Портреты Пером (СИ)

Рой упорно пыхтел минуты две, потом выдал:

– Заржавел, скотина. Когда в последний раз?..

– Осенью, когда прорвало трубу в ванной, помните? – отозвался Зак, протискиваясь ближе. – Тогда ещё весь второй этаж залило. У меня ножик, может, расковырять тогда ржавчину?

Он включил слабенький фонарик.

– Тогда мы пробуем по очереди, – Джек ухватился за чёртов кран. – Главное, резьбу не сорвать. Поехали.

Зак старательно сопел, светил фонариком и ковырял рыжие потёки на металле, а они с Роем по очереди мучили закрывашку. Она поддалась только минут через пять, туго, врезаясь скруглёнными краями в забинтованные ладони. Завернув до конца, они вытолкались из маленькой комнатки в подвал. Люди, разобравшие факелы, уже ждали. Дженни, Оливия и Нэт в плащах (где-то нашли третий), Нортон с канистрой. Из-за стеллажа на звук шагов вышел Форс.

Джек тоже поднял с пола несколько факелов, раздал своим и встал напротив «отряда».

– Отлично, – заговорил, закинув факел на плечо. Прищурился, чтобы хоть приблизительно их видеть. – Нас мало, и все должны понимать, что обратно… могут вернуться не все или никто не вернётся. Но у нас и так нет шансов, потому что Перо умирает, и лучше уж сдохнуть, что-то делая, чем попасться в лапы нашей сучьей парочке маньяков. На всякий случай Джим сейчас отвлекает на себя камеры, находясь в спальне. Сколько-то времени он нам выиграет. Расположение комнат все помнят? Кухня, прихожая, гостиная, зимний сад.

– Мы и на пары уже разбились, – Нэт кивнула Рою. – Почти. Мы прихожую тогда возьмём.

– Зимний сад, – Форс за руку подтащил к себе Оливию. Женщина покосилась на него раздражённо, но вырываться не стала.

– Кухня, – Нортон уже открывал канистру, а Дженни подставила под керосин глубокую чашку, – мы там всё знаем как свои пять пальцев.

– Ну и наша гостиная, – Джек кивнул Заку. – Отлично. Керосин и расходимся.

Они по очереди макали заготовки факелов в чашку с налитым керосином, брали зажигалки – по одной на пару – и парами же покидали подвал. Резкий, колючий запах керосина бил в ноздри. А как будут вонять подгоревшие тряпки, представить страшно.

Джек последним покинул подвал.

– Ну, обесточим наших маньяков снизу, – усмехнулся, глядя, как два пятна огня исчезают за дверью кухни: Нортон и Джен уже приступили к делу.

Джим трогает горячий лоб Арсения.

Тот, кажется без сознания.

Это хорошо. Для него сейчас быть в сознании должно быть пыткой.

То будущее, куда Перо попадал, давно растаяло эфемерной дымкой. Хотя это и не снимало вопроса, откуда появляется Табурет с передачками – не из альтернативной же реальности.

Не имеет значения.

Настолько не имеет значения, что Джим оставляет больного умирающего Арсения одного в комнате, предусмотрительно поставив на тумбочке кружку воды.

Когда ты успел сломаться?

Почему я проморгал?

Огромный плюс ситуации – по коридору можно идти, не таясь. Джим отстукивает шаги разношенными ботинками.

В груди зреет ком безбашенной лёгкости, переплетаясь с щупальцами тусклого света из забитых окон.

Зайдя в спальню, прикрывает дверь. Шипы всё равно колют ладонь.

Затупились немного

Младший только что выдал идею – закрутить вентили сейчас. А Джим смотрит на тяжело дышащего в забытьи Арсения, понимая, что предложение брата – это реальный шанс хоть напоследок сделать что-то стоящее. Поэтому идею принимает, не раздумывая, кивком.

– Джим, тогда тебе надо отвлекать сладкую маньячную парочку, – брат смотрит исподлобья. – В спальне, наверное. Думаю…

– Я придумаю, как, – прохладно. – Занимайся делом.

Джим смотрит на испытательные предметы, пыльный балдахин кровати. Включает рацию на приём, его они и так услышат. Бросает её на кровать. Выходит на середину комнаты, пинает ножку стола.

– Трикстер, мать твою!!! – рёвом. – Решил нас убивать, так убивай нормально!!! Или давай мне лекарства, сволочь!!!

Равнодушно поблескивает красным огонёк камеры. Ответа нет. А Джим старается не думать – не хватало ещё перед каждым «выплеском» продумывать алгоритм и желаемое воздействие.

– Трикстер! Элис!!!

Схватиться за стул (проколы больно, но это только раззадоривает).

Швырнуть его в окно.

– Играть хотите?!

Туда же, в окно, летит ваза. Разбивается, конечно.

– Нормально играйте, что за тухлая! Мыльная!

С кряхтением, но опрокинуть стол.

– Опера! Фух.

Хорошо.

Всё существо захватывает лёгкость, злое веселье.

– Нам надо будет… пятнадцать минут хотя бы.

Младший придерживает ногой входную дверь. Смотрит на Джима, сильно щурясь.

– Сделаю что смогу.

– Обрати на меня внимание!!!

Я вас ненавижу обоих

Я хочу вскрыть вас вставить в вены полые трубки

Я хочу отвести катетер от желчного пузыря в желудок

Я хочу медленно истязать печень

Волосы разметались и липнут ко лбу – в этой температуре потеешь куда быстрее.

В ушах колотит набатом. Измученный организм даже на истерику нормальную не способен.

Разноцветными пятнами в багровом киселе плавает комната.

Горло сдавливает. Воспоминание об ошейнике.

– Я тут единственный врач! Я, я держу марионеток живыми!!! Без меня…

Джим останавливается. Захватывает воздух. Стискивает зубы – на камеру должно смотреться оскалом, улыбается.

– Без меня вы никто! – Выплёвывает. – Что будут стоить ваши игры с загнивающими трупами?

И только тут понимает – рация ожила. Божество снизошло. Ожидая ответа, выдерживая паузу, Джим опирается руками о стол – снова жжёт проколы.

Смотрит в камеру.

– Ну-ну, – мягкий голос Элис в потрескивающих помехах. Как искры от трения ладони по гладкой синтетической ткани.

Надо же, начальство. Само.

– Зачем так буйствовать? Ещё и в комнате, полной ловушек.

– Убивай!

Тряхнуть головой, а потом, демонстративно, раскинуть руки.

Открыт.

Полностью.

Для пущего эффекта – прокрутиться вокруг оси. Когда повернулся спиной к камере, обернулся на неё с дикой ухмылкой.

– Не интересно, сука? – Сплёвывает на пол. Теперь стоит к ней передом. – Шоу не хватает? Страдания нужны? Получай страдания!

Нога гудит ещё с предыдущего раза, но Джим снова пинает тяжёлый перевёрнутый стол. Теперь получается намного лучше, душевнее.

– У меня умирают люди! У меня любимый умирает, трупом лежит который день! Мало тебе?!

Снова пнуть. Скрипя, крышка стола проезжается по полу на дюйм.

Отдаёт болью в стопе.

– Я брата сюда притащил, САМ!!! Ты понимаешь, сам! Ты, блядь, росла в детдоме, представить это можешь?!

– Подойди, – Элис обращается уже явно не к нему. Значит, к Трикстеру. – Ты посмотри, как доктор терзается чувством вины. Мне нравится.

Комната сжимается багровым вокруг. Тянет нитки-щупы.

Джиму не жалко.

Он уже не сдерживается.

Ярость (не может спасать, хотя это долг), гнев (они ведь давно должны были выбраться, почему почему они тут?), страх (Арсений умирает, в этот раз – точно), и боль (притащил младшего в проклятый особняк, на смерть).

Пусть пьют.

Упиваются.

Пусть хоть лопнут – у Джима хватит.

– Всех отнимаете у меня! – Тяжело дыша, откинуть со лба мокрые пряди. Вытереть заливающий глаза пот. Дыхание перехватывает. – Всё, что осталось. Лекарства давайте!!! Антибиотики, анальгетики, витаминки, кальций… в таблетках!

– Как ты сейчас прекрасен, Джим, – переливистый смех маньячки искрит в шорохе помех. Слышен перестук клавиш на заднем плане. – Но за возможность спасать тоже нужно платить. Что ты можешь мне дать?

Джек мельком подумал, как от него прёт керосином. Они с Заком, оба промокшие насквозь, тяня густой запах горелых тряпок, выскочили из гостиной, он на бегу толкнул пацана в спину.

– В подвал! Всем передай, мой приказ!

Зак кивнул, и Джек с догорающим факелом кинулся к лестнице, оскальзываясь в лужах воды. В прихожей налетел на мокрую Нэт, рявкнул ей то же, что и Заку, и взлетел по ступеням. На втором этаже сухо, подошвы мокрых кед резиново скрипят о пол, по двери в спальню он врезает факелом, и от обуглившейся тряпки летят в разные стороны взбрызги искорок.