Долгое прощание (СИ)

Утром, натирая спину деда спиртом и мазью, укутывая его собачьей шерстью и пуховым платком, Игорь пытался воспроизвести возможную цепь ассоциаций, однако ничего не удалось, кроме единственного вывода: криминалисты-графологи до сих пор не могут узнать руку автора "диплома". Хотя образцы письма и Нессельроде, и Геккерна, и Дантеса и многих-многих других сохранились. Теперь ясно почему: писали все. Шутники. Скучающая золотая плесень. "Убийство в восточном экспрессе". Все убийцы. Все приложили руку - и лицеисты, и университетчики, и друзья, и враги. Кто молчанием убил, кто просто скучал и, скучая, шутил. Кто-то из мести. Кто-то, чтобы скрыть свою любовную связь - флиртом с Натальей Николаевной. А ведь Пушкин второй раз наступил на те же грабли: в южной ссылке Воронцова подогревала влюблённость молодого поэта, чтобы скрыть свою любовь с Раевским. Кто бы написал сексуальную историю Российского бомонда пушкинских времён? Брачные дети - внебрачные, при муже с высоким положением - родить от другого... Брат, сестра, кузены-кузины, командир-полковник при молодой жене - преград никаких! Особливо для поручиков-кавалергардов. А Фёдор Толстой Американец, и вовсе с обезьяной сожительствовал. Что не помешало Пушкину просить его стать сватом у Гончаровой. Куда смотрела русская очень православная церковь? Тоже скучала? Ни собственная вера не останавливала, ни Синод. И всех вас гроб, зевая, ждёт. Зевай и ты.

И происхождения Идалии Полетики, Натальи Гончаровой (как мамы, так и дочки), канцлера Нессельроде Карла Васильевича весьма и весьма нечистоплотны с точки зрения блюстителей чистоты крови и веры. А уж если верны слухи, что Екатерина Великая произвела Павла от какого-то чухонца, то и род Романовых остался после этого лишь на бумаге. Вот он - демократический централизм: сверху донизу и снизу доверху. "Женись на ком хочешь, сынок, ничего. Не слушай отца, ты ведь сын не его". То-то в России так любят Роберта Бёрнса!

Мысли Игоря разбежались по дороге в Носово. Предстоящая "негоция" весьма его напрягала своей странностью и грязнотцой. Карамазовщиной и ставрогинщиной. И сам процесс, как ни представлял себе его Игорь, был тошнотворен и мерзок. "Потом зато женимся и всё забудем. В конце концов, античные греки не брезговали даже козами и овцами - и создали базис всей европейской культуры! Тем самым. Что "то самое" не стеснялись запечатлевать на своих греческих амфорах и горшках. Увековечивать. Грядущему веку в поучение и назидание. Так что и тебе не стоит вибрировать и трепетать, трепетный ты мой. Леви-Стросс описывал совокупление индейских девушек с трупами тотемных животных. Обряд инициации. Расслабься и получи удовольствие. Уговорил? Срамота. Нравственное гноилище. Я же не индеец. А зря...".

Игорь шёл к Марине. Шёл медленно. Первый раз ему не хотелось её видеть. Видеть-то он её хотел, если бы не мешало её сказочное "испытание героя". Помутилося синее море. Он присел на скамейку под старым дубом. В тени под ветвями висели мелкие мухи, как вертолёты, покачиваясь на одном месте. Зачем? С какой целью? Игорь протянул к ним руку - и они вмиг исчезли. И так же вмиг появились снова. "Может, здесь проход в четвёртое измерение? Мухи! Возьмите меня с собой, я хороший..." Он закрыл глаза. Хотелось плакать.

А Марина толкала коляску с сестрой вдоль улицы Носово. Её сопровождал Витя Колорадо. Двигались они в сторону пекарни, за которой спряталась голубая "Лада".

- Мы же с твоими родителями обо всём договорились, - тихо говори Витя. - Кажется, вопрос обмяли со всех сторон, что за новые тёрки?

- Так пусть родители этим и занимаются сами. Ты же, Витя, им башляешь, а организовала всё я, подготовила всё я, сделаю всё я - и останусь без мужа, без ленинградской квартиры, даже без денег.

- Мне этот базар надоел.

- А мне надоело эта дохлятина! - она с ненавистью толкнула коляску, - надоели отец с матерью, надоело жить в тупой провинции и видеть пьяные рожи и деток от этих пьяных рож. Я же много не прошу. А если базар надоел - отменяй. У меня будет всё - а ты ищи другой вариант.

- У меня нет столько денег.

- Не прибедняйся, Витёк! Машина, охрана, бизнес... Пара кубышек и полматраса есть. Ты моими руками загребаешь всё - я всё теряю. Шнурки мне ничего не отвалят.

Они молча проходили мимо Егора Осиповича, который сидел напротив сельпо, дожидаясь "часа волка". Он ни о чём не думал. Он молча курил, провожая глазами странную компанию. Едва они поравнялись с ним, как он громко высморкался в землю с двух ноздрей.

- Ты, свинья, мля, поосторожней тут... - обернулся к нему Колорадо.

- ...а я ...ообще в лебеду... Ты чё? Эта... - позвал он Колорадо.

- Ну?

- ...ы, ...ижу, при ...апитале. Тут бормотуху ...авезли, огнетушители по ноль-семь. Накинул бы ...а флакон...

Марина сказала зло:

- Вот среди такого отребья я всю жизнь жила, эти рыла я лечила, срач из-под них выносила - и жить с ними больше не хочу! Дай ему что-нибудь. Я, кажется, его видела в Дедовцах.

Колорадо брезгливо протянул купюру бывшему зоотехнику.

- Эта... - ответил он, - с ...лагодарностью ...пасибо.

Колорадо только сморщился в ответ.

- Итог таков, - сказала Марина, когда они прошли мимо Егора, - ты говоришь - да, я покупаю квартиру. Ты говоришь - нет, я выхожу замуж за квартиру. Правда, в первом случае теряю возможность уехать.

- Куда?

- По израильской визе отсюда. А Вене - передо мной весь мир откроется. Что получаешь ты? Наказываешь деда, становишься разводящим, крышуешь всю территорию. Не жмись, Витёк, ты без пальца, но не без мозгов! Бабки полетят к тебе стаей. Хочешь что-то получить, надо что-то вложить.

- Я уже вложился по-крупному. Медицинская карточка переделана, ВТЭК областной, чтоб её инвалидность поменяли, в ЗАГС, участковому. Знаешь, сколько это?

- Знать не хочу твоих проблем. Своих хватает.

Колорадо шёл и сопел. Сопел и думал. Мозги крутились с большой скоростью, просчитывая варианты.

- Что-то я не вижу, где твоё кидалово.

- Нет кидалова, Колорадо. Завтра уже настаёт сегодня. Решай. И дай денег хлеба купить.

Марина скрылась в пекарне. Витёк присел перед Лизой на корточки.

- Ну, что, свинины кусок? Скажи чего? Молчишь, вонючка. Ладно. Завтра - так завтра. Будешь счастливая. Может, даже родишь кого.

Колорадо опять посопел. Вернулась Марина. Лиза почувствовала запах горячего хлеба и издала какой-то жалобный звук.

- Отрежь ей горбушку.

Щёлкнул нож, Витёк вставил корку хлеба в жирные малоподвижные пальцы дауницы, которая с трудом поднесла руку ко рту и зачмокала, рассасывая.

- Есть у меня двушка рядом с Девяткино.

- Что? Опять деревня?

- Это метро "Комсомольская". Вечером привезу ордер на твоё имя. Жди.

- Не журись! Деньги - дело наживное. Я до одиннадцати на дискотеке. И если ты меня кинешь, дед про всё узнает.

- Тебе бы к нам, цены б тебе не было.

- Я подумаю над твоим предложением, - засмеялась Марина. ╛- Но за уважение - спасибо. Надоело дурочкой прикидываться. Я всё-таки закончила фельдшерское, знаешь ли. А когда всё кончится, у меня будет к тебе пара предложений по бизнесу. Тут денег, как нефти, только качай.

Колорадо щёлкнул зубами и гавкнул по-собачьи. Марина щёлкнула в ответ и гавкнула три раза. Оба засмеялись.

Но Игорь не спал. Его укачало на облучке рессорной брички. Барыня Наталья-матушка определила его при рождении в форейторы, а он и высоты боялся и от качки лошадиной страдал. Но вот же, приходится сопровождать, как какому-нибудь арапчонку, нонешнюю барыню Пушкину в проездах по светлейшей столице.

Да какая ж она светлейшая-то! Зима нынче выдалась - ни осень, ни зима. Низкие серые тучи одеялом накрыли и острова, и мосты, и самоё Неву. И ветер чухонский гонит тепло такое, что река то встанет, то откроется, да катит чёрную воду свою с серой шугой и загибается грязными барашками. И это на мои-то именины, субботнего Григория! Серый город. Всё серое, даже воздух. Задыхался в городе Григорий. "Просил же отпустить восвояси. Кажется, до Яропольца так пешим бы и дошёл. Так же нет: человеком тебя, говорит, сделаю, в училище отдам, будешь в коллегии заседать. Заседателя нашла! Есть аз да буки, и не надобны другие науки, ни в училище в этом страшном, ни в застенках этих казённых-каменных. Сидеть бы у печки да сухарь грызть!"