Песнь о Гамаюне (СИ)

— Ты знаешь, это место для слуг. Уборщиков и поварят, — тихо произнес Эрик, и Чарльз слышал, как король неспешно подходит к нему.

— Оно мне нравится больше, чем та белая церковь. В ней… — юноша облизнул пересохшие губы и сглотнул ставшую вязкой слюну. Он вновь вспомнил черного монстра, явившегося на его крестины. И ощущение, что эта тварь все еще рядом, не покидало его в этих стенах. — Мне не по себе.

— А здесь тебе спокойнее? — голос Эрика звучал совсем близко, а спустя мгновение Чарльз ощутил, как Леншерр осторожно снимает его капюшон, бережно кладет свои сильные руки на его плечи и придвигается ближе, опаляя дыханием заднюю часть обнажившейся шеи. Ксавьер опустил руки на моленный столик, впился в его край бледными пальцами и прикрыл глаза, чувствуя, как разогревается кровь в его венах. Это было почти постыдно, но с каждым днем он все сильнее чувствовал потребность в близости Эрика. А он оставался все таким же близким и при этом отстраненным, выжатым до капли и погруженным в свои мысли. Последние несколько дней у них даже не было времени на разговоры, Чарльз засыпал еще до возвращения своего короля или встречал его после тренировки в казармах и, видя Эрика изможденным и истощенным, просто не мог позволить себе даже мысли о том, чтобы просить ласк.

И потому сейчас он позволил себе замереть и наслаждаться прикосновениями Эрика.

— Это место напоминает мне о прошлом. В хорошем смысле, — тихо ответил Чарльз на вопрос Эрика.

— Хорошо. Да и люди видят, как ты ходишь молиться. Это только на пользу, — одобрил Леншерр, шепча слова на ухо Ксавьера, заставляя того ощутить сладкую дрожь вдоль спины. — Я говорил со Страйкером сегодня. Тише. Все хорошо, — добавил Эрик, ощутив, как напрягся юноша и, чтобы успокоить его, начал поглаживать его шею и сам прижался вплотную к его спине. — Он тебя не тронет. Мне жаль, что он вообще посмел на тебя накинуться.

— Охрана помогла. Они, на удивление, не испугались главы инквизиции.

— Они ничего не боятся. Их так тренируют. В единой вере в короля и власть. Они вернее любых сторожевых псов и не подвержены людским верованиям и суевериям.

— Пусть они не боятся, но я не раз замечал, как люди, придворные и слуги застывали, словно статуи, едва лишь заметив меня.

— Никто из них не посмеет причинить тебе вреда. Ты мой. Ты под моей защитой.

Чарльз тихо вздохнул, всем сердцем желая повернуться и коснуться губ Эрика, но все же сдержался.

— Ты лишь для этих слов нашел меня? Обычно так рано ты все еще в тронном зале или с главнокомандующими, проводишь время на советах или одним лишь словом обрываешь жизни неверных, которые все еще убиваются по прежнему королю.

— Ты хорошо знаешь, чем наполнен мой день, — впервые за долгое время Эрик тихо рассмеялся, и руки его скользнули с шеи юноши на его талию, а затем уверенно легли на бедра. Король прикрыл глаза и прижался головой к плечу своего демона, вдыхая запах книжной пыли с его одежды и не желая выпускать его из рук.

Шепот. Тихий и неразборчивый. Холодный.

Эрик отчетливо услышал его и насторожился, слегка отпрянул от Чарльза, чтобы оглянуться, но в маленькой моленной были лишь они, а в полумраке, в пятнах пляшущего света, виднелись контуры изображенных на фресках святых и ангелов. Взгляд Эрика зацепился за одного из них с тонкими чертами лица и мягкими волосами, касающимися плеч. Круг нимба над его головой почти незаметно сиял, краска давно уже успела выцвести, но даже спустя долгие десятилетия, в крыльях ангела виднелась белоснежная мягкость.

— Тебе нужно идти? — разочаровано спросил Чарльз и обернулся через плечо, чуть крепче прижавшись к Эрику. Видимо, юноша совсем иначе воспринял то, что Леншерр отстранился, и в голосе его все равно сквозила какая-то призрачная надежда.

— Нет, — коротко ответил король, глядя на неспешно подрагивающие черные тени. — Нет. Сегодня я никуда не уйду. Ты хочешь закончить свою молитву?

— М-м? Ох, думаю, можно считать, что ее я уже закончил, — тихо произнес Чарльз, стараясь скрыть улыбку, и замер, когда Эрик сильнее впился в его бедра, а потом, не сдержавшись, обернулся и крепко поцеловал его, впечатываясь своими губами в его, отчаянно сдерживая себя. И Эрик готов был согрешить прямо здесь, на пыльном дощатом полу, в свете церковных свечей. Разложить Чарльза, не сдерживаясь больше, наконец-то присваивая его полностью и без остатка. Пока он лишь целовал юношу, но мог уже видеть, как восхитительно будет смотреться его обнаженное белое тело в этом тусклом свете, как с алых губ будут срываться мольбы совсем не языческим богам и уж никак не строки Библии. Прямо здесь. Он вцепился в мягкую плотную ткань, ощущая себя оголодавшим зверем, впервые за долгие годы дорвавшимся до добычи.

«Эрик…»

Король отпрянул от юноши, словно тот был горячее раскаленного металла, и заозирался, чувствуя, как липкий страх коснулся его шеи. Этот голос… тихий голос, шепчущий что-то по углам. Он знал его. Но так мечтал забыть…

— Ты прав, это не подходящее место, — смущенно произнес Чарльз, но щеки его раскраснелись, а глаза возбужденно блестели. Он слегка скованно выпутался из рук Эрика.

— Да, — кивнул Леншерр и потянулся, чтобы коснуться руки Чарльза, ощутить его тепло и мягкость кожи, но сам все еще оглядывал моленную, и, хотя тихий мужской голос больше не шептал его имени, ему казалось, что он просто затаился в углах и ждал момента, чтобы вновь достичь его слуха. — Идем, — позвал он Чарльза, и юноша накинул капюшон, прежде чем выйти в коридор вслед за своим королем. Стража, издавая металлический грохот при каждом шаге, последовала за ними, и Чарльз недовольно поморщился. — Что-то не так?

— От этого шума немного болит голова. Но они всегда рядом, так что от него никуда не деться.

— Я распоряжусь, чтобы они сменили броню на походные одежды, там нет такого количества металла, и они не будут тебе мешать.

— Спасибо, но в этом нет нужды.

— Есть, раз от шума болит твоя голова, — Эрик едва заметно улыбнулся и покосился на своего демона, почти физически ощущая, что тот благодарно улыбается в ответ, и, пусть Леншерр не мог этого видеть, он не сомневался, что прав.

— Благодарю Вас, — шуршащим, словно весенний ручей, голосом прошептал Чарльз, а затем приподнял голову, чтобы взглянуть на Эрика. — Мой король.

Сердце Леншерра сжалось до боли, а затем, словно непокорный конь, сорвалось на гулкий ритм, ударяясь о ребра и распаляя кровь. Он часто слышал это обращение от дворян и слуг и практически не обращал на него внимания, но было что-то именно в том, как это произносил Чарльз, что от столь простых слов по позвоночнику прошла волнительная дрожь предвкушения. Эрик был почти на грани, чтобы попросить его повторить это вновь, но только криво усмехнулся. Весь путь до северной башни они проделали в молчании, но оно казалось теплым и уютным, если бы только в нем не звучал так отчетливо грохот доспехов.

Винтовая лестница начинала олицетворять для Чарльза долгий путь к покою. И пусть наклон был крутой, а сама лестница была довольно узкой и с трудом бы позволила пройти двоим бок о бок, Ксавьеру всегда нравился этот подъем. Он следовал за Эриком и смотрел себе под ноги, следил за тем, как оранжевая накидка короля скользит за ним по ступенькам, то и дело сгибаясь, двигаясь, словно она была не бездушной тканью, а живым существом, скользящим вверх за своим хозяином. У Леншерра всегда был свой ключ от их покоев, только он давал личные поручения слугам, чтобы они могли убраться и все подготовить для отдыха их господина, и Леншерр следил за тем, чтобы никто из прислуги не столкнулся с Чарльзом и вовсе не показывался на глаза. Потому в покоях всегда было чисто и свежо, было вино, а на подносе лежал свежий хлеб и нарезанное мясо, укрытое тонкой тканью. На мгновение Чарльз подумал, что в замке должно быть много котов, ведь он ни разу не слышал шороха крыс и не видел их даже в самых темных углах. Но затем он понял, что и котов он не видел и даже не слышал, чтобы о них кто-то говорил. Да и были ли здесь хоть какие-то животные? Если подумать, кроме той птахи, которую Чарльз услыхал в день своего прибытия в Черный замок, он и не видел других птиц в окрестностях. Словно все живое, кроме неразумных людей, сторонилось этого места…