Жеребята (СИ)

Толпа возбужденно гудела, пока трех странников убивали на ее глазах.

Когда их тела, наконец, были брошены на окровавленные доски, никто уже не обращал внимания на то, что странному фроуэрцу в поношенном белогорском плаще удалось пробраться к самому помосту.

Нилшоцэа, сладострастно улыбаясь, разговаривал вполголоса по-аэольски с начальником сокунов. До Игэа долетали фразы:

- Это - только начало, о ли-шо-Нилшоцэа!

- Они признались в родстве с Аэй-степнячкой, наложницей Игэа Игэ?

- Нет, о великий жрец Темноогненного.

- А это, несомненно, они... быстро вы их казнили, слишком быстро, - нахмурился Нилшоцэа. - Вы проводили очную ставку с Игэа? - неожиданно сладострастие на его лице сменилось злобой.

- Проведем, - бодро ответил сокун.

- Уже, как видишь, поздновато, болван! - ядовито заметил Нилшоцэа.- Подайте мне носилки, надо навестить бедняжку Игъаара. Ни жив, ни мертв после своего мальчишеского поступка... как там Мриоэ?

- Ничего, сидит в подвале, скучает немного.

- В баню отвести его и одежду сменить, - фыркнул Нилшоцэа. - Обмарался поди, от страха. Передай ему, что великий жрец Темноогненного помнит его и навестит, не лишив своих милостей.

...А Игэа, незамеченный никем, приложил белый лоскут ткани к изуродованной голове младшего брата Аэй. Белогорское полотно мгновенно стало багряным. Игэа убрал его глубоко - под плащ и под рубаху - и капли теплой крови коснулись его кожи, трясущейся в ознобе...

+++

Был уже вечер, и тени от уличных факелов беспомощно бились на холодном ветру, когда в дверь дома кузнеца Гриаэ постучали. Старший сын кузнеца не сразу отпер, долго рассматривая пришедших через щель между досок.

- Это друг Аирэи, - наконец, сказал он кому-то и отворил.

Игэа и Сашиа - на них были простые, бедные одежды - поспешно вошли в сени и увидели рядом с сыном кузнеца Нээ, бывшего раба Миоци.

- Фроуэрец и дева Шу-эна Всесветлого? - раздался чей-то удивленный голос из темноты.

- Помолчи, - шикнул другой голос. - Это сам ли-Игэа и мкэн Сашиа.

- Проходите, пожалуйста, - сказал Нээ. - Мы рады вам. Пойдемте со мной.

Они прошли через нехитро украшенную горницу и вышли в маленький садик, обнесенный стеной. Нээ кивнул на лестницу, ведущую в подвал.

Игэа, а за ним и Сашиа, начали осторожно спускаться по истертым ступеням. Когда они оказались внизу, то в лицо им дохнул не запах сырости, а запах сухой и теплой земли.

Это был не подвал - вернее, не обычный подвал, где хранятся бочки и мешки с запасами на зиму и рабочие инструменты. Белый песок, принесенный сюда с берегов верховий реки Альсиач, толстым слоем устилал пол. На земляных стенах, укрепленных деревянными стволами негниющего дерева луниэ, мерцали простые светильники, полные масла.

В глубине, в темноте подвала возвышался камень - он был настолько бел, что светился во мраке. Сашиа и Игэа не сразу различили фигуру высокого человека, приникнувшего к камню-надгробию.

- Аирэи, - позвал Игэа первым.

Миоци, не удивившись, поднял над камнем свою обритую голову без жреческой повязки.

Игэа и Сашиа подошли к нему и стали на колени рядом с ним.

- Здесь, под этим камнем - Аэрэи Ллоутиэ, - сказал белогорец, касаясь белоснежного известняка.

Игэа расстелил на могильной плите "полотно молитвы" - оно уже было уже не алым, а темно-бурым, как осенние листья луниэ.

- Это кровь тех, кто разделил жертву Тису, - сказал Игэа. - Это - кровь братьев Аэй и моих.

Миоци поднял на него усталый взор.

- Я не карисутэ, Игэа. Напрасно ты думаешь, что я принадлежу к народу грез. Я здесь, потому что здесь мой Аэрэи, которого я пережил вдвое... Через семь дней я пойду к водопаду Аир. Они думают, - с его губ сорвался презрительный смех, - что я заколю там жеребенка, отнятого от вымени матери...

Он не договорил, снова коротко рассмеявшись.

- Иэ в Белых Горах. Он передает пожелания сил тебе... и мне, - сказал Игэа тихо.

- Я знаю. Нээ передал мне письмо от него.

- Мы с Сашиа думали, что это его схватили, - прерывающимся голосом сказал фроуэрец.

Миоци не отвечал, склонив голову на известняк.

- Отчего ты смочил в крови карисутэ священное полотно молитвы белогорцев? - наконец, с болью в голосе спросил он.

- Я белогорец, Аирэи. Такой же, как ты. И это - мое полотно, - ответил Игэа. - Я волен поступать с ним, как хочу.

- Это недостойно белогорца, - просто и печально ответил Миоци. - Оно должно быть белым, а на просвет... на просвет, против лучей солнца... должны проступать все плетенья нитей, как перекрестья.

- Здесь теперь видны все кресты. И самый главный - тоже, - ответил Игэа, зажигая светильник над гробом Аэрэи, и заговорил нараспев:

Сила Его

во вселенной простерлась,

словно начертание последней буквы

древнего алфавита

Аэолы и Фроуэро.

Сила Его держит весь мир,

Сила Его не изнемогает.

О Ты, Сильный -

что взывают к Тебе: "восстань!"?

Ведь воистину восстал Ты,

повернул вспять Ладью,

натянул Лук над водопадом Аир.

Пришел и не скрылся,

и не прятался Ты от зовущих Тебя,

открылся любящим Тебя,

возвеселил ищущих Тебя.

О Ты, Сильный -

воссиял ты

воистину!

- Откуда это? - быстро спросил Миоци.

- Из свитка, который Огаэ оставил его отец, - ответила Сашиа за Игэа.

- Это - гимн карисутэ? - снова спросил Миоци.

- Да. Но это еще и переделанный древний гимн Гаррэон-ну.

- Понимаю, - с легким раздражением ответил Миоци.

Разговаривая, они не заметили, что за их спинами стоят Гриаэ, Тэлиай, Нээ, сыновья кузнеца и множество других людей.

- Ли-Игэа, - сказал Нээ, выступая вперед.- Братья Цго стали свидетелями Тису. Ло-Иэ в Белых Горах. В Тэ-ане стало некому преломить хлеб Тису и пустить по кругу его чашу. Ближайший родственник братьев Цго - ты, ли-Игэа. Мы просим тебя. Не отказывай нам.

Игэа отступил на шаг, покачнувшись и едва не упав.

- Не отказывай нам, - попросил старший сын кузнеца.

- Я - фроуэрец, - негромко сказал Игэа.

- Мы знаем это, сынок, - мягко ответила ему Тэлиай, - и это не повод для стыда, о сын реки Альсиач.

- Пусть и не повод, - отвечал Игэа, и его светлые волосы казались золотыми в отблесках пламени светильников, - но мне не разломить хлеб.

Он расстегнул плотный кожаный пояс, и правая его рука упала как плеть.

- Зачем вы отправляете Игэа на помост для казни? - вдруг глухо спросил Миоци, полнимаясь от камня надгробия и выпрямляясь во весь рост. - О, карисутэ - какие вы жестокие!

Он подошел к Игэа и стал рядом.

- Слушай, Гриаэ, - сказал Миоци, и его гигантская тень заплясала на стенах священный танец в пламени светильников, - слушайте все вы! Слушай, Тэлиай! Ты подтвердишь мои слова, если им здесь не поверят! - он глубоко вздохнул. - Мои родители были карисутэ, мой брат, покоящийся здесь - свидетель Тису, как вы говорите, мой дядя - странствующий эзэт, тайный жрец карисутэ, он преломляет хлеб и пускает по кругу чашу. Мне, а не Игэа, по праву быть вашим жрецом.

Он перевел дыхание, и обнял Игэа за плечи - бледного от волнения. Он ощутил, как все тело его друга била дрожь.

- Эалиэ, - сказал он так тихо, что слышать его могли только Игэа и Сашиа.

- О, сынок, - с безысходной тоской проговорила в тишине усыпальницы Тэлиай. - О, сынок! Твоя правда, и тебе стоять на этом месте по праву и по справедливости... но ведь ты - не карисутэ, сынок. Мы не можем принять хлеб и вино из рук того, кто не верит, что Тису повернул Ладью вспять.

И она упала на колени и протянула руки к Сашиа. Гриаэ понял ее жест и закивал головой.

- Вот сестра твоя, Сашиа, дева Всесветлого! Она поддержит руку Игэа, она поможет ему преломить хлеб и пустить чашу по кругу!

- Да, пусть мкэн Сашиа встанет рядом с ли-Игэа! - сказал старший сын кузнеца. - О Сашиа, не откажи нам!