Песнь о Гамаюне (СИ)

— Много вопросов, — Чарльз сел за стол и задумчиво принялся постукивать пальцами по столешнице.

— У меня их еще больше, — священник так и светился, а Чарльз придвинул книгу, одну из многих, сваленных на столе, и открыл, как оказалось, Библию. — Что ж. Ты должен учить меня. Можно начать прямо сейчас.

— Ох, ты правда хочешь тратить на это время? — с какой-то толикой разочарования спросил Хэнк.

— Я должен. Или ты сможешь помочь, если меня обвинят в язычестве? Потребуют на память рассказать строфы из Писания…

Чарльз медленно погружался в свои воспоминания, стоило только понять, что Хэнк не опасен, на него словно нахлынуло темное и пьянящее чувство свободы, которого он прежде никогда не испытывал. Юноша потянулся к свече, скрытой за стеклянным куполом, и снял клетку пламени, даже не поморщившись от его жара. Вокруг свечи вился крохотный дух огня, похожий на раздутую искорку, пляшущую вокруг фитиля. Искорка то исчезала, проваливаясь в пространстве, то всплывала, снова нежась в жаре. Обычный светлячок, самый распространенный из духов, которых видел Чарльз. Он повел пальцами у самой свечи, и искорка потянулась к нему, пролетела между пальцев и вернулась на свое место.

— Я слышал о том, как священники инквизиции ищут неверных среди беженцев из моей страны. Из того, что когда-то было моей страной. Обычных и напуганных мирных людей. Их сбивают в стаи, возят в клетках. Проверяют. Спрашивают заповеди и задают другие глупые вопросы о вашей «единственно верной» вере, — он тихо и грустно хмыкнул, не сводя взгляда с духа. — Многие из людей Ирия даже не говорят на всеобщем языке. Но ты это знаешь и без меня. В моих землях верят в духов из других миров, которые могут приходить к нам. Они проходят сквозь ткань наших миров и находят свое пристанище. Живут среди нас и помогают, если могут. Какие-то живут в цветах, другие любят воду, есть те, что берегут огонь, и те, что стерегут души мертвых. Для каждого из них есть свое место и свое имя. И есть духи, хранящие мир и баланс в этом мире и стремящиеся его разрушить. В моей родной деревне были храмы духа Оробейн, который приносил благодать и спокойствие, а тетушки часто шептали мольбы Дварокс — духу мира и спасения. Наши воины почитали Гамота — духа хаоса и разрушения, одно его упоминание придавало им сил, а мирные жители, которые бежали от огня войны, шептали имя Элиар, что защищает путников. Чем это отличается от молитв вашему богу и вашим святым? Нас с детства этому учат, и это помогает жить. А затем приходите вы в своих алых балахонах, и незнакомым языком задаете вопросы о вашей вере и убиваете тех, кто не знает ответ или не соглашается отречься от своего наследия и пойти в послушники в ваши монастыри. Чтобы очиститься от скверны. Говорите, что духи леса — это выдумка, но ваш единый всевидящий Бог с погибшими давным-давно мучениками — единственная правда.

— Я всегда был против этих методов, — робко попытался оправдаться Хэнк, но Чарльз смотрел на него все так же холодно.

— Я учил Библию наизусть. Начинал как-то. Думал, если вдруг все пойдет не по плану, если меня поймают, но не поймут, кто я, то хотя бы смогу пройти допрос. Но тетушки считали это пустой тратой времени. А теперь я снова за книгами. Если пара строк мне чем-то помогут, я их выучу.

— Конечно. Я помогу Вам. Я… я могу выделить важное, наметить план обучения, ознакомить Вас с основами и обрядами.

— Хорошо. Но здесь же не только священные писания?

— Тут? Ох, нет, тут множество книг и дневников, записи со всей страны, множество историй, карт и планов.

— Я осмотрюсь и выберу что-нибудь для личного изучения.

— Да, конечно, — Хэнк резко закивал.

— Хорошо, — Чарльз неохотно заключил огонь обратно в его клетку и медленно вздохнул. — Мы будем заниматься здесь с утра и до середины дня. И ты не будешь задавать мне вопросов, — предупредил он священника, и тот едва не задохнулся от разочарования и так и хотел возразить, но Чарльз не дал ему такой возможности. — Не думаю, что теперь мое существование будет таким же тайным, как и прежде, но я не хочу, чтобы все узнали от тебя.

— Я буду молчать!

— Хорошо бы. Иначе я прокляну твой род, — Чарльз сказал это почти в шутку, но она возымела нужный эффект: Хэнк побледнел и вцепился в свои колени дрожащими руками. Порой людские суеверия могли помочь, а о гамаюнах было придумано и разнесено по миру очень много баек. И он бы хотел все их обсудить и поговорить о многом, но сам же себе и запрещал это делать. Слишком легко и быстро он проникся доверием к священнику и сам поражался своей наивности. Он до сих пор не мог полностью верить Эрику, даже зная о его намерениях и запутавшись в своих чувствах к этому мужчине, а теперь так внезапно был готов распахнуть душу для незнакомца. Опасно. Не стоит расслабляться. И определенно следует держать дистанцию с незнакомцами. — Хорошо. Тогда начнем наше занятие, — с натянутой улыбкой предложил Чарльз и жестом пригласил Хэнка встать, чтобы начать свою лекцию, и только после этого немого дозволения священник, словно ошпаренный, подскочил и ринулся к книгам.

— Д-да, конечно. Господин предупреждал меня о том, что я должен буду обучить его слугу всему необходимому, и я подготовил записи по языку и Священному Писанию, но тут также есть пометки по нашим обычаям и родовым древам знати, живущей при дворе…

— Начнем по порядку, — перебил его Ксавьер, надеясь, что парень не всегда говорит с такой скоростью, и это лишь последствия волнения. Иначе толку от такого учителя совершенно не будет.

***

День казался бесконечным, а корона — слишком тяжелой. Эрик знал, что большую часть времени придется заниматься разговорами и бумагами, и думал, что готов к этому, но за этот день ему пришлось выслушать столько проблем теперь уже его «великой» страны, что тупая боль в висках не давала покоя, а голова была переполнена новой информацией. Все оказалось куда хуже, чем он предполагал, теперь, зная цифры казначеев, размер долгов, число потерь и восстаний в их реальном объеме, а не в том, который был известен раньше, казалось, что весь Стратклайд просто бьется в предсмертной агонии, и если не разобраться с долгом заморскому Сах-Эту, то в скором времени их ждет еще одна война. И вот уже план Эрика о роспуске провинций из состава королевства казался не таким уж и разумным, когда появилось осознание того, насколько хрупки границы его новых земель.

— Посложнее военной тактики, не так ли? — с едва сдерживаемым злорадством спросил Страйкер, который даже после совета не желал отходить от нового короля.

— Немногим, всего лишь масштабнее.

— Но я не считаю разумным отсылать послов в Сах-Эт, тамошние нравы горячие, лучше бы Вам самому наведаться туда.

— Я не собираюсь покидать страну. Саммерс справится, я давно знаю его, а Азазель с его отрядом обеспечит необходимую ему охрану.

— Отправляете с ним своего рыцаря?

— В тех землях ему не понадобятся воины инквизиции, а корабельного священника будет достаточно.

— Это решать не Вам.

— Но я это уже решил, — Эрик резко остановился и встал прямо перед Страйкером, возвышаясь над невысоким главой инквизиции. — Я знаю, что Шоу слушал Вас и шел на поводу, гоняясь за демоническими письменами в поисках бессмертия и дара пророчества, но мне это не нужно. Так же, как не нужны Ваши советы и бесконечные походы, на которые Шоу отправлял лучших людей. Вместо того, чтобы вести войну, Вы с ним охотились за детской сказкой, и теперь мне придется разбирать развалины, которые Вы оставили после себя, — он понизил голос до хищного шипения, и на мгновение Эрику показалось, что его слова и правда отдаются от стен странным двоящимся эхом, которое, подобно извилистым змеям, падает на пол и струится по коридорам замка, впитываясь в его стены. Страйкер что-то возразил, но Эрик уже не слушал его, резко обернулся, ощутив на себе пристальный взгляд таких знакомых кровожадных глаз. Сердце сжалось до боли, и в сознании Леншерра уже ярким образом горело худое лицо Шоу и беспощадная жестокость в его глазах, налитых кровью, которое вернуло нового короля в тот самый шатер, а в руках вновь ощущалось худое горло Шоу, под кожей которого можно было почувствовать биение его уходящей жизни.