня. Я этого не допущу.

Согрев меня длительными объятиями, Люк отдаляется. И через маленькие щелки глаз наблюдаю, как он вынимает из шкафа еще одно одеяло, приглушает свет и ложится на диван. Меня враз превозмогают тяжкие сомнения: может, он намеревался со мной еще немного поболтать, а я сглупила, прикинувшись спящей? Все же нам есть что обсудить и сгладить. К тому же, не только он тосковал, и было бы здорово уделить друг другу чуточку внимания и поделиться нерастраченной теплотой и лаской.

Всем естеством хочу, чтобы он лег рядом, но неожиданно понимаю: я не готова к этому. Еще слишком рано. В наших отношениях был существенный провал длиною в два трудных и пустых года. Но, по правде говоря, я невыносимо грущу по тем славным временам, когда мы спали друг возле друга. Меня все еще сопровождает то приятное и трепетное чувство, возникавшее каждый раз, когда я обхватывала Люка рукой и ногой, и, спрятав лицо в его шею, спала в так всю ночь. Надеюсь, что Люк тоже это помнит.

Засыпаю я почти мгновенно, а, проснувшись, осознаю, что мне снился замечательный, безмятежный сон. Впервые я не схватилась в ужасе от мутного, как болото, сновидения, а ощущала блаженную умиротворенность и непробиваемую защиту, создаваемую переменой окружения и близким пребыванием Люка.

Из-под его пушистого одеяла выбираться совсем нет желания, но, спустив ноги на пол, обуваюсь. Наверно, уже наступило утро, или, по крайней мере, близиться. Затягивая шнурки, вздрагиваю от неожиданно загоревшегося освещения.

Люк сидит на диване. На нем черная знакомая кофта без рукавов, темные штаны, неопрятно заправленные в ботинки, а на столике белым четким пятном стоит чашка. В то время как все ходят почти в одинаковом черном облачении, он носит то, что ему вздумается. И тут-то я задаюсь вопросом: где он достает такую яркую и бросающуюся в глаза одежду и не бунт ли это?

— Сбежать хотела? — Люк довольно улыбается.

— Сбежишь тут! — бросаю я в ответ, тяжело вздохнув. — Ты так рано…

— Я выспался. Не беспокойся.

— Я не беспокоюсь. — отвечаю я, заправляя постель.

— Брось, я сам. Завтракать будешь? — интересуется он, приподнимаясь. — Я кое-что имею для тебя.

— Хочешь мне аппетит испортить? — смеюсь я, поправляя разномастные подушки.

— Иди сюда. — зовет он, хлопая по дивану.

— Для чего? — Предчувствуя лакомую порцию новых отрадных нежностей, я смущаюсь.

— Увидишь…

Я налегаю на Люка, и мы падаем на диван. Он тешится, как ребенок побрякушкой, когда я, щекоча его, утыкаюсь в его небритую, от силы двое суток, щеку.