Песнь о Гамаюне (СИ)

Такие истории слышал в детстве Чарльз, и он сильно сомневался, что детям из Змеиного царства или самого Альт Клута хоть когда-то говорили, что все они жители проклятой земли и были обречены от рождения.

Карету тряхнуло на очередном ухабе, а затем дорога началась на удивление гладкая, словно бархатная, а снаружи послышались голоса и приглушенный шум.

— Добро пожаловать в столицу, маленький демон, — весело поприветствовал Эрик, заметив, как Чарльз напряженно прислушивался к новым звукам.

— Это не ваша столица, а наш Альт Клут. Родина птиц и место зарождения великого Ирия прошлого, — скорее, себе, чем Эрику, напомнил Ксавьер, чувствуя, как от волнения начали холодеть пальцы.

— Только не ляпни это за Змеиным хребтом.

***

Самого города Чарльз так и не увидел, но старательно прислушивался к звукам, доносившимся снаружи. Он закрыл глаза и расслабился, позволяя окружающим звукам напитать его сознание и стать образами. Привычно, почти повседневно. Он слишком долго притворялся слепым, и теперь темнота была уютной и родной, а звуки четкими и острыми, и порой они могли рассказать куда больше, чем образы, которые он увидел бы глазами. С каждым вдохом он старался как можно точнее различить все запахи, привыкнуть к ним и понять. Он был хорош в этом и легко бы справился, если бы не странный озноб и усиливающееся с каждой минутой ощущение. Странное и поначалу незаметное. Ксавьер не мог понять его или точно описать, но, если бы потребовалось, он бы сказал, что это походило на оставляемые легким ветром на его теле маслянистые росчерки и на вязкую жидкость, по капле стекающую по коже и впитывающуюся в нее.

Пыль, пот, вонь рыбы и навоза, аромат цветов и свежей выпечки. Запахи смешивались и казались густыми, наполняли жизнь, словно приветствуя столицу, а звуки усиливались, и вот уже за обычным шумом раздавались радостные возгласы и приветствия. Много, так невероятно много!

Чарльз вжался в сидение и плотнее натянул капюшон на глаза, словно пытаясь оградиться от всего вокруг, но жизнь богатого города обрушилась на него и сдавливала со всех сторон.

Раньше Чарльз думал, что давно привык к толпе, но теперь понимал, что никогда по-настоящему ее не видел. Все те рыночные площади и кочевые группы бегущих от войны людей, все деревеньки, городки и села — все это и в сравнение не шло с густой и бурлящей жизнью здесь. Словно дрейфуя по холодному морю из страха, боли и отчаяния, Чарльз вдруг наткнулся на твердую землю, где было спокойно и безмятежно. И пусть на самом деле жизнь здесь вовсе не была такой, какой казалась, но именно таким было первое впечатление Чарльза, и ему захотелось от него укрыться, спрятаться в привычной серости, боясь оказаться у всех на виду, а сейчас он даже с закрытыми глазами, под прикрытием стен крытой повозки, чувствовал сотни устремленных на него взглядов. И это пугало до барабанной дроби в груди и гула в ушах.

Тихий смешок.

Чарльз ощутил движение воздуха и шорох одежды, а затем рядом с ним сел Эрик, и юноша приоткрыл глаза и подозрительно посмотрел на своего покровителя.

— Так шумно, потому что мы минули проездные ворота и попали на главную дорогу, а впереди нас знаменосцы. Не волнуйся, здесь принято так встречать воинов.

— Шумно, — Чарльз даже хотел закрыть уши руками, но вместе с тем так непривычно было слышать свист и ликование, восторженные крики и аплодисменты. Они казались неправильными и неуместными, когда его родную страну только что окончательно разорвали на части, а семью сожгли вместе с другими безымянными людьми, отказавшимися покориться Змеиному королю и его вере. Он слишком живо помнил поля, усеянные трупами, и костры из тел, пустые мертвые дома и звон сражений, чтобы вот так легко принять ликование тех, кто прятался за стенами и просто жил.

— Нельзя, чтобы хоть кто-то увидел твои глаза, пока мы будем добираться до моих покоев. Так что лучше вовсе закрой их и склони голову, я проведу тебя быстро.

— Неужели герой войны так легко и быстро сможет пройти? — удивился Чарльз. Если их так встречал обычный народ, то наверняка и в самом Черном замке поднимут шумиху.

— Да. И я распорядился. Ингредиенты для твоего варева будут у меня в спальне, так что ты сможешь подготовиться к встрече с Шоу. Надеюсь, оно действует быстро.

— Довольно быстро. Хотя я слишком давно его пил… — Чарльз нервно заломил руки, ощущая приступ тошноты. Желудок противно крутило, и в горле пересохло от волнения. И не столько от того, что он предстанет перед главой инквизиции и самим королем, которых любой из Ирия проклинал и мечтал убить, но и потому что вскоре он переступит порог первого замка древних Королей. Тетушка Джин так много о нем рассказывала, что теперь волнение только усиливалось. И ему было легче думать о каменных стенах и их истории, чем о том, что ждало его там. Так было проще и немного внушало ему ощущение того, что хоть что-то идет по плану, а не того, что он поднимался на эшафот, дабы сгореть в «священном пламени» на потеху толпе и во славу их местного Бога.

Они еще долго ехали по ровным улочкам, и шум толпы постепенно остался позади. Один раз они остановились, прежде чем их пропустили за внутреннюю стену, а затем поехали совершенно по другой части города. Тут дышалось легче, и воздух казался прохладным. Но ощущение маслянистости на коже усилилось. Чарльзу показалось, что с солнечной поляны они внезапно въехали в стену холодного немого тумана. И запахи здесь были совсем другие, большинство из них Чарльз не знал вовсе, а на улицах было тревожно тихо, и то и дело слышался чеканный шаг стражи. Это место понравилось Чарльзу еще меньше предыдущего, и он уже начал тихо, почти беззвучно молиться Дварокс, чтобы в замке не оказалось и того хуже.

Он не знал, как долго они ехали, но, когда повозка остановилась, он был уверен, что его вывернет наизнанку, и только благодаря силе воли и дрожащему в груди волнению пополам со страхом он смог сдержаться. Ксавьер слышал, как спешивался их конвой и как тихо переговаривались воины Эрика со стражей замка. Слышал шаги, приближающиеся к их повозке, ровные и звонкие…

— Сиди здесь, — распорядился Эрик и открыл дверь, вышел наружу.

— Не стоило встречать нас лично, святой отец.

— Брось эти глупости, Эрик. Пусть я не был с вами в бою, но молился каждый день о вашей победе и ничуть не меньше граждан рад вашему возвращению.

От этого голоса мурашки побежали по коже, и Чарльз прикусил губу, зажмурился, вжимаясь в сидение, пытаясь притвориться, что его не было вовсе, но именно сейчас сидеть тихо оказалось почти невозможно. Легкие начало резать холодом, и тошнота спазмами сводила живот. Чарльз прижал руки ко рту и запрокинул голову, стараясь глубоко, но тихо дышать, пока Эрик беседовал со священником, но с каждым словом этого человека, пусть даже Чарльз не мог понять их значения, дышать становилось все сложнее, и перед глазами начал расплываться сизый туман.

«Нет, нет, нет, нет! Только не сейчас!» — в панике подумал Ксавьер, чувствуя, как его начало трясти, а маслянистость с кожи пропитывала все его тело, проникая внутрь и заполняя все вокруг этим мерзким ощущением.

«Во славу Короля! Во имя Короны!» — прогудел хор незнакомых голосов в сознании Чарльза, а туман начал сворачиваться в образы, но словно делал это неохотно и с боем. Запах ладана и горящего воска. Чарльз ощутил, как ему давили на грудь, все глубже и глубже погружая в холодную воду, и вот он уже не мог дышать и отчаянно нуждался во вздохе, легкие горели все сильнее, а тошнота медленно убивала.

Он с трудом вырвался из подступающего видения и согнулся пополам, тело заломило от боли и спазмов, и юноша не смог с собой справиться. Живот сдавило новым приступом боли, и горло обожгло.

Он не знал, слышали ли снаружи, как он давился, но, как бы тихо он ни старался себя вести, вряд ли такое осталось незамеченным. А он без сил упирался дрожащими руками в грязный деревянный пол, и перед глазами все троилось, зато маслянистость пропала, и остался только холод.