Долгое прощание (СИ)

- А! - вскрикнул он. - Это снова ты! А чего прячешься?

- Да плавки забыл.

- На охоту без ружья...

- Ага. "Барышня-крестьянка".

- Ас Пушкин? Марина тебя узнала, но я решил перепроверить - вдруг маньяк.

- Пушкин - ас. Откуда у нас маньяки...Поехал я. Пока.

- Бывай.

Игорь не торопясь пошёл по тропинке леска, анализируя разговор. И детали его убеждали, что нет ничего между кокоринским внуком и приезжей красавицей. Или он сам убеждал себя, гася не столько ревность, сколько чувство потери.

Проводив деда, которому чуть полегчало, на службу, Игорь вымылся в бане холодной водой, оделся в чистое и элегантное и, аккуратно завернув правую штанину, покатил на турбазовскую дискотеку.

Веранда "Талона" шумела от музыки. Из мощных колонок Олег Газманов уверял всех присутствующих в наличие у него мыслей шальных и предполагал, что он уже не вернётся, ускакав. Врал, должно быть. Но девушкам и юношам в возрасте "тридцать пять плюс" нравилось потрясти тонким слоем первого осеннего жирка. Рокеры стояли в сторонке, брезгливо морщась от оскомины русской попсы. Игорь подошёл к ним, когда зазвучал Scorpions "Ветер перемен".

- Ну, хоть что-то человеческое, - проговорил один из мотоциклистов с французской бородкой и, изящно взяв мотоциклист-девицу за кисть руки, повёл её в медленном танце.

- Привет, Серж, - обратился Игорь к приятелю.

- Виделись сегодня.

- Ты позволишь пригласить твою девушку на тур вальса?

- S'il vous plaît, - ответил Серж удивлённо, - если mademoiselle не против.

- А если против? - дерзко и зло спросила mademoiselle.

- Я прошу... Je voue en prie...

- А по-русски?

Но Игорь уже взял её ладонь и повёл в круг.

- А по-русски, - сказал он, взяв девушку за талию, - я обещаю молиться. Тебе. На тебя. За тебя.

- И только? Тогда ступай в церковь, а не на танцы.

Какое-то время они танцевали молча. Игорь вдыхал запах её духов. Он как-то ей сказал, что любит парфюм с цветочными естественными ароматами, и сейчас от неё пахло лимоном и жасмином - была у неё такая туалетная вода.

- Может быть, что-то можно вернуть?

- Ты знаешь условие.

После ветреных песен вдруг поставили "Ты, ты, ты" вечного красавца Киркорова. Игорь, ненавидя эстраду, подтянул:

- Ты, ты, ты... Иначе никак?

- Я уже сказала.

- Обещай мне, что после этого сразу пойдём в ЗАГС!

Марина откинула головку и с тенью улыбки посмотрела Игорю в глаза. Он потянулся к её щеке и потёрся носом, вдыхая любимый аромат. Она чуть отклонилась, но не сопротивлялась, когда он губами потрогал её мочку уха с маленькой серёжкой.

- Так как?

- Как так?

- Я решил.

- Да?

- Да. Я не могу без тебя физически существовать. Ты что-то переделала в моём организме. Какой-то симбиоз случился. Если тебя нет - то и меня нет. В тот же вечер я умру, - подтянул он за Киркоровым.

Марина улыбалась, слушая эти приятности.

- Я люблю тебя. Ты согласна стать моей женой?

Она погладила его по щеке.

- Какой же ты глупенький. Конечно, да.

- А ты?

- Я тебя тоже. Только не серди меня больше. Никогда.

- Давай уйдём.

Марина отрицательно покачала головой, ласково глядя ему в глаза.

- Послезавтра. Родители уезжают в Псков в облздрав и опекунский совет. Послезавтра.

- Я не выдержу.

- И не вздумай... - она потёрлась сладостным бугорком о его джинсы. - Ты понял? Чтобы с ней у тебя всё получилось.

Они танцевали ещё. Под российскую эстраду, и под западную. Под Жанну Агузарову и Мадонну, под "Ксюшу, юбочка из плюша" и Status Quo "In the army now" - ассортимент песен у звуковика был странен и богат. Марину приглашали часто - Игорь любовался ею, не ревнуя. Он не думал о предстоящем, хотя в душе слабо болел какой-то нарыв. Но решение было принято. Окончательно. И отступить значило смерть. Но и принять... Он гнал эту мысль. "Я тебя люблю", - шептал он, когда её лицо обращалось к нему из толпы танцующих. Она в ответ посылала губами ему поцелуи. А Минаев из колонок пророчествовал: "Не нужны мне твои поцелуи-луи-луи..." Но разве пародии Минаева, даже с его предсказаниями, могли противостоять этой тонкой талии, этим стройным ножкам, этому лукавому взгляду - обещающему, волнующему, манящему.

- Пешком я не пойду. На твоём двурогом коне не поеду, - сказала она, когда танцы закончились. - Меня Серёженька отвезёт. - И, увидев игорево погрустневшее лицо, добавила. - И не ревнуй. Завтра встретимся и всё обговорим.

Она чмокнула его в губы и уселась на заднее сиденье "Явы". "Теперь осталось лишь молиться, чтобы не случилось чего по дороге".

6

В темноте Игорь заблудился. Вместо того чтоб поехать прямо через Луговку, он почему-то оказался на дороге в деревню Гайки.

- Еду, еду в чистом поле;

Колокольчик дин-дин-дин...

Страшно, страшно поневоле

Средь неведомых равнин! - бормотал, накручивая педали, Игорь. - Ладно. Проеду Бугрово, там после пруда есть тропинка на дорогу к Вульфам. ╛

И снова бормотал:

- Хоть убей, следа не видно;

Сбились мы. Что делать нам!

В поле бес нас водит, видно,

Да кружит по сторонам.

Страха не было, а вот тревога - тот самый болезненный нарыв - томила, ныла, мешала. И опять он плутанул: тропинку не нашёл, но появилась широкая проезжая колея, которая привела его к одинокой сосне. Место было знакомо. Высокое хвойное дерево скривилось однобоко, вытянув две огромные ветви, провисшие от тяжести густых иголок к земле. Противоположная сторона ствола до высоты трёх-четырёх метров была ободрана любителями сувениров. Сосна стояла посреди большой поляны на обочине дороги, но так виделось днём. А сейчас, в зареве красноватой луны, кривобокой, словно облизанное с одной стороны мороженое, к дереву из близлежащего неглубокого овражка тянулся, колыхаясь, язык тумана. "Вечером туман спускается, утром поднимается. Где физические законы? Где доблестные Кикоин и Кикоин и популярный Перельман?" Игорь бесшумно положил велосипед на траву и вошёл в овражек.

В тумане, белесом, как рисовый отвар, бродили мутные тени и слышались неясные голоса.

- Вижу: духи собралися средь белеющих равнин, - прошептал Игорь.

Туман редел с каждым шагом и, наконец, совсем рассеялся. И овраг закончился хорощо обставленным дворянским салоном, с креслицами, диванами, столами и столиками. Горела высокая люстра, уставленная многочисленными свечами. Горели свечи в канделябрах по углам.

- Скучно, господа! - капризно произнесла рыжеволосая Идалия ╛- Игорь её узнал мгновенно.

Толстый увалень в очках, серых панталонах и чёрном фраке с пышным жабо на груди, стоя рядом с Игорем, пробормотал, ни к кому специально не обращаясь:

- Нет ничего скучнее теперешнего Петербурга, даже простых шалунов нет! Квартальных некому бить. Мертво...

И взял со столика маленькое canapé. Игорь, оголодав после дискотеки и обнаглев после второй встречи с присутствующими, тоже взял канапушку - "По-польски ʽkanapkaʼ", - сказал он сам себе. Толстяк обернулся к нему.

- Вы позволите? - спросил Игорь и вдруг догадался: "Это же Дельвиг! Быть его здесь не может, он умер в тридцать первом году! Но как похож!"

- Сделайте одолжение, - удивлённо проговорил толстяк и поправил на переносице очки, разглядывая Игоря.

А тот хотел было положить "канапку" в рот, но вдруг вспомнил фольклориста Проппа: "Кто вкусил пищи духов, тот не вернется никогда". "Дельвиг" же, обернувшись к зале, пробормотал громким шёпотом:

- Смертный миг наш будет светел,

И подруги шалунов

Соберут их легкий пепел

В урны праздные пиров.

Игорь осторожно вернул бутербродик на место. К столику подошли, жуя, трое молодых людей, с чашками чаю на блюдцах тонкого саксонского фарфора. Жадно и торопливо они стали хватать канапушки и, не разбирая вкуса, запихивать их в рот.