Портреты Пером (СИ)

– Теперь на меня ещё и Алису свешали. Тьфу ты, – пробормотал дрожащим голосом, потащившись к выходу.

Нет худа без добра

Зато есть что сбрехать Джиму про моё состояние

Ничё не знаю я призраками контуженный.

Джим тёмным пятном мерцал у плиты, в голубоватом ореоле. Арсений было подумал на Сид, но нет – это просто газ горит.

– Ты просто не представляешь, как хочется чая…

Пятно мелькнуло голубым светом. И начало, топая, приближаться.

На плечо тяжело легла тёплая рука.

– С тобой что?

– Ко мне пришла злая прозрачная тётя от колодца, обозвала нехорошими словами и сказала не возвращать злого и плохого Кукловода. А я её не послушался. И тоже чаю хочу.

Его мягко подталкивают вперёд, потом давят на плечи.

Арсений садится.

– Нету чая, – шаги чуть удаляются, – могу воды налить.

– Да ну её, воду. Джим, ты не мёрзнешь? Хоть немного.

– Я же у плиты постоянно, у неё тепло.

Джим подходит, пододвигает к нему второй стул и садится ближе. Проводит рукой по слипшимся мокрым прядям.

– Замёрз?

Арсений подтыкается к нему поближе, стараясь не стучать зубами на всю кухню.

– Как одинокий мамонт на краю северного полюса.

– Плохой ты мамонт, без хобота.

Правда – тёплый. Вокруг смыкаются его руки, сам док прижимает дрожащего Перо к себе. Тихо вздыхает.

– Значит, Аластриона тоже против? И почему?

– Она боится за Алису. И надо признать, тётя мыслит в верном направлении. Если Кукловод будет в силе, он уже будет знать, куда бить. Попадётся наша хромоножка ему в лапы – шею сломает и не почешется.

– Значит, придётся тебе его… отвлекать… – Джим утыкается лбом в его плечо. И, помолчав, – мне это всё не нравится. Катастрофически. Понимаю, что выбор верный, что выхода другого нет, помогать буду по мере сил. Но не нравится. Сам понимаешь.

– Зато теперь нашей маньячине меня насиловать будет не интересно. Я тощий и не сопротивляюсь. – Арсений хмыкает, представив картинку. – Да я под ним задрыхну, и на этом вся любовь закончилась. Кстати, Аластриона взяла с меня обещание защитить в случае чего Алису.

– Этим мы займёмся, на тебе Кукловод… надеюсь, это не закончится очередным выбросом тебя в будущее. Я пока не готов с тобой расстаться.

– Угу. Всё равно придётся. Хвостатый сказал, мне даже дом в этом времени покидать нельзя. Я же уже есть в этой реальности, моя версия двенадцати лет отроду. Дом делает меня «невидимым» для этого времени, но окажись я снаружи, возникнет временной парадокс. Короче, чёрт знает что произойдёт, так что съездить полюбоваться белыми скалами Дувра, держась за ручки под романтичный шум моря, мы с тобой точно не сможем.

Джим молчит, всё так же обнимая его.

Арсений вздыхает, тыкается носом ему в волосы повыше уха. По пищеводу скребётся голодная тошнота. Сейчас бы хоть кусок хлеба, да даже сухарь бы сгодился. Или чай, на обмануть желудок.

– Что будет после того, как ты закончишь с Кукловодом? – Голос, вроде, спокойный. – Это ведь не конец.

– Проблемы – по мере поступления. Щас мозг ломать не буду, даже не уговаривай.

Арсений слегка согревается и обхватывает Файрвуда за поясницу. Правда, одной рукой только, неудобно. Тот, утыкаясь в плечо, чему-то кивает.

– Хочешь поспать?

– А хорошая идея. – Перо ёрзает, устраиваясь на жёстком стуле. – Как кислота твоя там сварится, толкай.

Джим растолкал его в третьем часу ночи. Арсений обнаружил, что нижнюю часть лица закрывает тряпка, и дышать получается с трудом. Джим тоже ходил в косыночке, натянутой на нос. На данный момент он прикрыл вазу с бесцветной жидкостью внутри, после чего натянул кухонные рукавицы. В лучшие времена Дженни вытаскивала ими из духовки листы с ароматными пирогами.

Так, прекращай про еду. Не то будешь грызть ножку стола.

– Серная кислота малолетуча, но перестраховаться не мешает. – Голос Джима из-за повязки прозвучал невнятно. Он обматывал вазу с кислотой полотенцем. – Кроме того, пока неясно, как именно мы будем лить её на клетку. Тут мало, а результат нужен быстрый.

– Джек придумает что-нибудь.

Арсений поправил тряпку на своём носу. Надо же, не проснулся, когда Джим её завязывал.

– Тебе фартучка не хватает, – поддел Файрвуда, когда тот, словно коронное блюдо, нёс в варежках кислоту по коридору. – Может, сгонять, пока от кухни далеко не ушли?

– Сгоняй, – слова с трудом различимы, но, кажется, тому тоже весело. – И когда младший меня в фартучке увидит, то станет бесконечно счастлив, мда.

– Стой здесь, – Арсений сунул ему фонарик, сам с запасным метнулся на кухню. Фартуки и у Дженни всегда висели на одном месте. Потому через минуту на Джиме оказался милый зелёненький с красными ягодками. Перо сзади старательно завязал его на бантик.

– Ужасно неудобно, – док приподнял руки с банкой кислоты, чтобы Арсению было удобнее оправлять фартук на нём. – Кто вообще придумал…

– А ты поди ожидал, что я розовенький притащу. Ну, ну, не прав я?

– Розовенький, шёлковенький, да-да…

Джим тяжело вздыхает. Качает головой.

– Всё, я достаточно прекрасен? Можем идти?

– Угу. Но ты, точно тебе говорю, ожидал розовенький, – заявляет Арсений уже на лестнице.

В библиотеке им предстаёт фантасмагоричная картина: Вверху, уже изрядно выше, чем они помнили, клетка, а внизу притащенная стремянка. У подножия её Джон, держит лестницу за две задних ножки для устойчивости, а Рой взгромоздился на четвёртую ступеньку и крепким обхватом удерживает за ноги Джека. Без этой поддержки крыс давно бы грохнулся: он стоял на краешке самой верхней площадки на цыпочках и тянул вверх руку со стаканом, в котором торчала соломинка. Лайза как раз захватила её губами сквозь прутья решётки и жадно зашвыркала водой.

Но по всему было видно, что если Трикстер ещё раз поднимет клетку, то никакие псевдоакробатические поддержки дотянуться до рыжей Джеку уже не помогут.

– Я увёл Кэт к Дженни, – пояснил Джон вошедшим. – Посчитал, ей незачем на это смотреть.

Лайза выпрямилась внутри клетки. Насколько позволял видеть тусклый свет, платье спереди всё было в тёмных кровавых пятнах. Она молчала, просто прижималась изо всех сил к задней стенке и дышала, раскрыв рот.

– Пой, птичка, не умолкай. Разве песня не должна стать прекраснее к рассвету? – прокомментировал Трикстер.

И Лайза запела – хрипло, срываясь. Некоторые слова и вовсе пропадали, но Арсений узнал старенькую песню.

– It must have been love,

But it’s over now…

– Давай там без упаднических настроений и намекающих отсылок! – рявкнул Джек. Спустился со стремянки, шумно выдохнув, обернулся к вошедшим. – Я думал, вы надышались кислотными парами и померли, – сказал, наблюдая, как осторожно его брат ставит на пол. – И мне вечно тут изображать каждые пятнадцать минут пизанскую башню.

– А ничё, что ты нас в свой фундамент записал? – осведомился Рой негромко, но Джек от него только отмахнулся.

– Выпаривание концентрированной кислоты – дело небыстрое, – пояснил Джим. – И я не могу поручиться, что здесь хотя бы восемьдесят процентов.

Младший отмахнулся и от него и принялся перетаскивать стремянку чуть в сторону, чтобы было удобнее.

– Лайза, слышишь? Кислоту уже принесли. Щас мы тебя спустим. – И, тише, – а мне нужна пара книжек потолще, встать на них. И не косись на меня так, Джимми, вандализм во благо.

Лайза не обратила на него внимание. Она вообще ни на что не обращала внимания. Зажмурившись, продолжала петь. Арсений заметил, что грудью девушка навалилась на шипы – мышцы уже не выдерживали держать тело у задней стенки клетки при наклонном поле.

Lay a whisper on my pillow

leave the winter on the ground

I wake up lonely there’s air of silence

in the bedroom and all around

touch me now…

I close my eyes and dream away…

Расставили на полу несколько колб, в каждую из которых Джим с величайшей осторожностью перелил немного кислоты.

– Резиновые перчатки… Ага, вот, – вытащил из сумки пару. – Какая-никакая, защита.