Портреты Пером (СИ)

– «Вошла ты, резкая, как «нате!», муча перчатки замш, сказала: «Знаете – я выхожу замуж»****, – медленно произнёс по-русски.

– Что это?

– Это? Мантра. Мне, так понимаю, надо порадоваться. – Поморщившись, дотянулся до альбома, вернув его на колени. Карандаш заскользил по листу, продолжая начатый рисунок. – Ну, где-то очень внутри себя я весь такой радостный.

Ага, собирался сказать что ухожу

Но кем надо быть ребёнка своего бросить

Мать вашу

Значит, подмена? Чужая фамилия? Но если ты меня бросишь – будет всё намного проще. Тебе, по крайней мере. Давай, девочка, я подыграю. Даже играть особо не придётся

– Я не считаю, что ты должен радоваться сейчас, но всё равно буду честной. – Теперь она смотрела в его глаза. Прямо и твёрдо. Хотя губы сжала, будто вот-вот расплачется. – Моему ребёнку нужно положение в обществе, хорошая репутация родителей. После – образование, статус и безграничные перспективы. Джон может это дать. И это – лучшее, что я могу дать нашему ребёнку. Саймил, никто не отнимает у тебя право отцовства. Джон будет отцом только на бумаге.

– Да что ты объясняешь? – Ещё несколько линий легли на рисунок. Первые он наносил жёлтым карандашом, а эти, синие, выявили резкие контрастные тени. На бумаге из линий проявлялся её силуэт – такой вот, сидящей на стуле, со сложенными на коленках ладонями. – Делай так, как будет лучше тебе и ребёнку. Это и сейчас… – Голос всё-таки споткнулся, но он заставил себя договорить, – и дальше – самое главное.

К синему карандашу прибавились чёрный, голубоватый, бледно-бежевый и тёмный, почти чёрно-коричневый. Весь набор Арсений держал между пальцев, чтобы были сразу в доступе.

Теперь она слегка улыбнулась. Села рядом, и, не имея возможности обнять, слегка прижалась плечом. Он боком ощущал её тепло.

Духи у неё были как прежде, терпкие и пряные.

– Хочу видеться с тобой время от времени, – ткнулась кончиком носа в его щёку. Слегка. Там ещё не до конца зажила гематома. – Джон – хам и зануда.

– Зелёнка на моё раздраконенное сердце? – Арсений, грустно хмыкнув, левой рукой приобнял её за талию. Рисовать это нисколько не мешало. – Лучше б выстрелом в упор уложила, а? – вполголоса, – знаешь, если тебя не будет больше недели, я сам влезу в твоё окно и хоть на час, но выкраду. Так что лучше вам поселиться минимум на двадцать седьмом этаже. Это чтоб мне залезать было интереснее.

– Главное, чтоб никто не увидел, – она повела плечиком. – Оказалось, что репутация – штука, которую не сдашь в химчистку. Порочить имя Джона после того, как он взял меня беременной, было бы слишком даже для меня.

– У меня опыт тихого лазанья в окна, забыла? – Не выдержав, он бросил карандаши поверх альбома и обнял её уже двумя руками. Уткнулся носом в шею, вдохнул тёплую смесь запахов духов и её кожи. Так было неудобно, только начавшие срастаться рёбра заныли, но ему было плевать. – Фолл, кстати, тоже рисует. Вам будет, о чём поговорить.

– Рисует, да? – Её мурлыканье было заинтересованным. – По нему не скажешь… Ну раз рисует, пусть, как в город поедет, проверит, как дела в моей галерее… Скажу ему, как от тебя выйду.

– Рисует… – Арсений слегка коснулся губами выступа её ключицы. Закрыл глаза. – Разбирается в литературе… играет на скрипке… – уже дольше поцелуй в шею, благодаря успевшие подзажить губы, и дальше, чередуя перечисление с поцелуями, гладя её пальцы, – ведёт дела огромной типографии… владеет кучей земель… на раз-два отшивает прессу… богат как падла… собственный фамильный особняк и родовое имя… – Он вздохнул и заставил себя отстраниться. Она теперь не его, минутой больше или меньше значения не имеет. – Сплошные достоинства. То ли закомплексовать, как думаешь, м?

– Вперёд. – Софи изящно высвободилась из жалких остатков его объятий. Встала, оправляя платье. – А если я сейчас не выйду, меня, пожалуй, четвертует твой любовник. Он предупреждал, что визиты к тебе затягивать… хм… как он это сказал… нежелательно. А если я задержусь, то точно затяну визит. Да и фрустрации беременным вряд ли полезны, как думаешь?

– Если Джим на тебя хоть косо посмотрит, я сам его… придумаю что-нибудь, – Арсений собрал по одеялу карандаши. Отчаянно остро захотелось её удержать. Схватить, притянуть к себе и не отпускать. Ни к какому Фоллу, который вряд ли сумеет сделать её счастливой. Вместо этого сжал пальцы на карандашах – недавно прооперированную ладонь резануло болью. Перо поднял голову, улыбаясь. – Но это на будущее. Прощаемся, или вам, леди Фолл, ещё можно будет меня навещать?

– Буду приезжать периодически. – Последний штрих – оправить волосы. – Ты не знаешь, надолго тут?

– Будь моя воля – как только смогу стоять, сразу обратно, – Арсений посмотрел на окно. Солнце ушло дальше, теперь в палату проникала только слабая полоса света. – Там меня ждут. Но этого Файрвуда я не знаю, десять лет ведь прошло. И вряд ли он отпустит меня тогда, когда я захочу. Так что с месяц я ещё точно проторчу на больничной овсянке.

Он отчеркнул ещё несколько линий на листе, в углу размашисто расписался и протянул ей рисунок.

– В благодарность за альбом.

Софи приняла его каракули, оглядела взглядом профессионала. Улыбнулась.

– Надо будет тебя поднатаскать. Хотя, знаешь ли, неплохо.

Привычным движением скатала рисунок в трубочку – чтоб не смялся, положила в сумочку.

– Всё, я, считай, ушла. Ты, кстати, планируешь с ним остаться? – Кивнула на дверь.

– С дверью? – Арсений сделал вид, что не расслышал. Подался вперёд и хлопнул себя растопыренной пятернёй в грудь. – Я?! Да я ж обожаю двери, просто жить без них не могу! Вот сейчас сниму с петель, обниму и никому не отдам. И ты ещё спрашиваешь? – Заметив, что она улыбнулась уже увереннее, Арсений хмыкнул. – Я попробую отпроситься в особняк. Райан говорил, будут проблемы, так просто назад не вернёшься… Придётся торчать в поместье твоего будущего муженька не пойми сколько. Приезжай туда, хоть на час. Я сам хотел попросить у тебя пару уроков по живописи.

– Сделаем.

Не прощаясь, она скрылась за дверью.

Арсений снова съехал по подушке вниз. Солнце совсем ушло, теперь в палате воцарились тени.

– А пофиг, – сказал он в потолок. – У меня зато теперь альбомчик есть. Вот.

Джим остановил постукивающую каблуками Софи в коридоре. Увидел, окликнул, после, подойдя, оглядел.

Ледяное спокойствие. Что аристократия умеет в совершенстве – так это держать лицо в любых ситуациях.

– Когда вы вышли, он лёг спать? – поинтересовался вежливо.

Она качнула головой.

– Когда я уходила, Арсений делал наброски. Джеймс, я рассказала ему... что было можно.

– Могу узнать конкретнее?

– Ничего запрещённого, – она отвела глаза и чуть сжала губы. Теперь было видно – взволнована, едва сдерживается. Старается дышать глубже. – Только о себе и нашем соглашении с мистером Фоллом. Он должен знать.

– Прошу вас, вам нужно выпить пустырник – одну таблетку – и поспать. Очень, – сделал упор на это слово, – прошу.

– Думаю, я вполне могу разобраться сама.

Она кинула на него последний не то злой, не то отчаянный взгляд, и пошла дальше.

Если Арсений теперь знает…

Боги, надеюсь, он в порядке

Джим всё это время не знал, как себя с ним вести. Он привык к Арсению до-особнячному, шёл с ним практически рука об руку почти пять лет. Он помнил Арсения перед тем самым моментом, когда их раскидало по временам – он вылетел из дома, у подъезда его ждало такси, и он заметил своего преследователя с синим зонтом на другой стороне улицы… Джим помнил Арсения после правления Мэтта, после всего, что пережили вместе. То был другой Арсений. Совсем. А этого Арсения, промежуточного, он успел подзабыть.

А журналисты шли и шли, а следователи донимали и донимали... Джим уже и забыл, когда в последний раз смог нормально выспаться. Хотелось тишины и покоя, чтоб Арсений наконец выздоровел и можно было немного расслабиться.

Расслабишься тут, ага. Да и как убедить себя, что дождался, когда на самом деле Перу самое сложное только предстоит?