Песнь о Гамаюне (СИ)

Чарльз поежился, вспомнив, как полноватый священник, читая молитвы пополам с проклятиями, бросился на него с ножом. Забыть. Забыть. Забыть, как страшный сон, его искаженное праведным гневом лицо, забыть, как он шептал: «Проклятый демон, нечисть, скверна…» — и еще много других слов, которые вертелись в сознании Чарльза, словно бесконечно вращающийся волчок. Тогда он правда испугался за свою жизнь. Целое мгновение он думал, что умрет прямо посреди коридора Черного замка. А затем ряды охраны с металлическим лязгом сомкнулись, и стража приняла защитную позицию. Они не боялись угроз отца Страйкера, не слушали его ругани и проклятий. Они даже не обращали внимания на Чарльза, просто защищали его, заградив своими массивными телами, скрыв от взбешенного священника. И только сейчас Чарльзу начало казаться их послушание невероятно странным.

— Ты в порядке? — все еще нервничал Хэнк, и Ксавьер коротко кивнул, снова попытался улыбнуться, отгоняя мрачные воспоминания, и на этот раз успешно.

— Да, просто… Я, должно быть, заразился паранойей от… моего господина, — Чарльз прикусил язык, но осекся, он почти назвал Эрика по имени, настолько просто и естественно это ему казалось, но вовремя вспомнил, что говорит о короле. О своем короле. За это время Эрик в самом деле стал для него опорой и защитой, какой у Чарльза прежде никогда не было. Он верил каждому слову короля, каждому его скупому и осторожному прикосновению, потому что прежде не чувствовал ничего подобного.

Не дольше месяца он знал Леншерра, но этого казалось достаточно, и вот, стоило только королю переступить порог комнаты, успевшей стать только их спальней, как Чарльз лишь по его движениям и взгляду мог понять его настроение, словно чувствовал все оттенки искалеченной души Леншерра. Он всегда возвращался вымотанный, а в самые тяжелые дни, словно пытаясь справиться с напряжением, задерживался до глубокой ночи в казармах, тренируясь вместе с воинами и охраной. Это стало вторым маршрутом, который Чарльз выучил в замке — путь от их спальни до казарм. И если Эрика долго не было, то юноша, накинув легкий плащ с капюшоном, бесшумно выскальзывал из спальни и спускался по винтовой лестнице, точно зная, где искать короля. И он успел привыкнуть, что стоило только спуститься с лестницы и выйти в общий холл, как его тут же окружали закованные в металл охранники, которые безмолвно сопровождали его, куда бы Чарльз не пошел. Он выбирал самые безлюдные коридоры, чтобы добраться до казарм, и даже достигнув цели, никогда не спускался к ним, лишь вставал на открытом балконе второго этажа, откуда открывался вид на тренировочные площадки стражи и охраны. Эрик всегда был на одном и том же месте — одинокая фигура на небольшом пятачке, усыпанном серым песком и камнем. Чарльз приходил, только когда король задерживался до глубокой ночи, изводя себя тренировками, которые теперь лишь отнимали драгоценное время на отдых и восстановление сил, но Леншерр не слушал Чарльза и то и дело возвращался в казармы. Даже замечая своего демона в тени балкона, не подавал виду, что ему есть до него дело. Все делал только так, как считал нужным. Но, оказавшись с ним в одной спальне, Чарльз видел это, он чувствовал всем своим существом — Эрик изменился. Словно что-то в нем потухло и заменилось ледяным страхом, причин для которого не мог понять даже сам король. И обсуждать он это также не желал. Но при этом, возвращаясь в спальню, которая больше походила на склеп в дорожащем свете десятка свечей, он мог подолгу говорить с Чарльзом обо всем сразу и ни о чем. Говорил о красоте родного княжества и шептал, что они вернутся туда. Они делили одну постель, но Эрик больше не пытался приласкать своего демона, лишь смотрел на него с какой-то пустой бесконечной усталостью в глазах и, выдавливая животный оскал вместо улыбки, прижимался губами то к щекам, то ко лбу, а то и вовсе к рукам Ксавьера, прежде чем пожелать ему спокойных снов, сам, видимо, даже не рассчитывая на такое везение. Чарльз не мог унять страх и волнение за своего покровителя. За своего единственного друга, но все еще не знал, как ему помочь, а в своих видениях он видел только толпы людей и стены церквей, золото одежд священников и алые мантии инквизиции. И потому все время проводил под защитой и с Хэнком.

— Король… Его самочувствие не в порядке? — осторожно спросил Хэнк, вернув Чарльза в реальность. Юноша даже не заметил, как взял в руки пергамент, пытаясь сделать вид, что поглощен его витиеватым текстом.

— Что? — прикинулся глухим Ксавьер и нахмурился, словно услышал какой-то неприличный вопрос. — Вовсе нет. Он в прекрасном самочувствии и в столь же великолепном состоянии. В здравом уме и трезвой памяти.

— Я очень рад, — с облегчением произнес Хэнк, и это заставило в груди Чарльза вновь пошевелиться тугому комку беспокойства, который уже походил на склизких угрей, двигающихся все активнее с каждым днем.

— Что ты имеешь в виду? — как можно строже и небрежнее спросил Ксавьер, а сам почувствовал, как замерло его сердце.

— Ох, король Леншерр… Он прошел через столь многое, кто знает, как это отразится на нем. Тем более сейчас, когда он лишился приемного отца, и на его плечи легла такая ответственность. Кроме того… — Хэнк осекся и тихо выдохнул, крепче сжал гусиное перо в пальцах, не решаясь продолжить.

— Что? — приказным тоном спросил Чарльз, отложив свиток в сторону и теперь прожигая священника своим горящим взором.

— Все знают, что он не кровный родственник предыдущего короля, пусть земля ему будет пухом, да защитит Господь его душу. И все надеются, что королевский недуг не коснется нового владыки.

— Недуг?

— Ну… Правда, не стоит об этом. Все и так знают это… — внезапно зашептал Хэнк и, казалось, больше не смел произнести и слова, начал листать книгу, лишь бы занять глаза и руки.

— Жажда крови. Все ваши короли — животные в короне. Им нужен бой, чтобы жить. Они как насмешка Гамота, — понизив голос до доверительного шепота, решил продолжить за Хэнка сам Чарльз. — В моих землях говорили, что сам дух хаоса проклял ваши земли и ваших королей в одной из сотен бесконечных битв. И, кто бы ни носил венец, он обречен слышать зов битвы.

— Нет. Это все ваши духи. Их нет, не более чем сказки. Это лишь воспитание и семейные узы. Желание правителей сражаться за их народ.

— Вы можете звать это так. Но ты должен знать, Эрик не поражен этим недугом. Его разум чист, — уверенно соврал Ксавьер и сгреб несколько книг в свою сумку, поднялся на ноги.

— Куда ты?! — испугавшись, спросил МакКой и тотчас подскочил с места.

— Остаток дня я буду у себя.

— Но ты же хотел знать о несоответствиях в записях.

— И ты уже ответил мне. Так что буду читать дальше, — Чарльз обошел стол и направился к выходу, у двери библиотеки пошевелился закованный в сталь рыцарь. — Хотя… — юноша замедлил шаг, а затем и вовсе замер, обернувшись. — Нет, не думаю, что даже тут найдется хоть одна книга из Ирия. Но было бы интересно сравнить записи не только ваших стран, но и моей.

— Д-да, — едва слышно сказал Хэнк, и в тусклом свете множества свечей Чарльз не заметил, как побледнел молодой священник.

***

Эрик спешил покинуть проклятый монастырь, но не позволял себе чрезмерно быстрый шаг, чтобы это не походило на бегство. А ему нужно было именно бежать, пока пламя гнева не вскипело в его тяжелой голове. Последнее время хватало любой мелочи, чтобы он вышел из себя. Поначалу Леншерр считал, что это все из-за новой ноши, которой он сам так долго и упорно добивался, и из-за невозможности осуществить его изначальный план. Всего за пару дней он словно погряз в тягучем болоте проблем больного Стратклайда, и просто бросить истощенные провинции и вернуться в Инвернес он уже не мог, а мечты о Холодном море, придававшие ему сил все его детство, вновь отодвинулись за далекий горизонт. Но было и что-то иное… С самой коронации запах ладана словно въелся в его кожу, а каждый священник и монах, казалось, смотрел на него и видел все темное нутро нового короля. Видел густую кровь на его руках и знал, что это он лишил жизни Шоу. Это просто больной от усталости рассудок, опьяненный долгожданной свободой от монстра, отравлявшего всю его жизнь. Эрик знал это и понимал. Но ему все чаще казалось, что из теней за ним наблюдают, и все вокруг лишь притворяются, что находятся в неведении, а на самом же деле, вдали от короля, шепчутся и готовят план его свержения. Спят и мечтают лишить его жизни…