Жеребята (СИ)

- Это он бросил в ло-Игэа камнем! - сказал тиик - тот, с которым Игэа разговаривал о сэсимэ. - В тюрьму его?

- Нет, - ответил твердо Игэа. - Ко мне в имение.

Юноша, смерив фроуэрца ненавидящим взглядом, плюнул в песок. Тиик наотмашь ударил его по лицу.

- Не сметь его бить! - воскликнул Игэа и повторил: - Ко мне в имение.

...Тэлиай ахнула и всплеснула руками, увидев Игэа - с окровавленным лицом, прижимающего к щеке уже насквозь промокший от крови шарф Сашиа.

- Это ничего не значащая царапина, - протестовал он, пока Тэлиай и Сашиа почти силком тащили его в дом. - Мне надо поговорить с сэсимэ и этим мальчишкой, Сашиа! У меня мало времени!

- Игэа, не будь упрямцем! - говорила Тэлиай. - Тебе надо и умыться, и переодеться. Ты весь в крови - страх-то какой.

Потом Сашиа промывала глубокую, кровоточащую ссадину, тянущуюся от щеки до виска, а Игэа морщился и говорил, что уже довольно.

- Нет, Игэа! - отвечала Сашиа. - Наберись же терпения, наконец!

- Этого мальчика накормили? - спросил Игэа. - Пусть ему не причиняют никакого зла, слышите?

- Да уж, причинишь ему зло! - проворчал Нээ. - Чуть мне палец не откусил, волчонок!

Сашиа, закончив обрабатывать щеку Игэа, занялась пальцем Нээ.

- Ох, спасибо, милая госпожа! - сказал вольноотпущенник.

- Мкэ Игэа, родные этого юноши пришли, стоят на коленях у ворот, умоляют о пощаде, - сказал раб-привратник, входя.

- Впусти их, пусть сядут под деревом. И приведи сюда мальчика.

Приведенный юноша озирался по сторонам и был похож на молодого дикого зверя, которого обхитрили и загнали в клетку. Он окинул гордым взглядом комнату - золотые светильники на дорогих коврах, расшитые подушки и курильницы тонкой работы, столик из дерева луниэ, на котором Сашиа разложила лекарства для перевязки своего друга. Потом юноша гордо скрестил руки на груди.

- Здравствуй, - сказал Игэа. - Как твое имя?

- Я - Эарэа Зоа, - ответил с вызовом юный аэолец. - Это древнее аэольское имя и древний благородный аэольский род!

- Я знаю это, - ответил Игэа.

Юноша из рода Зоа перевел независимый взгляд с Игэа на Сашиа. Девушка приветливо улыбнулась ему.

- Тебя накормили, Эарэа? - спросил Игэа.

- Да, мне предлагали еду, но я не собираюсь ничего вкушать до самой смерти! С набитым брюхом умирают только фроуэрцы!

- Да как ты смеешь! - взвился Нээ.

- Вы, фроуэрцы, грабите мой народ, а потом раздаете хлеб беднякам! - в запале выкрикнул Эарэа.

- Раз так, то зачем ты швыряешь камни? Нет сил натянуть лук и пустить стрелу? - спросил Игэа.

Эарэа немного растерялся, но продолжал:

- Я не боюсь казни, Игэа! Прикажи посадить меня на кол, замуровать в стену!

- Дурачок, - вздохнул Игэа. - Твои сестры и мать плачут на улице... Если ты такой смелый, отчего не ушел к Зарэо?

- Он не взял меня, потому что у меня нет коня! Мы бедны, потому что вы, фроуэрцы, отняли у нас все! - глубоко вдохнув, выпалил Эарэа. - Вы ограбили нас!

- Что ж, только справедливо будет, если фроуэрец отдаст тебе часть награбленного... Дайте ему коня, а матери и сестрам - двадцать монет. И пусть их всех накормят, наконец!

Эарэа, окончательно растерянный и испуганный, смотрел на Игэа, не сводя взгляда. Фроуэрец подошел к нему и положил левую руку ему на плечо.

- Камни из пращи кидают только уличные мальчишки. Зарэо научит тебя стрелять из лука. А конь будет подарком от меня.

Недобрая весть

Поздно вечером Сашиа вошла в зал для молитвы. Аирэи там не было. Игэа один сидел на пятках перед огнем, закрыв ладонью лицо.

- Тебе тяжело, Игэа? - спросила Сашиа, опускаясь рядом с ним и тоже по-степняцки садясь на пятки. - Ты устал, и голова болит после удара?

Сашиа смолкла. Она не называла имен Аэй, Лэлы и Огаэ, и он никогда не называл имя Каэрэ.

- Ты видела тех сэсимэ, дитя мое? - спросил он, убирая руку от своего лица.

- Да, брат мой, - сказала она, поняв, что она, неожиданно для себя, назвала его братом.

- О, сестра моя! - тихо и обрадовано ответил он. - Сестра моя и друг мой! Как Анай и Фар-ианн... - тут он что-то сказал по-фроуэрски, и Сашиа поняла, что это - отрывок из гимна. - Сестра моя, друг мой... рэзграэдзэ га зэнсти... видишь, какой наш язык... он сложен для вас...

- Я плохо знаю его, - ответила Сашиа. - "Зэнсти" - это "друг"?

- Да! Как ты смешно произносишь фроуэрские слова, милое дитя... так мягко... - он погладил ее по волосам и произнес: - Зэнсти. "З" произносится почти как "д".

- Ты долго разговаривал с этими сэсимэ, Игэа... рэзграэдзи! - она назвала его братом по-фроуэрски. Он улыбнулся и обнял ее.

- Я верно произнесла? - спросила Сашиа.

- Верно, верно - родная моя, милая Сашиа... Эти сэсимэ - мои ровесники. Они были еще в отроческом возрасте подвернуты тому же наказанию, что и я - за то, что в их у кого-то в их семьях нашли книги карисутэ и речения Эннаэ Гаэ. Но мой отец был богат и влиятелен - а их отцы бедны. Поэтому мне просто ввели яд, и рука перестала действовать, а им руки - отрубили...

Игэа смолк.

- И я еще пенял на судьбу! - вырвалось у него. - Глупец...

Сашиа нежно поцеловала пальцы его правой руки.

За их спинами раздались шаги.

- Аирэи? Проходи! - сказал Игэа, но обернувшись, смолк на полуслове.

Перед ними стоял начальник сокунов в совпровождении воинов.

- Ли-шо-Нилшоцэа желает сообщить вам, о ли-шо-Игэа, советник отрасли правителя Фроуэро, благородного Игъаара, что из горячего желания рассеять печаль, тяготящую сердце наследника, в Тэ-ане будут проведены состязания по верховой езде. Знатнейшие жители выставили своих коней и всадников.

- Хорошо, - кивнул Игэа. - Это все, что ли-шо-Нилшоцэа велел передать мне? Благодарю вас. Вы можете идти.

- Нет, это не все, - продолжил сокун, плотоядно глядя на Сашиа, поспешно набросившую покрывало. - По обычаю, наградой победителю становится рука знатной аэолки. Иокамм справедливо решил, что знатнее воспитанницы советника благородной отрасли, наследника Игъаара, не найти.

- Что... что? - переспросил сначала шепотом, потом - переходя на крик, Игэа.

- Готовься к свадьбе, Сашиа, - подмигнул сокун девушке.

- Вон отсюда, - резко сказал Игэа, прижимая к себе Сашиа.

Сокун пожал плечами, и, бросив на столик из священного дерева луниэ запечатанный указ, обвязанный алой и черной лентой, вышел.

Всадник.

...И на рассвете Сашиа вошла в украшенный цветами шатер - и лицо ее скрывало синее покрывало, и ни одного украшения не было на сестре жреца Всесветлого.

Она вошла молча, отстраняя жестом рабынь, с поклоном подающих ей подносы с напитками, сластями и драгоценностями. Войдя в середину шатра она расстелила на земле белое полотно, скинула свои сандалии и встала на него босыми ногами.

Сашиа расправила свое покрывало, и оно стало похоже на два крыла новорожденной бабочки, только что вышедшей из кокона. На сестре жреца Всесветлого была простая белая рубаха до пят - и ни единой золотой цепочки, ни ожерелья из драгоценных камней, ни единого колечка, ни серег в мочках ушей.

Она воздела руки и долго молчала, взирая через открытый полог шатра на горизонт, над которым уже сиял край солнечного диска.

Она знала - сейчас из Тэ-ана тронулось в путь священное шествие. Она закрыла глаза и увидела высокого человека в длинной белой рубахе - такой же, как и на ней, без вышивки, - в простых сандалиях и льняной жреческой повязке на обритой голове. Он шел во главе процессии, опираясь на посох - лицом к восходящему солнцу. За ним рядами по четыре и пять шли младшие жрецы-тиики, облаченные в светлую одежду. Они вели в поводу коней и несли священные медные зеркала Всесветлого - медь ослепительно сияла в солнечных лучах, скрывая процессию от досужих глаз.

За тииками, ведущими жертвенных коней, шли жрецы Уурта. Факелы в их руках казались при свете дня темными головешками.