Портреты Пером (СИ)

Джим садится на кровать со стороны Райана. Тот следит за ним мутным взглядом. Температура в это время должна быть не особенно сильная, но из-за кашля и боли (не считая сегодняшнего происшествия) он почти не спит. Организм тратит силы, восстанавливаться им неоткуда. Одно хорошо, проявлений менингеальных знаков незаметно, Форс не бредил, да и спутанности сознания не наблюдалось. Значит, оболочки мозга не затронуты. Соображать стал хуже, но это не удивительно, при такой степени измождения организма, постоянной плевральной боли и отсутствии нормального сна.

– Живой? – Джим сам не знает, шутит он или нет, задавая этот вопрос хвостатому.

– И это... – Хриплый выдох и губы слегка синюшные, – дипломированный врач спрашивает. Нет, Файрвуд, я зомби.

– Тебе же хуже, я вашу физиологию не знаю.

Приложить ладонь к его сухому лбу. Температура не критичная, но на всякий случай измерить и градусником. Тридцать семь и девять. Нет, плохо. Дело всего лишь к обеду, к вечеру опять подскочит до сорока.

Ласково шуршит переливаемая в кружки вода из чайника. Исами подготовила банку отвара смородиновых листьев, укутала в полотенце, чтоб не остыла. Фила поить не надо – он, держась за кровать, сам идёт на шорох и протягивает руку. Райана – приходится. И то, он пьёт с рожей «сделаю, только отвалите».

Хотя у него она всегда такая. Исключая моменты, когда они ругаются. Ну и, как теперь выяснилось, когда задыхается.

Чай. Перевязка, обработка ожогов плюс местное обезболивание для Фила. Потом в дверь протискивается Энн, которая тащит за собой страдающего (по лицу видно) Майкла и просит перевязку и для него; оказывается, подпольщика покусала змея в зимнем саду. Выяснили уже, что она не ядовитая, но Энн с ума сходила от волнения. Насколько Джим знает эту во всех смыслах удивительную девушку, она теперь уверена, что Мэтт умудрился сделать змею ядовитой, а до кучи – что между фракциями воцарился мир: верхние же спасали Лайзу.

Когда миниатюрная блондинка вместе со своим парнем и создаваемым шумом (как от десяти человек, талант) исчезает за дверью, засыпает ненадолго избавившийся от боли Фил и стопорится взглядом в потолок Форс, можно сесть за свой блокнот. На Джиме сейчас проработка стратегии общения с Алисой.

Тянутся минуты.

Часы.

Скрипит о бумагу заточенный старым скальпелем карандаш.

Когда просыпается Фил – с ним нужно разговаривать. В тишине бороться с болью сложнее. Но тут многого не требуется – тот просто начинает рассказывать о своей жизни. Лишь изредка задавать вопросы, чтобы была видимость диалога.

– Я когда в школе учился, в младших классах ещё, трещину в кости заработал. Врачи запретили спортом заниматься. А я в танцы пошёл…

– … Медсестра школьная… ты б видел… хотя не, ты-то как раз не оценил бы, наверное. А я оценил. Только без толку, с ней потом Колин замутил, а потом её вообще уволили…

– … Танцы, док, это… это жизнь. И я сначала по всяким выступлениям, концертам… А потом начал встречаться с учительницей. Встречал её с работы, с детьми общался. И понял, что вот так вот… общаться с мелкими… – моё. Ушёл в преподавание. Сальса, акробатические, уличные. С ней расстался, а к преподаванию – прикипел…

Райан, которого достал прерываемый сухим сглатыванием речитатив, шипит недовольно, и Фил обзывает его газировкой. Тихо и довольно хмыкает замерший в углу Нортон. Он же первым (реакция) замечает скользнувшее в дверь тёмное пятно. Приподнимается, молча указывает на него поднявшему голову от блокнота тёзке.

Джим глазам не верит. Табурет, давным-давно куда-то пропавший. Кот прямым ходом вспрыгивает на кровать. Мурчит, тыкается в раскрытую ладонь Форса.

Тот скашивает глаза. Подцепляет кота за ошейник а он был? Подтаскивает к себе. Пальцы не слушаются, всё-таки температура в тридцать девять с лишним и постоянный кашель кого угодно доконают.

– Файрвуд. Карман. – Форс, хрипя, подталкивает к нему Кота. – Передачка… от тебя с десятилетней выдержкой.

Джим ощупывает ошейник. Чувствительные пальцы быстро находят карман, справляются с застёжкой, и на ладонь вываливается два стандарта амоксициллина в капсулах по пятьсот миллиграмм и скрученная в трубочку записка.

Джим разворачивает.

«Перу. Ни в коем случае не возвращай Кукловода. Ты уже получал эту записку от меня в прошлом, и именно она спасла наши жизни. Работать с Зеркалом было бы неправильным решением, как и начинать что-то рисовать по указке Художника. Надеюсь на твоё благоразумие. Джон».

Да, почерк его. Каллиграфия. Разве что изменилось нечто неуловимое – видимо, так сказались прожитые десять лет.

Всё меняется – отмечает разум. А дурное сердце, возрадовавшись перспективе не-возвращения Кукловода, начинает биться сильно и где-то в горле.

Записку – в карман джинсов. Недовольно муркнувший кот возвращается к хозяину, требовательно мяукает, но быстро теряет интерес и спрыгивает на пол. А Джим под внимательным взглядом Джима-подпольщика (точно заметил, куда записка делась) вскрывает первый стандарт.

– Антибиотик, – к Райану. Голос слегка осип. – Ты будешь жить. Рад?

Он не отвечает, да и смотрит в сторону. Протянутую таблетку берёт не глядя. Даже запить пытается сам – проливает немного на одежду и одеяло, а помогать не даёт.

Его дело.

Джим почти чувствует на себе испытующий взгляд Нортона. Интересно – подозревает в чём-то? Арсений им всё рассказал о будущем и проклятии.

Свёрнутая записка ощущается даже через плотную джинсовую ткань. Или просто Джим хочет её ощущать.

Хрипло посмеивается Фил, по которому Табурету вздумалось прогуляться.

Когда придёт обеденная смена, Джим отнесёт «подарок из будущего» Арсению.

Чтобы не распалять подозрительность Нортона, док снова садится за блокнот.

Отдавая записку, Джим пребывал в глубоком смятении. Перо не стал ничего спрашивать, молча прочёл и сунул в карман.

– Угу, я подумаю над сложившейся ситуацией, – пробормотал, и только тут понял – сам растерялся. Растерянность Джима напротив теперь стала зеркальной.

Зеркала, зеркала, кругом. Скоро перестану отличать что здесь настоящее

Если оно ещё есть.

Исами молча прочитала записку, качнула головой, передав её Джеку. Пока крыс нацеплял на нос очки, Арсений пялился на луч света, лежащий поперёк кровати.

– Почерк его. Но почему… – Тэн слегка покусывала губы. – Я не понимаю. Как тогда иначе бороться с проклятием?

– Надо решить, следовать этой записке или нет. Джон пишет, что в прошлом мы… будущая версия нас получала эту записку. Значит, и он её видел. Я её ему показывать не буду – и посмотрим, что из этого выйдет.

– А пока придётся заняться призраками.

Джек, прочитав, отдал записку обратно Перу.

– Да… – Арсений вернул её в карман. – Надо выиграть время, хотя бы сутки. Мне нужно помозговать на эту тему.

– Значит, это должен быть кто-то из старших призраков. – Исами села на краешек кровати, попав в луч света. Так она казалась какой-то печальной.

– Мари отпустили… Та, у колодца? – начал размышлять Джек. – Или брат Джона.

– С Девы гейс давно снят, она здесь по своей воле торчит. А Сэм последний Старший, он держит проклятие вместе с домом… – Арсений кивнул пришедшей в голову мысли. – Зато есть штука такая, временные петельки. Я, кажись, придумал, чем нам заняться. Итак, сначала немного предыстории: знаете ли вы, что я – не первое Перо второго акта в этом доме?..

Первым делом они перетащили в комнату с чердака пять масок Духов Сторон Света, развешивать которые выпало недовольно бурчащему что-то Джеку; кажется, он вообще уже жалел, что связался со всей мистической лабудой. Арсений под шумок, пока крыс стоял на табуретке и крепил на балке маску Духа Центра, предложил ему слинять, но Джек упрямо помотал головой.

Ещё раньше за перетаскиванием масок их застал в коридоре Энди, живо заинтересовавшись происходящим, а когда узнал, что они собираются отпускать призраков в мир иной, сказал, что тоже придёт, поскольку у него по комнате каждую ночь около двух бродит призрак, очень любящий разбрасывать бумажки и всё время пытающийся повеситься на дверце шкафа.