Портреты Пером (СИ)

– Реакция зрачков есть. Меня слышишь?

Пару раз моргнув, Райан различает лицо мужчины. Лет тридцать, усталый, если не сказать – замученный. Под глазами тени. Не спал, что ли, несколько дней?

– Операция прошла хорошо. Сейчас начнёшь отходить от наркоза.

За доктором – потолок. Слабое освещение. Запах какой-то… больница.

– При тебе документов не было, – врач садится на стул у кровати. – Пока мы полиции не сообщали, но это только пока. Сам понимаешь, отчётность.

То ли это было сразу, то ли этот разговор состоялся после. Доктор Файрвуд появлялся часто: наблюдал его в послеоперационный период. Один раз – Райан точно помнил, вечером в субботу, поздно уже, пришёл изрядно датый. Вроде бы, в свой выходной, проведать подопечного.

– О тебе уже знают, – сказал он тогда, тяжело опустившись рядом с койкой на стул. – А я соврал, что ты ещё… что осложнения. Назначу дату выписки на несколько дней позже, а завтра… можешь валить на все четыре, только тихо. За побег преступника ничего… Ха! Ты мне отчего-то нравишься. Беги из этой Йоркской дыры. До города шесть миль. Впрочем… твоё дело, куда идти.

И взгляд его в этот момент запомнился. Так смотрят люди, смертельно уставшие от жизни.

Слабый стон Исами. Он опять что-то ответил? И опять неправильно.

Голова тяжёлая. Тошно, в мыслях бред. Не собрать воедино два слова. Кашель давит и распирает грудь. В мозгах прокручивается строчка из какой-то песни. Раз за разом, до тошноты, только одна строчка. Ломит веки, взглядом ни на чём не удаётся остановиться.

– Исами, тебе кто дороже, Пёрышко или Райан?

– Оба… – задыхающийся шёпот. – Оба дороги.

– Правда?

– Да.

Разряда нет.

– Райан, тебе больше по нутру Джон, чем Кукловод?

– Не… знаю.

Исами уже не вскрикивает. Издаёт странный звук. Вроде мычания.

Элис лениво бьёт его по щеке рукояткой ножа. Тигра она хлестала до крови, а тут играется.

– Исами, – вкрадчиво, – о чём ты думаешь, когда мастурбируешь? Подробно.

– Ночь… возвращения в особняк… Перед вторым актом. Учитель пустил нас… Я думала… Всё было не так. Только мысли…

Он помнил. Дерьмовая была ночка. Ночь... шёл дождь. Октябрь.

Они добрались до Вичбриджа на автобусе в девятом часу вечера и долго шли пешком. Холод, ветер, темень. Долго околачивались вокруг поместья, где не горело ни одно окно. Перо промокла насквозь в тоненькой курточке, пришлось отдать свой плащ. К полуночи Кукловод пустил их в прихожую. В доме воняло плесенью. Учитель сказал, на кухне есть еда, и плита рабочая. Пока Тигрица разбиралась с кулинарией, он нашёл чистые вещи на чердаке. Они переоделись, быстро опустошили кастрюлю с нехитрым супом, какой ей удалось сварить, после чего заняли комнату на первом этаже рядом с кухней. Оттуда и до ванной недалеко, вода в доступе. Сначала он хотел дождаться полуночи и сделать вылазку на кухню за оставшейся едой. Доброта Кукловода была понятием относительным. Тигрица устроилась на кровати в одеяле, он – на стуле рядом. И сам не заметил, как отключился. Она, оказывается, думала не о добыче продуктов.

Исами тяжело дышит, свесив вниз растрёпанные волосы. Раньше были ниже задницы, теперь длиной до лопаток, потому до пола не достают. В мысли опять впихивается толстый душный бред.

Он постучался в тёмную дверь. Сверху был навес и ещё два грязных этажа. Окраина Лондона, Ист-энд. Насколько он смог разузнать, Исами к прокурорской деятельности не вернулась. Жила на какие-то сбережения, скопленные до Первого Акта.

Открыли почти сразу. Из-за двери упала полоса слабого света, напахнуло сильно какой-то ароматической смесью, свечным нагаром и железом. Так же пахло от покрывала, в которое была укутана открывшая.

– Я ищу Исами Накамуру.

Женщина скинула плащ. Нет,Тигрица. Она была ниже, чем он помнил. Неправильно помнил, выходит. В тёмных глазах отражался свет фонаря.

– Пройдёшь?

– Некогда. Я возвращаюсь в особняк. Есть желание вернуться к Учителю?

– А Обезьяна?

В этом её тоне никогда не было понятно, о чём она думает. Как и по взгляду. Это раздражало. Но ей можно было доверить спину, а это уже немалого стоило.

– Я пришёл к тебе, а не к нему. Ну?

– Ещё… о Драконе, но всего не вспомню… – снова еле слышно заговорила Исами. – О своей сестре. Мицуки была красива… Как луна. Она любила распускать волосы, стоя у зеркала… без одежды…

– А о Пёрышке? О своём братишке, – нож Элис скользит по её губам, потом касается остриём виска.

Тишина. Исами тихо отвечает:

– Да.

Разряда нет.

Конечно, Перо. Куда ж без него. И сестра… Она никогда не рассказывала о сестре. Мы вообще мало говорили друг с другом.

Заочная привычка, что она всегда рядом, его. Тигру больше никто не нужен, иначе бы она не согласилась идти. И лучше бы сейчас было не слышать обратного.

Что я вообще о ней знаю

Сколько

Мотнуть головой. Тяжело. Ремень врезается в шею.

– Подробнее, крошка, – мурлычет Элис.

Перебить её, пока не поздно. К чертям всё.

– Ты же вроде… по одному вопросу задаёшь.

– М-м? Так жаждешь высказаться? – Элис бьёт лениво и опять рукоятью. Не больно. Он ей не интересен. Отворачивается. – Говори, красавица, больше он нас не прервёт. А прервёт, я тебе ещё что-нибудь порежу. Для интереса.

– Когда… он приносил мне… чай или книги… я перевязывала ему руки… лентой… когда… мы лежали рядом… После я всегда вспоминала новый год… Что стоило просто… не относить чашки в гостиную…

Это он помнил. Перо полез к ней на лестнице, потом помог донести коробку с посудой. Даже запись с камер, кажется, сохранилась.

– Ну, хватит, – смилостивилась маньячка, ласково убирая её волосы с лица. – Так стараешься, лапушка, чтобы твоего дружка не ударило током… Значит, ты у нас любишь высоких блондинов и красивых девочек? Я бы с тобой поиграла.

Провела с силой лезвием по бледной щеке. Медленно выступающую кровь слизала. За её языком на щеке Тигрицы остался длинный влажный след с розоватыми разводами.

Элис обернулась.

– Райан, а ты? Поделись своими грязными фантазиями.

– Как перерезаю тебе глотку…

– Врёшь.

– Нет.

Райан закашлялся, но вскрика не услышал. Детектор не сработал.

– Надо же, – довольно пропела Элис.

Приступ кашля ослаб минуты через две, опять чуть не вывернув наизнанку. Во рту очутился комок мокроты. Пришлось сплёвывать на пол. До маньячки не доплюнул, хотя старался.

Потом просто дышал. Ремень врезался в горло. Внутри хрипело.

Ловушка.

Утром, после возвращения, Кукловод вызвал их в прихожую и говорил там. Задал всего один вопрос: для чего они вернулись.

– В мире вовне нет свободы, – ответил Дракон. – Только здесь.

Исами сказала по-другому:

– Я хочу помочь тем, кто придёт взамен нам. Я не хочу, чтобы лилось столько крови. Учитель, вы ведь набираете второй акт?

Кукловод (они позже поняли, что в тот момент с ними говорил всё-таки Джон Фолл), предложил им стать его Учениками и помогать с подготовкой дома к гостям. Учитель не пустил в дом Обезьяну. Райан посоветовал Фоллу взять в дом врача, чтобы у новых марионеток был шанс выжить.

«Катись на все четыре», безнадёжная тоска во взгляде. Он должен доктору Файрвуду за спасение жизни и за то, что тот отпустил его, хотя мог сдать копам.

Райан Форс не любит быть кому-то должным.

Они с Исами перебирают газеты и просматривают интернет-сводки, помогая Кукловоду набирать марионеток. Первые пятнадцать человек, попавших в дом за шесть дней до нового, двухтысячного года, Кукловода не устроили. Среди них не оказалось Пера. Потому нужны были новые сводки.

– Учитель, в пригороде Йорка есть один хирург, – привычно щёлкает мышь, открывая всё новые и новые страницы с досье. – Талант, как говорится, от бога. – И это правда. Шрам от операции аккуратный, не болит. Райан вообще о нём вспоминает только когда моется и пальцы натыкаются на небольшую выпуклость из соединительной ткани. А ведь одна из медсестричек тогда, в больнице, проболталась, что он был на волосок от смерти. – Ни семьи, ни родственников поблизости, шума не будет. Предлагаю притащить в особняк его.