Песнь о Гамаюне (СИ)

— Жди здесь и не пытайся бежать.

— Я помню, — на этот раз прозвучало раздраженно.

— Я позабочусь о тебе, — пообещал Эрик, прежде чем выйти в ночь под проливной дождь.

***

А паренек оказался с характером. И пусть это даже нравилось Эрику, он понимал, что именно из-за этой черты с Чарльзом могли возникнуть проблемы. Куда проще было, если бы он оказался обычным запуганным крестьянином, выполняющим ради сохранения жизни любые его поручения. Но вместо этого Чарльз сам ставил условия, да еще и попытался убить Эрика. Порез на шее пройдет еще нескоро, и в какой-то момент Леншерр был почти уверен, что свет синих глаз станет последним, что он увидит в жизни, но, слава Богу, у паренька не хватило духу завершить начатое. А судя по тому, как дрожали руки парня, Эрик решил, что он прежде вовсе не отнимал жизни, что было вторым редким для этих времен качеством, которые сочетал в себе юный демон.

Эрик распорядился узнать информацию о двух женщинах, и пусть Алекс посмотрел на него непонимающе, но задавать вопросов не стал. Раздобыть карету оказалось сложнее, и из-за этого пришлось задержаться в деревне на несколько часов, но многие были рады дополнительному отдыху, тем более с восходом солнца утихла буря, а в небе появились вороны, слетевшиеся на поле боя поживиться мертвечиной.

— Ваше Высочество! — Азазель нагнал Эрика, и тот дал отмашку ему говорить свободно, но прекрасно понимал, что Азу это порой давалось с трудом.

— Из-за чего такая задержка? Мы ведь через трое суток должны быть в столице.

— Мне нужна карета для перевозки пленного.

— Вашего благородного из Ирия? — живо заинтересовался рыцарь и положил руку на рукоять меча.

— Да.

— Разрешите спросить.

— Давай уже, — раздраженно кивнул Эрик и с угрозой покосился на боевого товарища.

— Во время Вашего вчерашнего допроса он случайно не обмолвился о других благородных? Может, кто еще прячется не так далеко, и у нас есть время поискать?

— С чего такой интерес?

— Вы же знаете, у меня молодая жена, а с деньгами последнее время сложно… А в честь турнира можно будет сбагрить безбожника церкви или продать его. Я слышал, какая-то матрона из Ирия ушла за хорошие деньги в один из борделей, так вояка, который ее словил, теперь живет и горя не знает. А это всего одна бабенка.

— У нас целый табор крестьян и воинов в плену, тебе мало?

— Их не так много.

— Просто сгинь, — рыкнул Эрик на Азазеля, и тот неохотно подчинился, а сам Леншерр вернулся в свой «дом».

Чарльз встрепенулся и едва не соскочил с кровати, но, заметив Эрика, немного расслабился и вернулся к своему завтраку. Юноша сидел, скрестив ноги, и очень осторожно разламывал кусок хлеба, морщась от боли. Его руки были перебинтованы, но раны пока еще давали о себе знать, и, хотя пальцы пострадали не так сильно, от каждого движения начинала болеть содранная до крови кожа. Эрик понимал, что ловкость рук вернется к Чарльзу еще не скоро. Но это было поправимо. В столице был лекарь, который мог ему помочь куда лучше их полевого врачевателя, а пока и так было нормально.

— Я раздобыл нам экипаж, поедешь отдельно от остальных пленников, — сходу сказал Леншерр, глядя, как задумчиво юноша ел хлеб.

— А потом? — осторожно спросил Чарльз и поднял на Эрика свои сияющие глаза.

— Мы прибудем в столицу, — Эрик неспешно направился к своему трофею, — и там какое-то время я смогу держать тебя у себя. Но лучше в первый же день встретиться с королем.

— Я скажу об отваре, только когда будем на месте.

— Ты понимаешь, насколько это важно? — Леншерр почти шипел, тихо опускаясь на кровать рядом с Ксавьером. — Если Страйкер прознает о тебе, я не смогу тебя защитить.

— Значит, он не должен узнать, — Чарльз пожал плечами, но Эрик видел, что юноше было страшно. — Ты узнал о них?

— Пока что нет. Но узнаю. Мои люди ищут их.

— Хорошо, — немного подумав, произнес юноша и опустил голову, но Леншерр успел заметить, каким пустым и встревоженным был его взгляд.

— В замке ты должен слушаться меня и выполнять все в точности как я говорю. Как приедем, я оставлю тебя под охраной. Ни с кем не говори, ни на кого не смотри. Я договорюсь о встрече, и сразу же сделаем твои глаза… Нормальными.

Чарльз только кивнул и отправил в рот очередной кусочек хлеба. Он слушал Эрика, но все его мысли словно застряли в прошлом, а будущее казалось таким далеким и невозможным, что то, о чем сейчас говорил Леншерр, могло бы даже не наступить. По крайней мере, Чарльз себя именно так и чувствовал. Словно он застрял меж времен, крепко впечатался в настоящий момент и не мог из него вырваться, будто раненная птица, попавшая в сети. Но так было даже проще. Не нужно было думать о том, что ждало его за этими деревянными стенами, что сделает с ним этот рыжебородый воин, что будет ждать его в столице и сколько времени пройдет, прежде чем он окажется на костре. Ведь даже если он поможет Эрику, а сам Чарльз толком не знал, что для этого сделать, не было никаких гарантий, что после получения Леншерром короны он сохранит благосклонность к «демону».

Ксавьер смотрел на сероватый кусок хлеба и сквозь саднящую боль в руках рвал его на части, но голода уже не испытывал, просто не мог сидеть и совсем ничего не делать, а это простое и бессмысленное занятие могло хоть ненадолго приглушить страх перед будущим, какого он никогда еще не чувствовал прежде.

Эрик посмотрел на застывшего Чарльза, словно в каком-то трансе мявшего хлеб в руках. Причин оставаться с ним не было. Он бы не смог сбежать и явно не хотел говорить, но сам Леншерр еще не до конца верил, что все это было правдой. Несмотря на предания, легенды и сказки, на проповеди Страйкера и его прихвостней на каждом углу и костры, на которых постоянно жгли неверных, несмотря на церковные подвалы, полные калек и одержимых людей, Эрик не верил в это по-настоящему. Пророки и уроды, которых церковь так быстро крестила демонами, были всего-навсего больными людьми. Леншерр видел их на кострах, видел в бою. Он даже встречал «ведьму», которую как-то поймали в столице, но и увидев синеву ее глаз, ни в какое сравнение не шедшую с сиянием глаз Чарльза, он не верил, что в этом мире была хоть капля чего-то мистического. С самого детства утратив эту веру, он полагался лишь на себя и свой меч, на то, что было осязаемо и реально. И потому все еще сидел на месте, глядя на мистического демона в своей постели, и сейчас он хотел лишь взглянуть в его глаза, чтобы еще раз убедиться. Но юноша так низко опустил голову, что и лица-то было не разглядеть.

Тусклый свет тек сквозь мутное окно, тонкой полосой ложился на кровать и заползал на колени юноше, освещал его перевязанные руки, бездумно сжимающие хлеб. Снаружи доносился шум лагеря и приглушенные крики птиц, но здесь было на удивление тихо. Настолько, что Эрик отчетливо слышал каждый вздох Ксавьера, и, казалось, стоило прислушаться как следует, и он смог бы разобрать даже стук его сердца. Он осторожно протянул руку и коснулся белого холодного лица, ощутил, как юноша дернулся и тут же отпрянул к стене, прежде чем Эрик успел поднять его лицо к себе.

Он вжался в стену и судорожно задышал, уставился на Леншерра сияющим взглядом, в котором читалось волнение и недоверие.

— Что? — враждебно спросил Чарльз, и Эрик тут же отстранился, сам не зная, как ответить на этот вопрос. Он перевел взгляд на грубое серое покрывало, на котором все еще стояла деревянная миска с остатками вяленого мяса и остывшей картошкой, и придвинул ее к Чарльзу, а сам поднялся на ноги.

— Поешь. Я вернусь за тобой, как прибудет повозка. И сиди тихо.

— Как скажете, Ваше Величество, — фыркнул Чарльз, но выглядел так же затравленно. Эрик еще несколько секунд смотрел на него, почти не видя, как юноша без особого аппетита доедал остатки пищи, а в его голове все еще эхом отдавались слова гамаюна «Ваше Величество».

***

Пыль кружилась в полосах света, а топот ног и голоса снаружи нагнетали тревожное ощущение. Мясо камнем лежало в желудке, и очень хотелось пить. Чарльз метался по пустому дому, словно зверь в своей стальной клетке, но достаточно было выглянуть в окно или прислушаться к тому, что происходило за дверью, чтобы вновь забыть о побеге, хотя мысль о нем все еще не покидала Чарльза. Он мог бы мечтать о том, чтобы сбежать и найти своих тетушек. Он бы хотел об этом мечтать, но еще в детстве не позволял себе тонуть в иллюзиях. Но и дальше ждать, что будет впереди, он не мог. Время словно ожило, а его сознание больше не было приковано к единственному моменту времени, но, сколько бы Чарльз ни пытался увидеть, что ожидало его впереди, перед глазами возникал сплошной туман, и от него становилось тяжело дышать.