Песнь о Гамаюне (СИ)

— Что? Эрик, о чем ты? — непонимающе и растерянно спросил Чарльз, мысли все еще текли вяло, и его разум зацепился лишь за часть услышанного. — Уже? — удивился Ксавьер, с ужасом понимая, что тренировка заняла у него почти весь день.

— Они все шепчут мне: он демон. Порочный и страстный, а ты просто не видишь этого. И я не верил их словам, — тихо с оскалом говорил Леншерр, медленно приближаясь к Чарльзу. — Но даже я не могу больше делать вид, что не знаю этого, — он подошел почти вплотную и коснулся лица Ксавьера, поглаживая его бледную щеку, и попытался заглянуть в сияющие глаза. — Ты так красив. Я знаю, как смотрят на тебя в этом замке, — его пальцы скользнули по кулону с гербом дракона, и лицо Эрика исказила болезненная усмешка, едва заметная в полумраке. Он наклонился, целуя щеку Ксавьера, и свободной рукой впился в его талию, но Чарльз уперся в грудь Леншерра, казалось, вовсе не слушая короля.

— Эрик, нет… Я не могу сейчас… — хмурясь, произнес Ксавьер, но запнулся, едва увидел лицо Эрика вблизи. Он побледнел, и черты его казались еще более острыми и больными, а глаза, покрытые тонкими линиями алых разводов, блестели от влаги.

— Ты мой, — прошипел Эрик, и рука его скользнула с шеи Ксавьера на его затылок, впиваясь в отросшие волосы и насильно заставляя приблизиться, не позволяя отстраниться или увернуться от отчаянного жесткого поцелуя. Чарльз вцепился в мягкую одежду Эрика и захрипел сквозь поцелуй, но лишь сильнее приоткрыл рот, пропуская горячий язык Леншерра, а второй рукой он уже успел развязать штаны Чарльза и теперь почти грубо сжимал его член, заставляя отвечать.

Ксавьер вздрогнул и невольно прижался ближе к Эрику, чувствуя, как тело охотно отзывается на властные и требовательные прикосновения. Он хотел остановить Эрика. Сказать хоть что-то, но тот снова начал целовать его, подталкивая к кровати, управляя каждым движением Чарльза, пока Ксавьер не оказался лежащим на кровати.

— Нет, Эрик… подожди, — просил Чарльз, пытаясь отдышаться, когда король жадно впился в его шею, посасывая кожу прямо над ремешком кулона.

— Только мой, — прорычал Эрик, и от его голоса у Ксавьера мурашки побежали по коже, он услышал треск рвущейся ткани, дернулся, взволнованно глядя на Эрика, который, казалось, обезумел от ревности и страсти.

— Твой, только твой, — заверил его Чарльз и обнял Эрика, целуя его в лоб, застонал, вновь чувствуя прикосновения своего короля, и уже не хотел с этим бороться, когда его собственный член твердо стоял под ласками ловких пальцев, и начал выпутываться из одежды, пытался раздеть Эрика, подаваясь ему на встречу, цепляясь за его широкие, покрытые шрамами плечи. Грубые руки властно ласкали его тело, очерчивая линю бедер и боков, поглаживали плоский живот, пока сам Эрик перешел с шеи на плечи и грудь Чарльза, целуя его все яростнее и начиная прикусывать бледную кожу, оставляя на ней следы.

— Аш-ш-ш… Эрик, полегче, — зашипел Чарльз после очередного слишком сильного укуса, но Эрик только сильнее впился в него, вжимая в постель, и снова укусил. — Мне больно, Эрик, остановись! — Ксавьер впился в его плечи, пытаясь отстранить, и с ужасом увидел покрасневшие глаза своего короля, в которых, словно жидкая сталь, плескалось безумие.

— Остановиться? — прошептал Леншерр и широко провел языком по груди Чарльза, а затем положил руку на его шею, закрывая ладонью кулон, который Чарльз не снимал вовсе. — Ох, Чарльз, — Эрик как-то странно улыбнулся, погруженный в собственные мысли, и навалился на Ксавьера всем телом, чуть сильнее сдавливая его горло. Юноша напрягся и невольно потянулся к руке Эрика, сжимая его запястье, уже начиная чувствовать, как отступает возбуждение и на его место приходит страх.

— Эрик, отпусти меня.

— Ты мой, — вновь напомнил ему король и слегка двинул бедрами, потираясь о бедро Чарльза вставшим членом, и снова улыбнулся ему, наклонился, касаясь лица гамаюна легкими и нежными поцелуями, которые никак не вязались с жесткой хваткой на горле. — Только мой, — вновь повторил Эрик, и Чарльз почувствовал, как тело его пробила дрожь. Он на мгновение сильнее стиснул горло юноши, да так, что тот не смог дышать, но Чарльз не успел запаниковать, как Эрик отпустил его и вновь жарко припал к его губам, целуя и лаская его с такой яростью, словно и правда желал разорвать на части, снова заставляя юношу плавиться от прикосновений и забываться от жара тела, от прикосновений кожи к коже, от жажды, которой Эрик так и сочился. А затем Леншерр чуть приподнялся и сжал член Чарльза, начал массировать упругую головку, растирая первые капли влаги, и, стоило только юноше сладостно застонать в его руках, как король тут же развернул его к себе спиной и приподнял бедра, упершись свободной рукой в спину, не позволяя полностью подняться.

— Эрик, — взволнованно выдохнул Чарльз, вцепившись в простыни, но Леншерр уже навалился сверху, кусал и целовал его спину, гладил бедра и, не удержавшись, до боли шлепнул Чарльза по ягодице, оставляя яркий саднящий след, и усмехнулся вместе с тихим шипением Ксавьера, вновь ласково целуя его плечи и прикусывая чувствительные уши, потираясь твердым членом об упругий зад прижатого демона.

— Мой, только мой. И я убью любого, кто посмеет к тебе прикоснуться, — как в бреду шептал и рычал Эрик, и Чарльз застонал, чувствуя, как Леншерр пытается протолкнуться в его неподготовленное тело. И лишь когда он понял, что Чарльз слишком узок, то недовольно зарычал и, облизнув пальцы, резко начал подготавливать его для себя, быстро растягивая, впиваясь зубами в плечо, а его борода царапала бледную кожу, оставляя красные едва заметные следы. Он вошел резко, в два толчка пробился в тело Чарльза и навалился сверху, сжимая запястья Ксавьера. Он двигался резко, причиняя боль и шепча странные признания пополам с проклятьями, то и дело целуя Чарльза с таким отчаянием, что юноше казалось, словно в его короле борются два разных человека, одновременно преисполненных безумной нежностью и диким гневом. Но этот страх лишь обострял все ощущения до предела, а движения Эрика были такими сильными и грубыми, что Чарльза качало в такт его рывкам, и он не мог сдержать стонов, даже когда Леншерр прижал его лицо к подушке, жарко дыша и постанывая у самого его уха, все еще продолжая, как одержимый, повторять, что Чарльз принадлежит лишь ему одному, двигаясь все резче и быстрее…

Чарльз выгнулся в его руках и беззвучно застонал, чувствуя, как все вокруг темнеет от заполняющих его ощущений, пока Эрик весь обвился вокруг него, безжалостно вбиваясь в его тело, заставляя дрожать от наслаждения, задыхаться от ярких волн, бьющихся под кожей. Чарльз впился в простыни и уткнулся лицом в подушку, хрипло застонал, чувствуя, как острый оргазм пробивает его тело, стирая мысли и забирая силы, но Эрик все еще вбивался в него, почти лег на юношу и впился в его волосы, рыча у самого его уха, а затем замер, тяжело дыша. Чарльз вздрогнул, чувствуя, как внутри его тела растекается теплое семя. Ноги дрожали, и Ксавьер не мог больше оставаться на месте, рухнул всем потным телом на кровать, а Эрик так и лежал сверху, придавливая его, но явно не всем весом, потому что Чарльз хоть и с трудом, но мог дышать, слегка подрагивая от остаточных ощущений и совершенно не в состоянии говорить или думать. Но он чувствовал, как сильная хватка на его затылке сменилась ласковыми прикосновениями, а губы, которые терзали его тело, теперь касались следов от укусов с нежностью, пока сам Эрик что-то неразборчиво шептал, поглаживая Чарльза, все еще оставаясь в его теле даже после оргазма.

— Я не отпущу тебя, галчонок. И уничтожу любого, кто посмеет к тебе прикоснуться, — прошептал Эрик, целуя плечо Чарльза, и осторожно выскользнул из его узкого влажного тела, размазывая сперму по бедрам. Чарльз думал, что кивнул, но не был в этом уверен, чувствовал себя физически и морально истощенным, когда Эрик укрыл его одеялом и устроился рядом.

***

На следующий день Чарльз не увидел Саммерса среди охраны, и на его расспросы о том, куда он пропал, все либо молчали, либо отвечали, что он больше не имеет права охранять господина. Когда Ксавьер все же решился найти его и направился к главе охраны, то ему сообщили, что стражник Саммерс впал в немилость короля и был сослан из столицы. Голова едва заметно кружилась, а на душе тяжелым грузом росла и тяжелела темная колкая вина перед ни в чем не повинным стражником, который лишь выполнял его приказ. И после этого возобновлять тренировки Ксавьер не решился, боясь подставить под удар еще кого-нибудь.