Портреты Пером (СИ)

Хорошо.

У рыжей льются слёзы, пока док заливает раны разбавленной перекисью. Кусает губы, бледная, худющая, и жмурится от прикосновений скальпеля. По грязной подушке разметались рыжие волосы.

Сбоку знакомо щёлкает: Арсений успел вытащить фотоаппарат.

– О чём ты думала? – Скорее для того, чтобы отвлечь, нежели из интереса. Скальпель всё ещё очень острый, спирт она пила на голодный желудок. Если ей сейчас не концентрироваться на операции, будет легче.

У бедолаги заплетается язык. Неудивительно. И даже хорошо – отвлечёт сильнее.

– Я-а… Дж… Джим… кал-лиций, понимаешь…

Последнее «шшш» тянется досадливым шипением.

– Понимаю, что ты ничему не научилась, раз до сих пор Трикстеру веришь.

Из угла – еле слышно бурчит младший:

– Шизнутая...

Ну, можно простить, в него чуть не прилетело склянкой с концентрированной серной кислотой. Джим, если на то пошло, тоже считает, что она не в себе. Но это – в одну сторону, а долг врача – в другую. Поэтому обработал, залил перекисью, бухнул немного мази и замотал бинтом. Жалко дербанить стерильный – упаковки тают с удручающей скоростью. Но приходится.

Ещё неизвестно, чем шипы вымазаны были…

Боги, пусть это была шутка

Смерть от заражения крови – это страшно

Зато рыжей с Кэт выделили райановский матрас. Рядом с ними пустовал ещё один. Несколько дней назад на нём спал Рой.

Арсений повозился рядом, укладывая фотоаппарат в сумку. Его многострадальные ладони пришлось обработать после геройствования на прутьях клетки. Опять кровь. Ещё одна ампула обезболивающего, просто чтобы он мог поспать.

В этот раз Дженни расстаралась с ужином. Суп с консервированной фасолью и крупой, немного сухарей, жидкий чай и к нему – сгущёнка. Узнав, что Кэт нужен кальций, Уоллис пообещала найти хотя бы пару ростков крапивы во внутреннем дворе и проследить, чтобы им дали дозреть до семян.

Когда все поели (а Дженни в сопровождении Пера отнесла еду тем, кто в спальне) и начали укладываться спать, уже занимался рассвет.

Прежде чем наконец-то закрыть глаза, тесно прижавшись к Арсению, Джим увидел, как скользкие солнечные лучи проникают сквозь забитое окно.

Его будят спустя пару часов. Исами и Зак, последний трясёт за плечо так яростно, что того и гляди, устроит сотрясение мозга и себе, и ему. Оказалось, Форс начал задыхаться. Джим плохо помнил, как подхватил сумку, как сбежал по лестнице, сознание работало в автомат-режиме, и только после, при взгляде на синеющие вздутые жилы на шее Райана, проснуться удалось окончательно.

Быстро прослушать, чтобы не ошибиться, на это несколько секунд.

– Плевральный выпот, жидкость сдавливает лёгкое, – бросает, уже шаря в сумке самый большой шприц. Пальцы задирают выше мокрую от пота футболку, сами нащупывают слева впадину между пятым и шестым ребрами. Исами не двигается, когда он втыкает длинную иголку в Форса, Зак поджимает губы, но не отворачивается. Краем сознания Джим отмечает, что мальчишку не тошнит. Хорошо, нервы крепкие. Когда сопротивление тканей ослабевает, а игла словно проваливается в пустоту, тянет вверх поршень, и шприц наполняется желтоватой мутной жидкостью. Если гной, то повезло, что не густой.

А системы для дренирования нет. И промывать полость нечем.

Чёрт с ним, с нету. Всегда нет чего-то в этом чёртовом особняке, всегда не по инструкции. Придётся делать, что возможно, на крайний случай попробовать приспособить для дренажа трубку от капельницы, если станет хуже.

Жидкости набирается два полных шприца. Ну да, не прослушивал его со вчерашнего вечера, а ночью он начал задыхаться и терпел.

Чёртово героическое терпение

Резко развившееся осложнение от пневмонии или симптомы были и раньше, а я проморгал

Но Джим слишком устал, чтобы точно понять.

– Исами, отвар листьев смородины. Пои его почаще. Если повторится, зовите... сразу.

Райан дышит, закрыв глаза. Исами, обессиленная волнением, опускается на краешек кровати, но тут же мотает головой и поднимается, жестом подзывая к себе Нортона.

По-хорошему надо остаться, но сил нет уже никаких. Джим закидывает на плечо сумку, кое-как дожидается Зака и Джима-подпольщика, собирающихся во двор за листьями, чтобы с ними дойти до лестницы в комнату.

Спать.

Утро для «верхней фракции» наступило поздно. Это Мэтт всех поднимал ни свет ни заря. Трикстер в отношении испытаний был куда спокойнее, при нём вообще не соблюдалось никаких правил и распорядков. Он мог не замечать, если вынести что-то из комнаты без испытания, или наказать за слишком громкий топот в коридоре ночью, который якобы может потревожить других кукол.

Зато иногда такой режим позволял высыпаться.

Удивительно, насколько привычным стало просыпаться в душной, пропахшей кучей видов пота и лекарств комнате. По двое идти в ванную, едва смазывать истрёпанную зубную щётку о нутро разрезанного тюбика пасты. Помогать облиться Арсению, которому мочить холодной водой руки было слишком нежелательно, потом его расчёсывать, чтобы мокрые пряди не спутались в комок. Перо улыбается в ответ на вопрос о сне, говорит, что спал как сурок, шутливо целует его пальцы, вроде как благодаря за вчерашнюю перевязку. Попутно спрашивает, куда Джим носился в семь утра. Рассказ много времени не занимает, как раз на осторожно облиться водой. Перо обрабатывает его ожог, молча. А мог бы спрашивать, в том числе на тему выживет ли Форс. И хорошо, потому что Джим не очень хочет озвучивать ответ. Антибиотики взять неоткуда.

На завтрак – разбавленные и разогретые остатки вчерашнего супа, правда, Дженни добавила туда горстку овсяных хлопьев, чтобы было хоть немного погуще. На середине готовки кто-то постучался в двери. Оказалось, Билл, принёс немного овощей в картонной коробке. Поблагодарил за спасение рыжей, сказал, что пора бы уже снова объединить фракции, и ушёл. Джен ради такого случая настоящее сокровище, точно, немного картошки, пара морковок и даже луковица! пообещала на обед суп с тушёнкой, картофелем и щавелем.

На десерт была горячая вода со слабым запахом мяты и чабреца (по паре веточек в чайник) и сахаром вместо нормального чая. Урчит недовольный желудок – кажется, что еда до него даже не доходит, всасывается оголодавшим организмом сразу в пищевод.

Джек, сидя рядом с Арсением, вполголоса рассказывает Перу свой сон про горячую яичницу с беконом и помидорами черри, к которой он подкатывал так и сяк, заигрывая. Дело происходило на кухне, но она была слишком горячая, брызгалась маслом и не давалась на вилку. Арсений посоветовал ему поискать толкование у Фрейда. На это младший, хмыкнув, сказал, что и искать не надо – выйдя из особняка, он женится на абстрактной идее горячей яичницы и будет верен её воплощениям всю свою жизнь почти каждое утро.

Остальные едят молча. Лайза ни на кого не смотрит и втихую шмыгает носом. Да и глаза красные. Кэт сидит на другой стороне матраса, вид у неё ошалелый, но не печальный. Ест прилежно, всё до последней крошки, даже тарелку облизывает. Поссорились эти двое, что ли? Кто их разбери.

Из коридора уже слышен треск динамиков; Трикстер будет читать утреннюю разнарядку. Слушать посылают Джека, на что младший недовольно бухтит, но в коридор идёт.

Возвращается минут через пять: двое в кинотеатр, проходить до посинения, один в гостиную и двое в зимний сад, кормить змею мышами. Мыши, по уверению Трикстера, предоставлялись.

Ко всему привыкает человек. В том числе – к извращённому режиму дня. Поэтому, отнеся вместе с Дженни и Арсением еду в спальню, проверив состояние Форса, оставив грязную посуду Закери и Джеку (дежурные), обработав Лайзу и прихватив вновь вскипячённый чайник, Джим зовёт Нортона и Фолла. Фолл уведёт с собой из спальни Тэн и, вернувшись, составит пару в испытаниях Перу. Нортон останется с Джимом как защита и помощь. Сядет где-нибудь в углу (кровать и диван заняты больными), будет молчать, изредка сжимая-разжимая напряжённые пальцы.

Спальня прохладная и просторная. Это после фракционной очень непривычно. По углам кружатся серовато-пыльные тени. Тяжело, с всхлипами-всхрипами дышит Форс, зато не задыхается. Пока. Ощупывает тумбочку ослепший, но почти пришедший в себя Фил. Он не просит обезболивающего. Но по тому, как сжимаются его челюсти, видно, что нужно.