Шаман-гора (СИ)

Я обмер. Вот так новости! Не успели на несколько дней отъехать, как кто-то уже успел подсуетиться.

— И кто же этот счастливчик? — сдерживая волнение, спросил я.

— Да наш, тамбовский. Семёна Суконкина сын. Ты должон его знать.

Я с трудом припомнил низкорослого кривоногого молодца с одного из тамбовских плотов. В последнее время он слишком часто попадался мне на глаза.

«Так вот почему он здесь крутился, — с неприязнью подумал я о женихе. — Губа не дура».

— Ну и что вы порешили?

— Дак, а мы-то щё? Луизка ни в каку не желает замуж выходить. Молода я ишто шибко, говорит.

— Да и то правда, — поддержала дочь жена Демьяна. — Ишто старших замуж не выдали. Успеет ишто. Такая краля в невестах не засидится.

Я с облегчением перевёл дух и украдкой посмотрел в сторону Луизы. Девушка, кусая губы, с трудом сдерживала улыбку. Брошенный из-под ресниц взгляд говорил: «Что, испугался?».

Я много читал и смотрел кинофильмов о том, что в те времена у молодёжи не спрашивали, на ком их женить и за кого выдавать замуж. А тут выходило, что бывало и по-другому. Я был рад тому, что в семействе Устюговых царил матриархат.

— И правильно, дядька Демьян, что не отдал, — раздался голос Степана. — Такой писаной кралечке князь нужон.

При этих словах Степан хитро покосился на меня и продолжил: — А не то самый что ни на есть прынц.

— Ну, ты и загнул, — самодовольно улыбнулся Демьян. — Прынцы женятся на прынцессах. А нам бы чего попроще. Купец какой али человек добычливый да удачливый. Вот и будет девке счастье.

— Ну не скажи, дядька Демьян. Сказывают, что жена царя Петра Алексеевича из простых обозных девок была. А вишь, как взлетела, — ухмыльнулся Степан.

— На всё воля Божья, — испуганно перекрестился Демьян.

Было видно, что заявление Степана ввергло его в шок. Как же, на особу царских кровей хула наводится.

— Да ты не трясись, дядя Демьян, — рассмеялся я. — Этот факт в истории общеизвестный. За него тебя в железо не оденут.

А Екатерину тебе действительно замуж отдавать надо. Пускай уже муж её уму-разуму учит. Или посодействовать?

Демьян недоумённо уставился на меня.

— Не удивляйся, дядя Демьян, опыт у меня имеется, — я вспомнил, как выдавали замуж Лушку, и непроизвольно улыбнулся.

— Как эвто? — продолжал недоумевать мужик.

— Ну, как, как? Ваш товар — наш купец. Ваша девица — наш молодец, — набрав полную грудь воздуха, выпалил я.

В моей голове вспыхнула сумбурная идея. А что? Хватит Степану с Екатериной грызться по каждому поводу. Ведь видно невооружённым взглядом, что любят они друг друга. Пускай теперь казачок выкручивается как может.

Рядом со мной наступила тишина. Демьян беспомощно переглянулся со своей женой. За спиною у родителей захихикали сёстры Катерины.

— Ну и кто же эвтот молодец? — решилась нарушить тишину жена Демьяна Аглая Спиридоновна.

— Да вот он перед вами. Степан Северьянович Кольцо, — отрекомендовал я претендента на руку строптивой красавицы.

Впервые на моей памяти тот стоял молча как рыба. Не желая упускать инициативу, я продолжил: — Или купец не по нраву?

— Дак купец-то по всем статьям пригож, — почесал затылок Демьян. — По нонешним временам — купец первостатейный.

Вот токмо как сама Катюха на эвто дело поглядит?

— Э, Михайло, погодь! — наконец-то прорезался голос у Степана. — Как это твои слова понимать?

— Да так и понимать, как сказано, — повернулся я к казаку. — А ты разве против?

Вопрос был, конечно, провокационный, и отвечать на него приходилось однозначно. Я поставил Степана перед выбором: или—или. Третьего не дано.

В ожидании ответа Степана все замерли. Было видно, как в напряжённой позе замерла Катерина. Даже жужжащий в воздухе овод от неожиданности замолчал. Лишь плеск волн да противный комариный зуммер нарушали всеобщее молчание. Степан оглядел притихшее собрание и выпалил: — Прошу, дядька Демьян, дочь вашу Катерину в законные жёны.

Народ оживлённо загомонил. Плечи девушки облегчённо обмякли, и она повернула к Степану пылающее лицо.

— Вот эвто по-нашенскому, — одобрительно крякнул кто-то у меня за спиной.

Невзрачный с виду Демьян, словно по мановению волшебной палочки, превратился в настоящего орла. Он выпятил грудь и как будто бы даже ростом стал выше.

— Мы-то с матерью супротив не будем, а вот щё сама Катерина скажет? — произнёс он важно.

Теперь все взгляды устремились в сторону пунцовой от волнения девушки. Катерина выдержала эффектную паузу и, потупив очи, произнесла: — Я супротив воли родителев своих не пойду. Как они скажут, так и будет.

«Вот девка! — восхитился я. — И лицо своё сохранила, и желаемое получила».

Мои мысли перебил внушительный толчок под рёбра, и над ухом послышалось шипение стоящего за спиной Степана: — Ну, Михайло, удружил. Не ожидал от тебя такого выверту.

Скосив голову назад, я прошептал: — Да ладно тебе, Стёпа, никогда не поверю, если ты скажешь, что окрутили тебя без желания.

— Ну, погодь ужо, братка, опосля поговорим, — пригрозил мне напоследок Степан.

После общих охов и вздохов решили, что со свадьбой торопиться не стоит. Сначала следует обустроиться как положено да Стёпкиных родителей в известность поставить. В общем, к делу подошли серьёзно, с обычной крестьянской практичностью и разумением.

Я поймал на себе задумчивый взгляд Луизы, и моё боевое настроение вмиг улетучилось.

Со Степаном-то всё в порядке, а как мне управиться со своей жизнью? Вот ведь стоит перед тобой твоя судьба. Стоит и смотрит на тебя большущими глазами, а что ответить ей — и сам не знаешь. Мне стало в тот момент до того пакостно и тоскливо, хоть в петлю лезь.

Глава 24

Уж недалёк тот день

К ночи, по приказу командных людей, наш сплав встал на ночлег в устье озера Хумми. Чуть ниже нас по течению реки располагалось нанайское стойбище с одноимённым названием. Всего несколько часов светлого дня не хватило для того, чтобы последние пермские крестьяне прибыли на свою новую родину.

После ужина молодёжь, как обычно, отправилась в ночное пасти застоявшихся за день лошадей, а мужики — косить для коров траву. Мы же остались охранять плоты и лагерь. Такое положение вещей, заведённое ещё с самого начала сплава, стало традиционной необходимостью. Особенно после памятного для всех нападения хунхузов. Лишь у костров, где расположились пермяки, шло настоящее веселье. Переселенцы радовались окончанию тягостного пути и кутили так, как может только русский человек.

Тамбовчане с завистью поглядывали в ту сторону, где раздавался весёлый смех и, не смолкая, пиликала гармонь.

— Эхма, — с тоскою протянула одна из женщин, — везёт же некоторым. А нам ишто маяться да маяться.

— Не печалуйся, тётка Василина, — тряхнул чубом Степан. — Давече обсказывал наш есаул, что недолго некоторым маяться осталось.

— Эвто как же? — все присутствующие недоверчиво устремили свои взгляды на казака.

— А очень просто, — Степан хитро посмотрел на Катерину и закашлялся.

Женщины терпеливо ждали продолжения степанова рассказа.

— Чтой-то в горле першит, — просипел тот. — Никак слова на волю проскакивать не желают.

Догадливые переселенки засуетились вокруг внезапно осипшего казака.

— Оно и верно, Степан Северьянович. Сухая ложка горло дерёт. Мужикам-то мы харчи с собой сгоношили. И нам на ночь грядущую не грех чайком побаловаться, — будущая тёща Степана на правах родственницы взяла бразды правления в свои руки.

У костра возникла суетливая толчея, и уже через несколько минут раздался голос: — Сидайте до стола, господа солдаты. Откушайте чайку и, могёт, ишто чего покрепше.

Упрашивать Степана дважды не было никакой необходимости.

Стараясь не встречаться глазами с Катериной, он произнёс:

— Ну, ты что, Михайло? Не стой столбом. Негоже хозяек обижать. Тем более что есть повод. Эко ты меня так лихо просватал!