Ренегат (СИ)

Он идет впереди, я немного отстаю, держась на расстоянии в один шаг. А когда мы поднимаемся бесшумным лифтом на второй этаж стоящего над Норой здания, он неторопливо, даже осторожно, будто опасается, что я отстранюсь, снова берет меня за руку. Мы тесно переплетаем пальцы.

Ставни металлического подъемника разъезжаются, открывая беспрепятственный путь в просторный, длинный коридор, исполненный в холодном светло-сером тоне. Люк останавливает меня:

— Думай прежде, чем говорить. Ничего лишнего.

— Хорошо. — отвечаю я, понимая о чем он. Как бы Кроу не старался вывести меня из равновесия, мне нельзя и слова обронить о дыре в Дуге и о том, что я ходила на ничейную территорию.

— И отвечай коротко. Несколькими словами. — просит Люк, сжимая покрепче мою ладонь. — Я знаю, что ты чувствуешь, но сдерживай себя. Ладно?

— Я постараюсь.

— И зачем я это говорю? — усмехается он. — Ведь я тебя выучил, Харпер Маверик. Ты никогда не изменишься.

Вход в помещение, где, вероятнее всего, находится Касейбиан Кроу, оберегают, как зеницу ока, два хорошо вооруженных человека. Они стоят неподвижно, как присверленные статуи, но, завидев нас, сразу же выдвигаются навстречу. Дозорные вынимают два прибора, напоминающих той, которым Фрэнк сканировал мое лицо. Люка проверяют первым. По завершению секундного процесса сканер издает оглушительный писк, затем охранник басит:

— Не дозволено.

Едва ли устройство завершает сканирование моего лица, оно издает не столь резкий, как это произошло в случаи с Люком, оповещающий сигнал. Громила разрешает мне пройти, повторно уточнив мое имя.

— Вас ждут. — бормочет он, нажимая сенсорные кнопки на встроенной в дверях панели.

С тяжелым звуком массивная дверь открывается.

Оглядываюсь на Люка, который прикоснулся к моему предплечью, не отпуская. Он поразительно спокоен, но искрится в его глазах нечто, что выдает его прикрытое напряженное состояние, понемногу передающеесе мне. Я ведь останусь один на один с кичливым человеком, возомнившим себя несомненным повелителем и желающим моей смерти, наверно, сильнее, чем тщеславная Селестайн, поэтому я имею полное право нервничать, хотя меня вовсе не пугает Кроу — он не так силен, каким его представляют.

Глядя на выражающего каменную невозмутимость Люка, мне хочется сказать ему одно: если со мной случится что-то плохое, я не вернусь или меня отправят куда-то далеко в темные далекие застенки — я буду помнить его вечно.

Неужели Люк предчувствует лихое? Он нагибается.

— Кроу не причинит тебе вреда. — шепчет он, и выдает то, что меня потрясает: — Он боится тебя, Харпер.

Я не понимаю сути услышанного. Должно быть, Люк так шутит или пытается подбодрить меня, поднять боевой дух. С чего бы это имеющему бесспорную власть над всеми Кроу меня опасаться? Кем я для него являюсь? Заносчивой недорослью? Или, может быть, колючкой, застрявшей в одном месте? Скорее всего, презренной чернью, от которой необходимо избавиться.

— Что? — мямлю я. — Что ты говоришь?

— Он тебя боится. — повторяет Люк. — Все, что ты делала с отцом — для него моральная оскомина.

— Он меня просто на дух не переносит. — возражаю я. — Да и все.

— Нет, он боится, Маверик. Пойми это.

Дверь закрывается, и дюжий страж просит меня заходить. Но, я его не почти не слышу, осмысливаю то, что сказал Люк. Он совершенно сбил меня с толку. Кроу меня страшиться… Президент Кроу меня боится! Разве такое возможно? Даже смешно.

Я ступаю за порог, в просторные двухэтажные апартаменты Кроу. Позади звучит отдаленный голос Люка, которому охранник преградил путь к сужающейся дверной щели:

— Все нормально.

Когда мы шли к лифту, Люк загодя предупредил меня, что Кроу начнет с непритязательных вопросов, не станет давить и, насколько его хватит, будет учтивым, чтобы я почувствовала себя комфортно, в обманчивой безопасности. Если же это не подействует, и ему не удастся растормошить меня, он станет нагнетать, перейдет к более жестким, дискуссионным методам, а именно — к психологическому давлению. Но, чтобы не случилось, мне надо держать язык за зубами, обходясь молчанием.

Посредине комнаты размещен бежевый диван, рядом с ним такого же цвета кресло, а возле них — низкий из темного стекла квадратный столик. Еще одно кресло расположено у большого, от пола к потолку, окна. В мягком высоком седалище, умело спрятавшись, притаился неизвестный, часть подрагивающих крючковатых пальцев правой руки которого мне видно.

На втором этаже шумно, будто там ворошиться, как перепуганные птички в гнезде, ватага людей.

Мерно стучат каблуки. Странновато, но я как бы чувствую, что это приближается он, Касейбиан Кроу. Натянутые до предела, как тонкая нитка, нервы пошатывают. Мне надо сосредоточиться на хороших воспоминаниях, чтобы забыть о том, кто такой Кроу. Представляю Люка, блуждающего где-то неподалеку, и радостного отца: он берет меня маленькую на руки, и мы кружимся. Он называет меня то смелым самолетиком, то бесстрашным птенчиком. Звучит невероятно дивно и смешно. Помню, как он тешится мной и говорит, что гордится мной и всегда будет, а я ребячески хихикаю, не понимая до конца исконного значения его образных выражений. Но отца нет, а один из его убийц находится совсем близко.

Высокий, внешне в чем-то даже похожий на папу, одетый в дорогостоящий черный костюм, застегнутый воротник которого скрывает часть шеи. У него, как всегда, старательно зачесаны темные волосы, открывают бритое лицо и немного впалые щеки. Резкий, острый взгляд направлен на меня. Он спускается по лестнице, сомкнув за спиной руки. Его движения больше скованные, чем сдержанные.

Наблюдая за Кроу, я убеждаю себя в том, что неприятная оказия, осуществляющаяся по его воле, скоро закончится. Он безвозвратно уедет, и мы больше никогда не встретимся. Но, я буду рада видеть его в решающий момент, когда он понесет заслуженное наказание за преступления, которые совершил (хоть и лично не принимал в них участия). Но вряд ли это произойдет…

Кроу сходит из последней ступеньки и останавливается. Жестом руки указывает на диван, приглашая меня присесть. У меня возникает дикое желание сказать: «Нет, спасибо. Я постою», чтобы сопротивляться и находиться с ним на ровне. Для меня унизительно чувствовать себя подчиненной, особенно, если он будет смотреть свысока. Но, словно маленький, испуганный, испытывающий вину за оплошность, ребенок, и, чтобы ублажить своего строгого родителя, я подчиняюсь негласному приказу.

Не знаю, гордился бы мной отец, увидев насколько безвольно я выполняю указание его и по совместительству своего врага. Сомневаюсь, да и я сама себя за это уже презираю.

Когда я сажусь на мягкий диван с кожаной обшивкой, Кроу взыскательно произносит:

— Я долго ждал нашей встречи.

Отчасти я рада, что Кроу не изрек мое имя так же брезгливо, как это постоянно делает Селестайн. Она произносит его так, будто я редкостная замарашка или им же меня клеймит, словно Маверик значит то же самое, что и слово «предатель».

Кроу заново склепывает руки за спиной в неразрывный узел. Он вновь готов заговорить, но его стопорит надсадный влажный кашель сидящего в кресле у окна, вероятнее всего, осажденного стариковской хворостью, как крепость непобедимыми воинами, доходяги.

Никто в этом мире, полагаю, не хотел бы оказаться с Кроу один на один или искать с ним доверительной встречи. Во-первых, потому что он изредка и исключительно в тайне покидает свои значительные владения в столице; во-вторых, он никогда бы не встретился с любым гражданином, не важно из какого департамента человек родом. Думаю, для него мы — грязь, и он боится испачкаться.

— Вы догадываетесь об истинной причине нашей встречи? — задумчиво спрашивает Кроу.

— Вы хотите поговорить обо мне. — Он ядовито ухмыляется. — Разве причина в другом?

Касейбиан Кроу садится в расположенное по левую сторону от меня кресло. Расположившись в нем, говорит:

— Да, вы угадали. Я действительно хочу с вами поговорить. В прошлый раз я отправил вам видеообращение. Думаю, вы внимательно его посмотрели.