Жеребята (СИ)

- Нет, не ему... и не важно как его звали... Он не отвечал мне, как бы я его ни звал. И я отдал его символ, который раньше носил на шее, Сашиа, сестре Миоци - для нее он был отчего-то дорог, это знак ее богов...

- Сашиа верит в одного Великого Табунщика, в Повернувшего вспять Ладью, - перебил его Эна.

- Да? - удивился Каэрэ и остановился.

Эна тоже остановился и, обернувшись, внимательно глядел на него. Его дыхание было по-прежнему глубоким и ровным, словно подъем не стоил ему никаких сил.

- И было время, когда ты не молился никаким богам? - спросил, наконец, Эна.

"Как ему удалось угадать..."

- Да, ты прав, Эна! - ответил через силу Каэрэ - и его самого передернуло.

- А кому же ты молишься теперь? - продолжал Эна.

- Великому Табунщику, - твердо сказал Каэрэ.

- Я не знаю, кому ты был посвящен, Каэрэ, - промолвил Эна, - но если бог твой не был из свиты Уурта, то он открылся тебе в Великом Табунщике. Великий Табунщик открывает истинного Бога собою.

- Нет, он был не из свиты, - с печалью сказал Каэрэ. - Это тоже был один Бог, и рядом с ним не было иного. У него был Сын, говорят, что он умер и воскрес. Но все это - неправда. Он не живой. А Великий Табунщик - живой.

Эна все внимательнее и внимательнее смотрел на Каэрэ.

- Бывает так, - неожиданно начал он, словно говоря сам с собой, - бывает так, что степняк зовет Великого Табунщика, а Великий Табунщик не приходит, и степняк, глупый степняк, говорит: "Великий Табунщик спать делай! Что сделает, не знаю, может быть, совсем умер делай! Не встанет, наверное, больше он. Пока он спит, пойду-ка я, выливать делать буду кобылье молоко смуглому демону степи. Пусть смотри-смотри делай за скотом моим". Так глупый степняк говорит... Он хочет, чтобы Великий Табунщик делал, как степняк скажет, а ведь степняк сам должен идти, куда Великий Табунщик поведет. Великий Табунщик свободен, свободнее ветра, и весна его приходит, когда он захочет. А степняку надо, чтобы все было надежно и крепко, чтобы правила были. Но по правилам степняцким Великий Табунщик не живет, только смуглые и раскосые демоны степи живут по правилам. Им - молока, а они за скотом присмотрят. Если другой степняк побольше им молока наливает, они скот того, первого, бросают. Смешно это! Великий Табунщик т а к не хочет с людьми жить. Он разговаривать с ними хочет, а не кобылье молоко пить и пастухом у их стад работать. Он рукой махнет - все стада к нему сбегутся, соберутся со всей степи, сделают так, как он скажет. Он все может. Но он это - дарит. Он молоко кобылицам сам дает, вымя их наполняет, чтобы жеребята могли пить молоко, расти и бегать по степи могли. На что ему молоко в обмен на батрачью работу? Не хочет он, чтобы так с ним степняк поступал. Обидно ему, Великому Табунщику. Уходит он прочь, и молчит, и плачет, что не с кем говорить ему...

Эна замолчал.

- Я слышал, что Великий Табунщик умер и воссиял, - спросил Каэрэ. - Что это значит?

- Он - живой. Вот это и значат слова эти. "Воссиял" - значит, живой. Такой, которого Ладья смерти не унесет за горизонт. Он сам шагнул за горизонт, сам в Ладью шагнул, развернул ее вспять, натянул разноцветный лук...

- Я знаю эту песню, - встрепенулся Каэрэ.

Он явился, как Табунщик -

Жеребят своих собрать.

Эна радостно кивнул, и они запели - Каэрэ порой умолкал, так как не помнил все слова.

В день, когда о Нем забыли,

И не думали искать,

Он явился, как Табунщик -

Жеребят своих собрать.

Лук напряг Он разноцветный,

Повернул ладью Он вспять.

Кто сумел Его увидеть,

Тот не сможет потерять.

Усмирить сумеет воды

Повернувший вспять ладью -

О, светла Его дорога!

О, светла стезя Его!

О, табун неукротимый

Быстроногих жеребят!

Через море эти кони

Не промчаться - пролетят.

Он шагнул до горизонта,

Он шагнул за край небес

Натянул свои поводья

Как цветной небесный лук

Усмирить сумел он воды,

Перейдя через поток

Он, в расселины сошедший,

Жеребят Своих нашел,

Он измерил дланью небо,

Шагом землю обошел.

В день, когда решили люди -

Небеса навеки спят,

Он явился, как табунщик,

Собирая жеребят.

Перебросил лук чрез небо,

Повернул ладью назад,

Жеребят его копыта

По степной траве звенят

Усмирит морские воды

Повернувший лодку вспять.

Кто сумел Его увидеть,

Тот не сможет потерять.

- Так он - человек? - спросил снова Каэрэ, когда они закончили петь.

- И человек, и жертвенный жеребенок. Ты, конечно, знаешь историю о верном и неверном жрецах?

- "Если один неверен, то другой из них верен"? Я слышал, но не понял ее.

- Эта история толкуется так. Верный жрец - это сам Великий Уснувший. Когда никто на земле не верен, он приходит и сам становится жертвенным животным, чтобы земля была верна небу.

- Ты красиво говоришь, Эна, - сказал Каэрэ. - Где ты учился?

- Степняки учили меня ставить юрты, - задумчиво сказал Эна, - пасти коней. Учили, как не потеряться в степи в буран. Старый белогорец, ушедший в поисках Великого Уснувшего в степь, научил меня древнему искусству оживлять кости больных людей. Но о Великом Табунщике я узнал впервые от девы Всесветлого у водопада. И еще знаю то, что нельзя рассказать, но то, что сам Великий Табунщик открыл мне, - отвечал Эна.

- Посмотри! - вскричал Каэрэ в тревоге. - Это же Лэла - там, наверху! И Огаэ! Как они изловчились забраться сюда раньше нас?

- Эна, Эна! - девочка в синем платье бежала к ним навстречу. - Циэ сказал, что, когда Великий Табунщик был маленький, то он лепил из глины маленьких птичек... и лошадок... и они оживали!

- Это, быть может, и правда, - серьезно ответил Эна, протягивая к ней руки.

- Эна, а еще Циэ говорил, что Великий Табунщик, когда был маленький, убивал тех детей, с которыми он играл, когда они его обижали, - добавил стоящий позади Лэлы Огаэ.

- Это - неправда, - твердо сказал Эна. - Это выдумка степняков. Не надо верить всему, что говорят о Великом Табунщике.

- А как же узнать о нем? - продолжал спрашивать Огаэ.

- Надо сердцем знать, какой он, - ответил Эна и улыбнулся. - Ты научишься когда-нибудь... В степи много небылиц говорят о Великом Табунщике... Никогда он не убивал и не убивает, каждый, кто его встретил, это понимает.

- Но это же страшно - встретиться с ним? - упорно спрашивал и спрашивал ученик белогорца.

- Да - страшно. Жеребенок Великой Степи велик и страшен, потому что он - живой. Когда он взирает на человека своими дивными, прекрасными очами, полными любви и страдания, от его взора гибнет смерть. И если ты пропитан смертью, то встреча с Великим Жеребенком полна боли, потому что он уничтожает своим взором смерть в тебе, поворачивает Ладью вспять.

- Я бы перетерпел эту боль, - серьезно сказал Огаэ.

- Ой, чуть не забыла! - завопила Лэла. - Мы там видели Каэрэ, он нарисован на скалах!

- Он не нарисован, Лэла, - поправил Огаэ девочку с видом старшего брата. - Там, на скалах, выбиты изображения многих людей, а один, самый главный - похож на Каэрэ.

- Самый главный, говоришь? - попробовал засмеяться Каэрэ. Он посмотрел на Эну - на лице того не было и тени улыбки.

К ним тем временем взобрался запыхавшийся Циэ.

- Вниз ходи делай! Опасно здесь ходи делай!

- Зачем ты оставил Аэй одну? - строго спросил Эна.

- Город проклятый, скалы проклятые, не ходи делай туда! - не обращая внимания на слова Эны, продолжал Циэ возбужденно.

- Циэ, забери детей и иди к Аэй, а мы с Каэрэ пойдем дальше, - отвечал ему Эна. И в повороте его головы с разметавшимися огненными волосами, и в орлином профиле было что-то такое, что Циэ смолк и перестал махать руками.