Любовь с первой строчки (СИ)

Прошел, наверное, час или чуть больше, прежде чем я увидела моего кумира. Бросилась навстречу, словно мы не виделись целый год. Но Чулаки оставался невозмутим, отстранен и, как мне показалось, несколько рассеян.

- Как машина, в порядке? - только и спросил.

- Вы хоть рады, что я приехала?

- Конечно, - все тем же бесцветным тоном, и мне подумалось, что на самом деле ему безразлично.

Наконец, обследование закончено, мы в машине, и у нас есть свободное время.

- Куда?

- Давай в центр, а там видно будет.

- Вы обещали показать мне башню поэта Иванова и еще дом Аллы.

- Тогда едем к Таврическому саду.

Паркуюсь в тихом переулке, примыкающем к саду, и мы выходим. Вот и угловой дом с башней, где в 20-х годах собирались Гумилев, Волошин, Одоевцева и другие поэты и писатели. Чулаки рассказывает о Волошине, о его любви к Маргарите Собашниковой, при этом называет ее "женщиной неземной красоты"

- Я, конечно не знаю, все понимают красоту по-разному - бормочу я мрачнея от фразы "женщина неземной красоты" - но я видела в Коктебеле бюст царицы Таиах. Собашникову считали похожей на Египетскую царицу, - недаром Волошин привез этот бюст из Франции. Если это так, то я вовсе не рискнула бы назвать ее красавицей.

Удивительно, но во мне заговорила ревность. Я ревновала Чулаки к Маргарите Собашниковой, к египетской царице Таиах, и, конечно же, к героине его романов - Алле. Меня поразила, пронзила ревность, - незнакомое прежде чувство! Обычно я рассуждала так: "Ревновать могут только суперкрасотки, модели, актрисы. Если им изменяют, бросают их ради другой, менее блестящей дамы - как должно быть им мучительно обидно за свое униженное достоинство, как должно быть больно и непонятно! Имея же внешность серой мыши, ревновать мужчину к красотке, я считала, не просто глупо, но абсурдно! Все равно что негодовать: почему человек предпочел новенький, лакированый BMW, нежели отечественную "Ладу".

Притормаживаем на Саперном переулке, возле дома Аллы. В повести "Хорошо, что все прошло" подробно описано безответное чувство, которое длилось много лет и принесло писателю много страданий. Смотрю на него выразительно: "Признайтесь честно, вовсе не хорошо, а очень даже плохо оттого, что все прошло?" Сейчас Аллы нет, она умерла несколько лет назад, именно так, как описано в романе "Харон".

Смотрю в его лицо и не вижу ни волнения, ни тревоги, кажется, воспоминания о прошлом уже не трогают его. Предлагаю как-нибудь съездить на кладбище, положить цветы на могилу Аллы, но Михаил Михайлович отрицательно мотает головой, ее могилы ему не найти. И добавляет то, что говорил не раз:

- Я живу настоящим и не думаю о прошлом.

Возвращаемся в Металлострой, и на предложение подняться и выпить чай, я соглашаюсь с условием, что мне разрешат посмотреть фотографии, все, что есть у Михаила Михайловича, включая детские.

Нина с готовностью выдвигает нижний ящик письменного стола, до краев заполненный снимками, и я, устроившись прямо на полу, окунаюсь в него с головой. Возле меня вертится рыжая Феня, мешает мне, тычется в колени, хватает за рукава.

- А ты, собак, молчи! - цитирую я "Книгу радости, книгу печали"

Вот детский снимок Михаила Михайловича: мальчик с умным лицом в очках держит на руках огромную пушистую кошку.

- Маленький вундеркинд! - восклицаю я непроизвольно.

Вот студенческие фото, много снимков со львом. (Тут же вспоминается "Приключенец")

Много фотографий писателей, политиков, и очень много снимков женщин, очень красивых женщин.. Я выбираю один и спрашиваю:

- Это и есть "вопрошающие глаза"?

Я имею ввиду повесть "У Пяти углов" и описанную там молоденькую девушку. Чулаки отвечает невнятно. Может быть, он уже забыл о той девушке в его повести, о ее глазах, которые он назвал вопрошающими. Закрадывается мысль, что повести и всех героев этих повестей и рассказов я знаю лучше, чем он сам.

Вот снимок известной актрисы 70-х годов - Натальи Величко - первой робкой любви писателя. Вот снимок Нины Берберовой из Баку. Тип эффектной, яркой блондинки. Ее уже нет в живых: после трагедии, случившейся в ее семье из-за льва Кинга, она вскоре умерла. Михаил Михайлович рассказал мне, как познакомился с супругами Берберовыми на юге, на пляже Пицунды. Они пригласили его к себе в Баку, и он согласился приехать. Занимался дрессировкой льва. Да, да, Михаил Чулаки, - интеллигентный, в очках, как сказали бы сейчас, "ботаник", - занимался дрессировкой льва! Даже снялся в фильме "Лев вышел на прогулку". Однажды у льва возникла вспышка агрессии, и Михаил Михайлович чудом остался жив. Я своими глазами видела шрамы когтей на теле Чулаки. После того случая он уехал из Баку, как оказалось, вовремя.

Где нет побежденных,

Там нет победителей,

Без тигров

Не будут нужны укротители,

Да здравствуют сложности

Страстного мира,

Пусть дни как кометы

Проносятся мимо,

Да здравствует пекло,

И ярость мгновений,

Да здравствует грохот сердцебиений...!

Еще снимки.. их бесконечного много, вот мой герой среди политиков, известных, примелькавшихся лиц, вот он выступает с трибуны, среди писателей, но где же снимок Аллы? Я видимо пропускаю ее фото как незначительное, и Нина, стоявшая за моим плечом, помогает мне. "Вот Алла" - говорит она, достав из пачки один, черно-белый, большого размера снимок. Я внимательно всматриваюсь в лицо на фото. Брюнетка, черты лица правильные, умный, внимательный взгляд, за которым чувствуется богатый внутренний мир. Долго всматриваюсь в лицо: ведь эту женщину любил сам Михаил Чулаки! Михаил Михайлович стоит тут же, за моим плечом и молча наблюдает за мной. "Красивая" - наконец, произношу я со вздохом и откладываю снимок в сторону. Нина торопливо дополняет мое заключение:

- В жизни она была еще красивее.

Я перебираю все фотографии, ни одной не пропускаю.. Откладываю в сторону один снимок Чулаки. Вот здесь он такой, как в жизни: весь ушедший в себя, очки сняты, взгляд устремлен в глубину своей мысли. Лоб, морщинка у переносицы, все говорит о напряженной работе мозга. Прошу эту фотографию для себя, и мне ее великодушно дарят.

Глава 13.

Презентация в БДТ,

5 ноября 2001

Все-таки Михаил Михайлович решил оперировать левый глаз, который почти не видел, и хотя врачи большого эффекта от операции не обещали, но и терять было нечего. По-прежнему писателю приходилось ездить в поликлиники, - и в творческую, и в Центр Зрения. Но вот настала пауза, звонки прекратились, и я загрустила. Начала копаться в себе, выискивая, вытаскивая из памяти все неудачи и промахи, начала фантазировать, изводить себя мелочами. "Все кончено! Ему надоела моя несдержанность и болтливость!" Быть собой при общении с близкими -- непозволительно: хочешь-не-хочешь приходится постоянно обуздывать себя, подстраиваться, из страха как бы "домашние враги человека" не взбунтовались и не отравили безмятежность моего духа. Оставаться собой рядом с любимым -- истинная роскошь, в которой я купалась, не задумываясь, как выгляжу со стороны. В наши редкие встречи я вела себя естественно, говорила только то, что думала, никогда не сдерживала своих эмоций, хотя спустя время и раскаивалась, сожалея о своей импульсивности.

Телефон упорно молчит, молчу и я. Изнываю от нетерпения, терзаюсь желанием набрать знакомый номер. "Выдержка, выдержка, выдержка.." - приходит на ум совет Татьяны Дорониной из популярного фильма. Наконец, звонок. Михаил Михайлович приглашает меня в БДТ на презентацию под названием "Человек года".