Песнь о Гамаюне (СИ)

Эрик прижался лицом к животу Чарльза и не смог сдержать стона. Его пальцы окутывал нежный жар, и Чарльз невольно сжимал его внутри, но с каждым новым движением становился все более податливым, когда Эрик задевал нужную точку внутри него. Юноша издал невероятный стон и впился в волосы Леншерра так крепко, что расцарапал короткими ногтями кожу головы. Эрик усмехнулся, потираясь о Чарльза лицом, слегка царапая его живот бородой, вдохнул запах его вспотевшей кожи, и ему показалось, что он готов был раствориться в этом мгновении навечно, ощущая, как Чарльз дрожит от наслаждения, когда сам он готов сгореть в ярком пламени, а член его уже тянет болью от ожидания. Он взглянул на лицо Чарльза и не мог больше сдерживаться, хотел ощутить это вместе с ним, разделить этот момент всем своим существом, сделать его только своим, целиком и полностью. Леншерр вытащил пальцы из горячего тела и приспустил свои штаны, навалился на Чарльза, жадно целуя его ключицы и грудь, придерживая его за влажные бедра, потираясь о них твердым, словно камень, членом, пристроился к сжимающемуся входу. Одним рывком он вошел на половину и зарычал, едва не кончив лишь от жара, до боли стиснувшего его член. Чарльз, застонал под ним и впился в его плечи в порыве оттолкнуть, но тут же передумал и обнял Эрика за плечи, запрокинул голову, пытаясь расслабиться. И стоило ему это сделать, Эрик вошел в него до основания, целуя шею и плечи Ксавьера, чувствуя, как юноша обвил его бедра ногами, пытаясь устроиться удобнее, вздыхая и постанывая с каждым новым толчком внутрь своего тела. Эрик чувствовал, как о его живот терся твердый член Чарльза, и, когда юноша вновь издал тот самый стон, полный дрожащего наслаждения, начал двигаться так быстро и глубоко, как только мог, вжимая Чарльза в кровать, не чувствуя своего тела и мира вокруг. Лишь Чарльз и сгущающиеся тени, в которых его глаза мерцали яркой синевой. Эрик застонал, чувствуя, как по его животу растекается теплая сперма Чарльза, и сильнее толкнулся в горячее сжимающееся тело юноши, полностью заполняя Чарльза, помечая, делая своим, прежде чем его самого словно поразило яркой молнией наслаждения.

Он не помнил, как рухнул рядом с Чарльзом, придавливая его рукой к кровати, тяжело дышал и не желал ни о чем думать. Впервые за столько лет его голова была совершенно пустой, а сердце наполняло спокойствие и безмятежное счастье. Вялая нега растекалась по венам, и все тело было расслабленно. А рядом лежал такой же разморенный оргазмом Чарльз. Он тяжело дышал и пустым синим взглядом смотрел в высокий потолок, казалось, так же как и его король, утратив способность внятно мыслить. И Эрик не возражал бы, если бы они больше не вспомнили о мире за стенами этих покоев, которые теперь навсегда перестали быть для Эрика богатой клеткой, сменившись самым безопасным и уютным местом.

Леншерр с трудом перекатился на спину и поманил к себе Чарльза. Юноша колебался лишь мгновение, а затем вяло придвинулся ближе и осторожно устроился рядом. Он закрыл глаза и глубоко дышал, а Эрик не собирался нарушать его покой, лишь поглаживая его растрепанные чуть влажные волосы.

Он должен справиться со всем. Осознание накатило резко и полно, заполняя его разум. Прежде он сражался за мечту, за цель — вернуться в родную страну, забыв обо всем остальном. Но это больше не прельщало его как раньше. Эта мечта осталась за горизонтом. Куда сильнее теперь он хотел владеть всеми этими странами, взять все бескрайние владения Стратклайда, объединявшие Пять Королевств, и принести их к ногам Чарльза. Быть для него сильнейшим в этом мире. Чтобы его ангел никогда больше не знал страха.

***

Хэнк стоял на коленях в углу своей небольшой кельи и взволнованно смотрел на сложенный вчетверо лист бумаги, успевшей пожелтеть от времени. Перед ним лежала раскрытая шкатулка и вырванная половица. Прошло чуть больше пяти лет, с тех пор как он замуровал здесь свой позорный грех, свою слабость и свое же любопытство, заставив себя жить рядом с ним и не прикасаться к нему. До этого дня.

Один только лист бумаги, который мог открыть целый новый мир. Он был в этом уверен, но так и не смог расшифровать этот код, как и сотни священников до него. Он помнил эти долгие дни и ночи, проведенные среди писарей инквизиции, когда сам он был еще совсем невинным мальчишкой, верующим во все сказки этого мира. И в эту сказку он тоже верил. И она лишила его всего. Но он не жалел, что брал в руки проклятые книги, так же, как не утратил интереса к ним. И было чуть легче жить, зная, что ни он, ни кто-то другой уже никогда не прочтут древних шифров.

А затем появился Чарльз. Слишком умный для язычника. Хотя, должно быть, не стоило поддаваться уловке его внешности и перестать думать о нем, как о человеке. Свету его глаз может быть тысячи лет, и мудрость, скрытая в нем, возможно, способна преодолеть все преграды.

Руки Хэнка задрожали, он нервно сглотнул и перекрестился, спрятал листок в карман мантии и торопливо закрыл шкатулку, спрятал ее обратно в тайник под полом, а затем сдвинул громоздкий сундук, чтобы скрыть и тайную половицу. Он глубоко дышал и чувствовал, как волнение и предвкушение новых открытий горит в его крови, и никогда еще он не спешил в библиотеку так, как в этот день.

Он затушил свечи на столе и узком окне, прошел по темной келье и отпер дверь…

— Хэнк!

— О Боже! — МакКой подскочил на месте, чуть не врезавшись в стоящую у его дверей девушку со светлыми волосами.

— Я везде искала тебя.

— Тише, Рейвен, — зашипел Хэнк, заметив, как покосился на них проходивший мимо смотритель.

— Ох, пусть траур еще идет, но это не значит, что нужно ходить тихими, словно церковные мыши, — фыркнула девушка и хотела зайти в келью Хэнка, но он извинился и вышел сам, заперев за собой дверь.

— Прости, я очень спешу. Я должен заниматься Божьим словом со слугой короля.

— Я так и знала! — девушка впилась в его руку и потащила Хэнка подальше от проходного коридора, не желая случайно наткнуться на кого-нибудь из слуг.

— Да что с тобой?

— Тише, — напомнила девушка и встала рядом с крохотной моленной для слуг. Время было слишком ранним, чтобы тут был кто-то, все были заняты подготовкой к грядущему пиру, на котором должны были собраться все таны со всего королевства. — Ты обучаешь демона? — едва слышно зашептала девушка.

— Ох, нет, ты не можешь…

— Какой он?

— Нет, Рейвен…

— Я слышала от Ингрид, что он ходит в плаще, чтобы скрыть свое лицо, покрытое змеиной чешуей, а позади него тянется длинный хвост. А Амели клялась, что у него настоящие рога, что он словно сошедший с фресок Дьявол с алой кожей и мертвым взглядом.

— Прекрати, — с трудом вклинился в торопливую речь девушки Хэнк и взял ее за плечи, с сожалением посмотрел в ее прекрасные золотые глаза.

— Хэнк. Ты же знаешь, я не боюсь его. Они все в ужасе позапирались в своих покоях, боятся, что демон совратит их, склонит к измене и проклянет их род одним лишь взглядом, но я хочу с ним встретиться.

— Тебе не стоит искать с ним встречи.

— Азазель говорит, что он опасен, — уже совершенно другим тоном произнесла девушка и на мгновение поджала губы, смотря на Хэнка почти умоляюще. — Но ты знаешь, что это не так. Пусть я не видела демонов, но это ведьма предсказала, что я встречу рыцаря, это она изменила мою жизнь, а я так и не смогла помочь ей или даже поблагодарить. Может, он сможет сделать это за меня…

— Он… не говорит с ведьмами. Он вообще сутки проводит в молитвах и чтении Библии. Он верен королю и вовсе не похож на монстра. Боюсь, он не сможет помочь тебе.

— Позволь мне поговорить с ним.

— Это не мне решать, а лишь королю и самому демону. Вокруг него охрана из личной стражи. Они не подпустят тебя к нему, и мое слово их не остановит.

— Тогда ты спроси!

— Я не знаю…

— Ведьма с черными глазами и алыми волосами, может, он знает о ней…

— Прости, мне нельзя его беспокоить, я лишь могу обучать его. И все. Он… Отец Страйкер и так ищет повод отправить его в монастырь, а затем очистить праведным огнем, и он делает все, чтобы заслужить спасения. Я не могу отвлекать его на твои вопросы о давно погибшей ведьме.