Долгое прощание (СИ)

Он вылез из воды, выжал под мостиком плавки. Подождал, обсыхая, ещё полчаса. Она не пришла. "Может, она на косу ушла к Савкиной Горке? С чего бы? И идти дальше, и тропка там по краю поля неудобная". И он отправился в Носово.

На окраине деревни его встретил пьяный со вчерашнего Егор Осипович, бывший зоотехник, с вечной не бритой, но и с не отросшей пегой щетиной. "Жорж, сын барона Жозефа д҆Антеса", - звал его Игорь про себя. Из дыр и дырочек Жоржева ватника торчала бывшая вата, какая-то серая кудель. Брюки, крупными швами зашитые на стыдных местах, заправлены были в грязные носки, а ступни обуты в резиновые галоши.

- Слышь-ко, ...горь, - заговорил Жорж Осипович, проглатывая звуки. - ... аптеку ...анфурики привезли...

- Что привезли? - не понял Игорь.

Егор Жозефович сосредоточился и произнёс медленно:

- Настойку боярышника. Фанфурики, - изо рта его разило никогда не чищенными зубами, да и весь он издавал такое амбре, что стоять рядом было затруднительно; его даже комары не кусали. - Ты бы докинул ...ару ...опеек, а? - съехал он всё-таки на обычную свою речь.

- А успеешь? - спросил Игорь, доставая кошелёк. - Расхватают же...

- ...а не томи! ...авай скорее! Пилять-ко до ...амых Гор!

Снабдив Жоржа Жозефовича рублём ("Уж лучше фанфурик с боярышником, чем клей ‟БФ""), двинулся по грунтовой дороге к дому, который снимали родители Марины. Не доходя метров двадцати до него, Игорь замедлил ход, всматриваясь. Возле ворот стояла давешняя голубая "Лада-Самара". Два знакомых жвачных пацана подпирали её синими джинсовыми задами. Игорь подошёл к ним. Они взглянули на него с любопытством.

- Это... - проговорил Игорь в недоумении. ╛- Чёй-то вас сюда принесло? Надеюсь, не свататься приехали?

Парни хихикнули.

- Свататься, свататься, - ответил один.

У Игоря захолонуло сердце: оно исчезло, а вместо него всплыл со дна какой-то булыжник. Открылись малые ворота для пеших и одиноких. Из щели сперва донёсся вопрос:

- Так мы договорились? И всё будет тип-топ? - спросил незнакомец.

- Насколько вам можно верить? Я имею в виду оплату?

- Дочь не подведёт?

Из ворот вышел Витя Колорадо. Правая рука его висела на перевязи из дорогого шарфа. Из забинтованной кисти руки торчали только три пальца. Он серьёзно взглянул на Игоря. Вслед за ним протиснулся отец Марины.

- Я всё подготовлю и дам вам знать, - закончил разговор Колорадо.

Он сел в машину за руль. Пацаны устроились на заднем сиденье. Сжав зубы от боли, местный мафиозик завёл машину.

Игорь повернулся к отцу.

- Вы что, Марину за него замуж выдаёте?

- Что вы, юноша, конечно, нет. Марина тут вообще не при чём, - и ласково пригласил зайти в дом.

Но выскочила Марина, сияющая лицом. Появилось в нём что-то, поразившее Игоря новизной. Лукавство, что ли? Цель существования?

- Куда идём? - улыбнулась она Игорю.

- Может, в Петровское?

- Да ну тебя! Музеи, музеи! Экскурсии, туристы. Иностранцы приезжают сегодня, не знаешь?

- Не знаю.

- Хоть из Прибалтики бы кто-нибудь... Ивар какой-нибудь Калныньш...

- Может, на озеро?

- Мне скучно, бес!..

- На базу, в ресторашку? - удивившись про себя знанием Мариной небольшого отрывка.

Потом сообразил, связав Калныньша в фильме Швейцера с цитатой; да и произнесла она слова пушкинского Фауста с киношной интонацией. Она похожа была на Маяковского: читать не любила - любила кино.

- Не сейчас. Пойдём на вчерашнее место.

- Мы тут, на мысе возле Горки позагораем? - вопросительно обратился Игорь к отцу.

- Бога ради! Бога ради! - замахал тот в ответ пухлыми ручками; даже губки его "бантиком" сладко до приторности улыбались.

Они пошли, пыля дорогой.

- Что вдруг твой отец стал таким ласковым и добрым?

Марина улыбнулась и зацокала.

- Я с ним переговорила вчера. Очень строго. Расписала тебя, твою честность, рыцарство и благородство. Квартиру в Ленинграде. Мама так обрадовалась, что они оба ошибались в тебе.

Звучали в её голосе какие-то театральные нотки, фальшивые и чуть вычурные.

- Они так квартире обрадовались?

- А это, знаешь, не так уж мало! Ведь нам надо будет где-то жить после свадьбы? Или ты передумал?

Игорь задохнулся. Тяжёлый булыжник испарился и превратился в яркий радужный воздушный шарик. Только задница горела от вчерашней крапивы.

- А ты не передумаешь?

Он схватил её за руку, повернул лицом к себе и просто утонул в её глазах.

- Синяки оставишь, арап, - она пошевелила запястьем. - Всё зависит только от тебя.

- Мэри, я в лепёшку...

- В коровью...

- Да ну тебя!

- Уже ссоримся?

Игорь подхватил её под коленки и закружил среди высокой травы перелеска.

- Пью за здравие Мэри, милой Мэри моей. Тихо запер я двери... Давай здесь спрячемся, а? - попытался он поймать её губы. - Пойдём... пойдём, - тянул он её с тропинки.

- Ни-ни-ни! Женись сперва, до свадьбы ни разика, - уворачивалась она.

- Ты с ума сошла? У нас же всё было уже. Я похож на сволочь?

Она вырвалась и побежала к мысу Сороти против Савкиной Горки. "Если она не полезет купаться, значит, у неё месячные", - решил Игорь, тяжело дыша.

Но он едва догнал Марину - она уже скинула с себя летнее платьице на одеяло-подстилку и ждала его:

- Раздевайся! Пошли в воду!

Стояла она тонкая, роденовская, родная и желанная, на фоне солнечного неба в своём цветном купальнике, и небо, и солнце воронкой-торнадо спускались к ней, и, казалось, раскинь она руки в стороны - возьмут они её туда, вверх, в свои небеса навсегда.

Игорь стянул джинсы, и они по пологому берегу, взявшись за руки, сбежали в Сороть.

- Я нимфу Сороти прославил, - кричал Игорь радостно, - и огласил поля кругом очаровательным стихом!

"Чокнутый на всю голову", - подумала Марина.

- Хочешь, в Тригорское съездим?

- А что там?

- Там имение Осиповых и Вульф. Там Пушкин встречался с Анной Керн. Там бывал Языков. "Да Языкова поэта затащи ко мне с собой погулять верхом порой, пострелять из пистолета..."

- А теперь что? Опять музей?

- А что бы ты хотела? - обиделся Игорь. - Танцплощадку? Можно на базу вечером съездить, если очень хочешь...

- Всё. Замёрзла. Пойдём загорать.

Маринка, скользя по траве, поднялась на берег. Игорь постоял в воде, обидевшись на неразделённую свою любовь к Пушкину, рванулся вразмашку к противоположному берегу по тихой синей речке. Он вылез напротив Городища и сел, обхватив руками колени - ветерок здесь холодом обдувал мокрое тело.

Берега маленькой, но великой пушкинской реки, заросли травой и мелким кустарником. Слава Богу, замыслы реконструктора-лауреата не простиралась до того, чтобы стерилизовать и Сороть. Зелёные в пояс поля колыхались; словно в такт им колыхались белые облака, сбежавшиеся к парочке влюблённых. Только парочку сейчас разделяла речка, тихая, синяя, с прозеленью в отражённых кустах. Солнце ещё не встало в зенит, и утренняя свежесть ненадолго прогревалась ясными бледно-жёлтыми лучами. "Скоро станет пасмурно, - подумал Игорь, - тучки небесные, вечные странники затянут всю красоту".

- Эй! - закричала с того берега Марина. - Ты чего меня бросил? Обещал умереть за меня, а сам даже не утонул! Возвращайся!

Игорь посердился ещё немного, но на неё нельзя было сердиться долго. "Ну, она такая - что делать? Я всё равно люблю её. И всегда буду любить". Он, оскальзываясь, вошёл в воду и рванулся обратно.

Они лежали на одеяле и разжёвывали зелёные молочной спелости колоски, охапку которых надрал Игорь, поднявшись в поле.

- Расскажи мне что-нибудь, - потребовала Марина, сплёвывая зелень. - Кто эти Осиповы и Вульф?

- Друзья Пушкина.

Игорь стал рассказывать неохотно, сомневаясь, интересно ли это Марине. Но, как всегда, увлёкся, стал горячиться, уходить в сторону, вдаваться в детали. Едва заговорил про Анну Керн, сразу осекся. Как бы этак рассказать, чтоб она уж совсем "блудницей вавилонской", как называл её сам Пушкин, не выглядела. С братом двоюродным, с Глинкой, с Дельвигом... Не считая мелких незнакомцев". Не стал он об этом Марине рассказывать. Хоть Пушкин и называл Анну Петровну даже "дурой"...